стола и, кивнув Витьке с Сашей, хрипло сказал:
— Берите! Ваша рыба. Я знаю…
Когда Матрёна, взмокнув от пота и тяжело дыша, с помощью какого-то рослого парня подтащила к столу упирающегося Федю, она застала такую картину.
Корзина с рыбой была наполовину пуста, а её племянник поспешно кидал карасей в кошёлки мальчишек.
Ошеломлённая Матрёна выпустила ворот Фединой рубахи и кинулась к племяннику.
— Ах ты змеёныш!.. Семя крапивное! — процедила она и, выхватив из корзины увесистого карася, принялась хлестать скользким рыбьим хвостом мальчика по щекам.
Не помня себя, Клава кинулась к Матрёне и вцепилась ей в руку.
— Не смейте! Ребёнка!
И это прозвучало как боевой клич. Ребята, словно по команде, окружили Матрёну; они хватали её за руки, тянули за юбку, загораживали Борьку от ударов.
Неожиданно раздался переливчатый свисток, и к столу протолкался молоденький милиционер.
— В чём дело, граждане?
Увидев милиционера, Матрёна пустила слезу и принялась жаловаться на бесчинство ребятишек: не дают спокойно торговать, воруют рыбу среди бела дня…
— А чужими карасями торговать можно? — воскликнула Клава. — А ребятишек бить дозволено?!
— Да не слушайте вы её! — перебила девочку Матрёна. — И что за дети пошли, только взрослых шельмуют! А ещё пионерия… Красные косынки на шее… Срам один…
Клава обернулась к милиционеру.
— Заберите нас в милицию!..
Милиционер с недоумением окинул взглядом ребят и спросил:
— Кого же именно?
— Всех, всех заберите. И торговку эту, и племянника её, и всех пионеров наших. Мы вам в милиции обо всём расскажем.
— И впрямь, товарищ милиционер, — сочувственно сказал кто-то из толпы. — Надо разобраться.
— Недосуг мне по милициям расхаживать, — отмахнулась Матрёна. Подавшись вперёд, она вырвала у Фединых дружков кошёлки с рыбой и высыпала карасей в корзину.
— Нет уж, гражданочка, придётся пройти, — сказал милиционер и обратился к толпе: — Свидетели среди вас найдутся?
— Есть свидетели, есть! — отозвалось несколько голосов.
— Тогда попрошу, граждане… — пригласил милиционер. — Придётся, конечно, и рыбку прихватить…
И он повёл всех через базарную площадь к старинным торговым рядам, где помещалось отделение милиции.
Батраки поневоле
В милиции Матрёна Бородулина выкручивалась, как только могла.
Припёртая к стенке показаниями ребят и свидетелей, она, наконец, созналась, что с рыбой её попутал сынок Оська, у которого с ребятами, как видно, имеются давние счёты.
А от этой рыбы и пошли все прочие беды: она, Матрёна, под горячую руку и ребят жуликами обозвала и племянника обидела. Но пусть уж Боренька не сердится — в своей семье чего не бывает!..
— Семья семьёй, но рукоприкладством заниматься не имеете права, — предупредил её дежурный по милиции. — Имейте в виду, в случае повторения будете отвечать по закону.
— Спаси и помилуй, — истово закрестилась Матрёна. — Пальцем больше не трону! Как можно! Он же не чужой мне, Боренька, свой человек, кровинка родная…
— Ну хорошо, гражданка. На первый раз мы вам поверим. Можете идти.
— А с рыбкой как же? — спросила Матрёна.
— Придётся вернуть по назначению. — Дежурный передал карасей Феде и его приятелям.
Довольные первой победой, ребята вышли из милиции.
— А радоваться-то ещё рано, — сказала Клава, когда возбуждение ребят немного улеглось. — Рыбу мы отобрали, а как теперь Борьке у Бородулиных придётся, это ещё темным-темно.
— Верно! — согласилась Варя. — Матрёна, она, как Лиса Патрикеевна, может и притвориться. В милиции одно говорила, а дома другое сделает.
— Да и Оська теперь своему братцу спуску не даст, припомнит ему карасей, — заметил Димка.
С этого дня дрохи взяли Борьку Капелюхина под своё неустанное наблюдение.
Постоянно около дома Бородулиных дозорил кто-нибудь из ребят. Чтобы переговорить с Борькой и узнать, как он живёт, ребята ловили его на улице или пробирались к нему в огород.
Они собрали кое-что из одежды, и Клава поручила девочкам отнести всё это Борьке. Сама она к Бородулиным не пошла: не могла видеть хозяйку дома, боялась, что взорвётся и наговорит ей дерзостей.
— Вы идите, а я вас на улице подожду, — сказала она Варе. — И вызнай там, чего ещё Борьке требуется.
Варя с подружками провели в доме Бородулиных минут десять. Тётя Матрёна, против обыкновения, приняла девочек довольно приветливо, охотно взяла ребячьи штаны и рубахи и, сунув их в комод, сказала, что они, Бородулины, не нищие, но от доброй помощи отказываться грех. Племянник растёт как на дрожжах, и одежды на него не напасёшься. А если у ребят найдётся лишняя обувка, Бореньке она тоже не помешает.
Потом Матрёна подозвала племянника и велела ему успокоить «глазастых доглядчиков», подтвердив им, что живёт он у тётки, как у Христа за пазухой, никто его не обижает. А если Боря редко показывается на улице, так это потому, что он любит копаться в грядках и ухаживать за садом. Он и воду для полива таскает по своей охоте: жалеет каждый росточек, как бы тот не зачах от жары.
При этом Матрёна потрепала племянника по взъерошенной голове и громко засмеялась.
— Ведь правда, племяш? Ну, скажи им…
— А что же Борька? — спросила Клава. — Подтвердил или нет?
— Да так, промычал что-то… И сразу же убежал, — ответила Варя. — Матрёна даже расстроилась. «Дичок, говорит, у меня племянник, нелюдим. Такой уж он с малолетства, тронутый…»
— Хитрит эта Бородулиха, зубы нам заговаривает, — не поверила Клава. — Ишь ты… нелюдим, тронутый… Будешь тут тронутый от такой работы! Надо помочь Борьке таскать воду.
— Как это? — удивилась Варя. — Разве ж Матрёна допустит кого к своим грядкам!
— А мы ей прямо скажем… И не отступим от своего, — заявила Клава. — Или не мучайте больше Борьку, или пускайте нас на участок к себе.
Через несколько дней пионеры предъявили Матрёне свой «ультиматум». Они ожидали, что Бородулиха высмеет их и погонит прочь, но та, к их удивлению, осталась даже довольна.
— Милости прошу, заходите. Артелькой-то оно споро дело пойдёт. Дружно, говорят, не грузно…
С этого дня почти каждое утро двое или трое ребят трудились вместе с Борькой: таскали воду, поливали гряды, рыхлили землю.
Матрёна с довольным видом поглядывала на неожиданных помощников и, когда они заканчивали работу, не скупилась на похвалы.
— Прилежно работали, по-ударному. Прямо хоть премию выдавай. Ну, коли так, попаситесь малость на грядке, поешьте клубнички…
— Нет уж, спасибочко, — отказывалась Клава. — Сами ешьте, а мы не за тем приходим сюда…
На душе у ребят было нехорошо. Дрохи как будто выручали Борьку, а на деле работали на торговку и спекулянтку.
На улице стали даже поговаривать, что Клавкина команда добровольно пошла батрачить на
