не требовалось. — Иначе бы ты не поверил во всю ту чушь про бродяг, которую я нес днем. Густав поверил, но наш не отягощенный интеллектом сокамерник поверит даже в страну цветочных фей, если о ней расскажу я. Ты не крестьянин и не ремесленник, это видно по твоим нежным ручкам. И ты даже не из купеческого сословия, потому что слишком умен и немного разбираешься в военном деле. Ты ведь из дворян, верно? И не просто так отправился в долгий пеший путь по дорогам континента?
— Почему мне надо отвечать? — спросил я. — Сам ты кто такой, что задаешь мне вопросы?
— А еще я не мог не заметить, когда ты узнал о том, что Кларенса подозревают в связях с магическим сообществом, тебе явно хотелось с ним о чем-то поговорить. — (Он же лежал лицом к стене, как он умудрился хоть что-то разглядеть? Или у него глаза на затылке?) — Может быть, ты не дворянин? Может быть, ты и сам из магов?
— Так сдай меня инквизиции, — предложил я.
— Вряд ли этот шаг удовлетворит мое любопытство.
— Тебе и твоему любопытству придется смириться с тем, что я ничего вам обоим не скажу.
— Когда я задаю вопросы, я обычно получаю на них ответы, — сказал Ланс. — Рано или поздно, но получаю.
— В таком случае, к терпению тебе не привыкать.
— Поздно в данном случае может быть для тебя, — сказал Ланс. — Впрочем, как знаешь.
Он на прощание еще разок вонзил локоть мне под ребра и отвалил на свое место.
Испортил мне весь сон, скотина. Я ж теперь буду до утра думать над этим странным ночным разговором и не смогу заснуть… — …пни нашего юного друга, а то он проспит завтрак.
— Я не сплю, — быстро сказал я, на миг представив, что будет, если Густав примет слова Ланса как руководство к действию и на самом деле попытается меня пнуть. У меня еще прошлые синяки не зажили.
На завтрак была каша. Ну вроде бы каша. Из чего ее варили, я определить так и не смог. Какая-то бесформенная серая масса в миске, совершенно неаппетитная на вид и совершенно безвкусная.
Пришлось запивать ее водой, чтобы хоть как-то протолкнуть внутрь. Если Ланс не ошибается насчет того, что нас ждет, а вряд ли он ошибается, надо есть все, что дают, чтобы поддерживать себя хоть в какой-то форме. Конечно, шансы выжить увеличатся не сильно, но все же…
Ланс первым прикончил свой завтрак. Сегодня он опять был разговорчив и жизнерадостен.
— А вот скажи мне, Густав, существует ли для тебя принципиальная разница, кто будет управлять страной, в которой ты живешь — Гаррис, а точнее, кто-то из его наместников, или же кардиналы из Церкви Шести? — поинтересовался он. — Хотя кого я спрашиваю? Ты же уголовник, асоциальный элемент, налогов все равно не платишь и законов не соблюдаешь.
— Я не всегда был конокрадом, — оскорбился Густав.
— А кем же ты был?
— Я торговал лошадьми.
— Прогресс твоей карьеры налицо, — сказал Ланс. — И что заставило тебя встать на скользкую дорожку?
— Церковники рек… ревизи… забрали моих лошадей в пользу своей церкви, — сказал Густав. — А в этих лошадок были вложены все мои деньги.
— То есть ты остался без средств к существованию и тебе надо было как-то выживать? — уточнил Ланс. — Что ж, сначала церковники забрали у тебя лошадок, твое единственное средство обеспечить себе достойную благопорядочную жизнь, а теперь они хотят, чтобы ты убивал ради них. А точнее, чтобы ты за них умер, несмотря на то что они сделали тебе много плохого. Ирония судьбы заключается в том, что так и будет, и при этом ты будешь сражаться с солдатами Империи, которые тебе ничего плохого не сделали.
— И к чему ты ведешь? — нахмурился здоровяк.
