может только ментоскопирование. А сей процесс требует времени.
— Есть новости о Магистре?
Я не так уж долго отсутствовал, но все же существует хоть какой-то шанс, что парень себя как-то проявил.
— Никаких, — развеял Джек мои надежды. — Он словно растворился.
— Может, так оно и есть. Он же метаморф.
— Три ха-ха, — сказал Джек. — И еще два сверху. Мы тут провели психологический разбор того коротенького разговора, что состоялся между нами на Библе…
— Интересно, о какой психологии идет речь? Мне казалось, что еще недавно кто-то признавался, что не способен понять мотивацию чужака…
— Условный разбор, — поправился Джек. — На основании данных человеческой психологии. Я понимаю, что выводы наши относительны, поскольку мы имеем дело не с человеком но все же… Я могу рассказать, если тебе интересно.
— Очень даже интересно, — заверил я. — Опера — народ любознательный. Знаешь много фактов — глядишь, пара-другая могут и пригодиться для дела.
— Короче, если бы мы говорили о человеке, то этот человек страдал бы навязчивой идеей уничтожить все живое в Галактике, и он был бы чертовски уверен, что это у него получится. Он считает, что обладает неизвестными нам сведениями и явным превосходством. Человечество для него — нечто вроде низшей расы, паразитов, от которых он намерен избавиться.
— Слетел с нарезки. Поразительно, как много выводов вы сумели сделать из разговора, который и пяти минут-то не занял!
— Не зря хлеб едим, — грустно улыбнулся Джек.
— Значит, он располагает средствами?
— По крайней мере, он так думает.
— Что мы могли упустить?
— Кто знает. Не забывай, что, хотя, как выяснилось, наши расы и ровесники, данный индивидуум во много раз старше любого из нас и обладает недоступными нам объемами информации. Что-то могло остаться после Последней Войны Магистров, что-то, о чем он знает, но чего мы не нашли.
— Или нашли, но не поняли, что это такое, — сказал я. — Вспомни, сколько их артефактов поставили нас в тупик, с предназначением скольких мы так и не смогли разобраться. Он мог отправиться в любой музей.
— Вот именно! — Джек вскочил со своего места. — Но если ты об этом догадался, почему раньше молчал?
Я только молча пожал плечами в ответ. Не хотелось говорить, что раньше я об этом не подумал. Он внезапно успокоился и снова сел.
— Я давно сообразил, что все памятники старины надо срочно ставить под наблюдение.
— Их должно быть не очень много.
— Их тысячи! И все музеи, все найденные артефакты, включая и те, о назначении которых нам известно, давно уже взяты под наблюдение ВКС. Одних наших сил просто не хватило бы.
Хорошо работать в команде, подумал я. Сколько еще существует таких фактов, о которых ты даже не вспоминаешь, и всегда приятно, что кто-то может подумать о них вместо тебя. Любой из артефактов Магистров мог оказаться оружием страшной разрушающей силы, но, с учетом того, что фланги прикрывают ВКС, становится немного легче на душе. Блокада и карантин — это фирменные примочки Флота, лучше них он умеет только проводить тотальные бомбардировки планет и сражения в космосе.
Но сколько фактов еще я прохлопал?
Дверь, столь тщательно замаскированная под фрагмент стены, что я не обнаружил ее раньше, распахнулась, и перед нами возник техник Сумеречной Зоны в сером костюме и с таким же серым лицом. Было видно, что он отчаянно пытается побороть подступающую тошноту.
— Пройдите, сержант, — сказал он.
Его вид и голос свидетельствовали о том, что ему не по душе то, что по моей подсказке сотворили с Сато, а также то, что автором этой идеи был ваш покорный слуга и что идея эта ему была крайне не по душе. В его интонации звучали плохо скрываемые презрение, отвращение и страх. Но субординацию он соблюдал.
— Прости, Джек, у меня дела, — сказал я и прошел за техником.
Комната не очень изменилась за время моего отсутствия, разве что самого оябуна стало заметно меньше. Его свежевыбритый череп был пронизан несколькими проводами, введенными в мозг через крохотные дырочки, просверленные в кости. Кардинальные изменения начинались чуть ниже.
Сато, а точнее, то, что осталось от смертельно опасного главаря якудзы, находился на небольшом столике, под которым располагались медицинские приборы, обеспечивающие индивидууму жизнь, им не заслуженную. Глаза оябуна были закрыты.
Напротив стоял капитан Блейн, тоже бледный и не слишком довольный собой. Происходящее явно претило его ученой и цивилизованной натуре. Пригласивший меня техник поспешил слинять, плотно закрыв за собой дверь. Похоже, траектория его пути должна была закончиться в ближайшем туалете.
— Приходит в себя, — сообщил мне Блейн. — Могу себе представить, что за шок его ожидает.
— Справится, — сказал я.
— В общем-то мне плевать, — сказал Блейн. — При применении методов глубокого ментоскопирования не имеет значения, повредился пациент рассудком или нет. Как думаешь, зрелище его сломает?
— Не это, так что-нибудь другое.
— И ты уже позаботился об этом другом, так?
— Цель оправдывает средства, капитан.
— Опасный лозунг, — заметил Блейн. — Особенно для оперативника. Особенно для молодого оперативника с абсолютным допуском.
— Это не лозунг.
Сато открыл глаза. Они казались отсутствующими. Заметно было, что в ситуации он не ориентируется. Мы ждали.
Взгляд оябуна сфокусировался, в нем отразилась растерянность, уступившая место пониманию и злобе.
— Где я? — спросил он на стандарте, для начала смачно выругавшись по-японски.
— Вы все еще в Гвардии, — успокоил его Блейн. — И вам все еще необходимо ответить на несколько наших вопросов.
— Нет.
— Думаю, что вскоре ты изменишь свое мнение, оябун, — сказал я. — Для начала посмотри-ка в зеркало.
Высокое, в полный рост, оправленное в массивную раму с колесиками и задрапированное темной тканью зеркало ждало своего часа в дальнем углу комнаты. Оно было прямо-таки экспонатом из прошлого века, когда подобные старомодные штучки были в ходу. Сейчас люди используют объемные голограммы, не искажающие изображений. Но для наших целей это зеркало подходило идеально.
Я выкатил его из угла и развернул напротив Сато. Сдернул покрывало.
Реакция японца оправдала наши ожидания. Его всегда бесстрастное лицо выражало эмоции, сменяющие друг друга, подобно слайдам в проекторе. Сначала недоверие, потом ужас, затем понимание и ярость.
Устаревший балаганный номер — «говорящая голова», стоящая на подносе, окруженном зеркалами, создающими эффект полного отсутствия туловища. Обычно такая голова сыпет меткими шуточками и непристойностями в адрес посетителей, но от Сато мы ожидали не этого. Тем более что ни о каких иллюзиях речи не шло и все происходящее было реальным.
Голова Сато стояла на небольшой подставке, и в трех сантиметрах от его подбородка шея заканчивалась, уступая место стеклянной колбе с проведенными внутри трубочками, содержащими кровь и кислород, непрерывно поступающие в мозг. Наверняка, создавая свою книгу, Беляев не ожидал, что в
