войну не вмешивалось. Это по старой версии «Илиады». Новую версию я даже читать не стал, не хотелось расстраиваться.
Если хоть немного подумать, то независимый город на побережье для хеттов как кость в горле. Только раньше Троя была слишком сильна, чтобы хетты могли ее завоевать или уничтожить. Теперь же у них есть прекрасная возможность. Троя измотана долгими боями, да и ахейское войско выглядит не лучше. Хеттам только не следует торопиться. Им надо выждать, пока Троянская война закончится, а потом быстро разгромить уставшего победителя, кто бы там ни победил.
Хетты в трех днях пути?
Думайте, ахейские герои. Вы можете взять Трою, но что вы будете с ней делать, если у вас в запасе всего три дня? День на штурм Трои, день — на грабеж, и еще день, чтобы погрузиться на корабли и убраться отсюда.
Вожди опять препирались. Они больше ссорятся друг с другом, чем воюют. То добычу поделить не могут, а то целыми днями обсуждают, как им воевать дальше. Вот, опять взял слово Лаэртид.
Мое внимание привлекла картинка на другом мониторе. Скейские ворота были открыты, и из них выезжали три колесницы. Я вывел изображение на основной экран и опознал в пассажирах Энея, Гектора и Циклопа. Судя по всему, они направлялись в лагерь ахейцев. Что самое странное — армия за ними не шла.
Лучший расклад для Гермеса и его компании, это если троянцы раздолбают ахейцев, а потом падут от рук хеттов. Тогда получится, что троянцы Зевсу не покорились, а с другой стороны, лишних свидетелей нет.
Самому же Зевсу требуется, чтобы ахейцы растоптали сначала троянцев, а потом хеттов, что не очень вероятно есть.
Самый логичный исход казался мне таким: ахейцы побеждают троянцев, а потом либо драпают к себе, сгибаясь под тяжестью награбленного, либо умирают под хеттийскими мечами.
Хетты не дураки. Вряд ли они будут атаковать до тех пор, пока на поле сражения не останется только одна армия. Я бы на их месте не стал. Это же чистая арифметика.
Взгляд на часы. Новая порция записей должна прийти через тринадцать минут. Теперь из лаборатории их выносит тройка парней в бронежилетах и при импульсных винтовках.
Телефонный звонок. Кого еще…
— Дэн?
— Макс, ты совсем обалдел мне сюда звонить? Ты ж меня спалишь…
— Убирайся оттуда к черту! Немедленно!
Вне всякого сомнения, все телефоны сотрудников прослушивались, и Макс это знал. Только одна причина могла заставить его нарушить секретность.
Я бросился к двери, но за ней меня уже ждали двое боевиков Хенриксона. Или они умеют открывать дромосы, как Гермес и прочая олимпийская шушера, или были приставлены ко мне с самого начала, как только я поговорил с Гермесом и будущим верховным жрецом Аполлона.
— Куда-то торопишься? — спросил один из них. Лицо его было скрыто бронешлемом, но я был уверен, что он улыбался.
— Ага, — сказал я. — Кое-где намечается пожар.
Я хотел добавить к этому что-нибудь еще, более остроумное, но не успел, ибо в следующую секунду в здание врезался самолет.
— Есть еще кое-что, о чем бы я хотел поговорить с вами, воины! — рявкнул Диомед, и встревоженный гул голосов смолк, как будто рубильник выключили. — И это кое-что — боги Олимпа. Я…
Страшный грохот донесся со стороны моря. Десяток кораблей, кажется, это были корабли микенцев, взлетели на воздух, словно кто-то взорвал под их днищами глубинную бомбу, и грудой обломков обрушились на лагерь.
На небе только что не было ни облачка, и вдруг разом, в мгновение ока, сгустились грозовые тучи.
Ой не к добру это.
— Олимпийцам нужна эта война! — сказал Диомед. — Именно по их воле…
Еще десяток кораблей отправились в воздух. Удар был такой силы, что они перелетели лагерь и упали в долине, там, где ахейцы и троянцы уже привыкли убивать друг друга. После второго раза только дурак не связал бы это событие с той речью, которую вознамерился произнести бешеный аргосец. Боги явно не хотели, чтобы он договорил.
Но и молния все еще не била в него с небес. Диомед был нужен Зевсу для того, чтобы принести Громовержцу последнюю жертву. Трою.
А потом море расступилось, как, наверное, расступалось оно перед Моисеем. Только вместо ветхозаветного пророка из воды выходил сам Владыка Глубин и Колебатель Тверди, и земля содрогалась от каждого его шага.
Ростом он был метра под три, насколько я мог об этом судить. Огромный, мощный, почти квадратный. На нем были доспехи и плащ, все цвета морской волны. В руках он держал гигантский трезубец.
Предварительные ласки кончились. Сейчас нас будут просто иметь.
Посейдон вышел на берег, походя пнул валяющийся на песке корабельный шест, деревянный, окованный медью, около десяти метров длиной, и тот улетел метров на сто, снеся несколько палаток. По- моему, были жертвы.
Волны сомкнулись за спиной Посейдона.
Сейчас он должен сказать что-нибудь банальное, подумал я. Трепещите смертные, я пришел, или что-то в этом роде.
Но он ничего не говорил. Просто стоял на берегу и смотрел на нас.
— Мы умираем здесь, исполняя волю богов! — крикнул Диомед. — Кровавых, жестоких, неблагодарных богов, богов, которым мы приносили жертвы и отдавали свою веру, взамен получая только смерть! Где герои прежних времен? Где Персей, Беллерофонт, Тесей, Ясон и многие другие, где люди, которые выполняли волю богов и проливали за них свою кровь? Они были предательски убиты в спину или умерли в нищете и безвестности! Говорят, что величайший из героев, Геракл, был вознесен на Олимп, но кто это видел? Что у нас есть, кроме слова Зевса? — Аргосец твердо намеревался договорить до конца. — Того самого Зевса, что обманом проник в спальню Амфитриона и, приняв его облик, буквально изнасиловал мать будущего героя?
Вот и молния. Но ударила она не в Диомеда, а в его корабль, и тот за считаные секунды превратился в угли и пепел.
Странно, но паники не было. То ли греки понимали, что бежать от гнева богов бесполезно, то ли война выжгла из их сердец страх. Наверное, я тут единственный трус.
А в небе над замершим с трезубцем Посейдоном, опираясь только на воздух, стоял Зевс, и очередная молния билась в его руках.
— Доблестный Алекс Викторид…
Интересно, а я тут при чем?
— …сказал мне вчера мудрую вещь. Он сказал, что мы верим не в тех богов, ибо боги Олимпа не заслуживают нашей веры!
Все.
Это конец. Такой фразы Диомеду, будь он даже трижды ванакт и четырежды богоравный, уже не простят. Аргосец бросил вызов небу, сделав это в присутствии самого неба, и вызов не может остаться без