— Я просто поддерживаю светскую беседу, — сказал Ланс, — Для кого-то война является искусством, для кого-то ремеслом, а для кого-то легким путем покинуть этот мир, вот и все.
— И что война для тебя? — спросил я. — Искусство или ремесло?
— Я занимался войной на всех уровнях, — сказал Ланс. — В какой-то момент моей жизни война и была самой моей жизнью. Я даже долгое время думал, что мне суждено умереть в бою.
— А сейчас ты так не думаешь?
— Нет, — сказал Ланс. — Сейчас я так не думаю. Такие, как я, обычно умирают какой-нибудь глупой смертью. В лучшем случае меня уложат ударом в спину в какой-нибудь трактирной потасовке, которую и боем-то приличным не назовешь. Но и этот способ уже кажется мне весьма сомнительным. Впрочем, мне все равно.
— Ты только и говоришь, что о нашей смерти, — возмутился Густав. — Как будто тебя с нами не будет.
— Да куда ж я денусь? — ухмыльнулся Ланс. — Чужая страна, чужие интересы, чужая война… Отчего ж не повоевать?
— А ты вообще откуда?
— Издалека.
— На тхайца ты не похож. С одного из островов?
— Можно и так сказать.
На тхайца он не был похож совершенно, это факт. Но и на кого-то из островных жителей тоже. Еще недавно Тирен был дипломатической столицей нашего мира, и мне казалось, что я видел представителей всех стран и континентов.
Странно.
Разговаривал Ланс совершенно без акцента, и у меня даже не возникала мысль о том, что он откуда-то издалека.
Многое повидал — наверное. Участвовал во многих войнах — тоже может быть. Но вот то, что он не является жителем Срединного континента, весьма сомнительно.
Или когда он говорил «издалека», он просто имел в виду какую-то далекую провинцию, какую-нибудь глухую дыру, которую и на карте-то не найдешь? Я не стал спрашивать. Все равно не ответит или ответит так уклончиво, что лучше бы вообще ничего не говорил.
Он все время вел какие-то странные разговоры, и я бы не удивился, если бы в итоге Ланс оказался служителем Церкви Шести, специально подсаженным в нашу камеру для сбора информации. Хотя тут и было слишком мало народу и вряд ли церковники могли подозревать меня или Густава в каких-то страшных преступлениях, но все же я не сбрасывал со счетов такую возможность.
Он постоянно разглагольствовал о том, что все плохо и мы все умрем, но совершенно не выглядел подавленным. Наоборот, с каждым лишним днем, который, по его уверениям, приближал нас к «аду на земле», он становился все оживленнее и активнее. Даже пару раз проделал какой-то комплекс физических упражнений, чтобы, по его собственным словам, «быть готовым к мясорубке, которая нас всех ждет».
А мясорубка не заставила ждать себя слишком долго.
Через шесть дней после того, как на костре казнили Кларенса, заключенных вывели во двор, предварительно заковав в ножные кандалы. Было хмурое сырое утро, а на стенах стояли хмурые арбалетчики в отсыревшей одежде.
Заключенных оказалось всего несколько сотен. Сильное подспорье в бою, ничего не скажешь. Похоже, дела Каринтии обстоят совсем плохо.
На земле лежала длинная толстая цепь.
— Ну да, — буркнул Ланс, оказавшийся у меня за спиной. — Чего-то в таком роде я и предполагал. Со скованными ногами-то биться куда сподручнее. Особенно когда справа и слева лежит по трупу, мешающему тебе сдвинуться с места.
Видимо, местное церковное руководство придерживалось такого же мнения, потому как скоро во дворе появился угрюмый кузнец, и в результате его нехитрых манипуляций все заключенные оказались скованными одной цепью.
Гипотетические шансы на выживание стали еще меньше. Если убьют хотя бы треть всех моих товарищей по несчастью, остальные не смогут даже убежать, ибо мертвый груз повиснет у них на ногах.
