— Три тысячи… — неуверенно сказал Курдюков и, оглядев стоящих вокруг людей, спросил с тревогой: — Неужели опять ошибка? Значит, не три?
— Не три, — ответил Василий Прохорович. — Да вы почему ко мне обращаетесь? Вы у ребят спросите. — И он лукаво подмигнул пионерам.
Курдюков растерянно посмотрел на ребят, на Василия Прохоровича.
— Непонятно, — прошептал Курдюков.
— Подождите, послушайте, — посоветовал председатель.
Но Курдюков не стал слушать, а отошёл в сторону, присел на край бревна, достал записную книжку и с озабоченным видом погрузился в какие-то расчёты.
На брёвнах под липой сидело несколько стариков и старух. Поглядывая на пионеров, они вели беседу.
— Хорошо ребятишки поработали, — говорила благообразная сухонькая старушка. — Наш Димка раньше всё голубей гонял, а нынешнее лето его от сусликов не оторвёшь.
— Хорошо! Разумно! — подтвердил дед Михей. — Народу польза, и ребятам не в убыток. Мои внучата столько заработали — позавидуешь. «Мы, говорят, дедушка, такой тебе подарок купим…»
— А всё, Устиньюшка, внучек твой постарался, — сказала благообразная старушка.
— У него и отец такой же был, — пояснила бабка Устя. — Живой, затейливый…
— А это правда, что внучек-то уезжает? — спросил дед Михей.
— Уезжает… Сегодня! — вздохнула бабка Устя.
— Жалко, хорошего человека теряем! — покачал головой Михей.
— Едет, едет! — закричала Саня.
И действительно, в конце деревни, поднимая клубы пыли, показался «газик» с брезентовым верхом.
Ваня Сорокин подал команду строиться. Пионеры быстро заняли свои места. Вскоре «газик» остановился около школы, и из него вылез молодой человек. Алёша Окуньков узнал его сразу — это был тот самый работник обкома комсомола, который председательствовал на областном слёте юннатов и вручал ему подарки.
Приехавший поздоровался с Андреем, с колхозниками и направился к пионерам.
— Смирно! — скомандовал Ваня и подал знак Алёше.
Усердно печатая строевой шаг, Алёша с каменным лицом подошёл к представителю обкома. Никогда он ещё так не волновался. Вчера, когда стало известно, что в Апраксине приедет представитель обкома комсомола, пионеры долго спорили о том, кто должен отдать ему рапорт. Саня предложила сделать это Алёше. «На слёте он нахвастал, так пусть теперь исправляет свою оплошность». Алёша всячески отказывался, но ребята согласились с Саней.
— Товарищ представитель обкома! — вскинув руку вверх, сдавленным голосом начал Алёша. — Сводный отряд апраксинских пионеров, совместно с первомайскими пионерами, помогая своим колхозам бороться за высокий урожай, уничтожили за лето три тысячи…
Пионеры, стоящие в строю, зашептались…
Алёша растерянно оглянулся.
Саня с Людмилкой делали ему какие-то таинственные знаки. Димка выразительно шевелил губами, Мишка грозил кулаком.
Недоумевали и взрослые. Василий Прохорович покачивал головой, Андрей, подняв ладони, трижды сжал и разжал пальцы.
«Опять я всё перепутал!» — догадался Алёша, и, покраснев, он наконец-то назвал истинную цифру уничтоженных сусликов:
— Тридцать три тысячи двести семнадцать!
Все облегчённо вздохнули.
Потом заговорил представитель обкома. Он сказал, что за дружную работу обком комсомола награждает апраксинских пионеров переходящим Красным знаменем, и тут же вручил его Ване Сорокину.
Все захлопали в ладоши.
Когда все речи были сказаны, ребята у школьного крыльца окружили Андрея и стали с ним прощаться:
— Не забывайте нас!
— Пишите!
— На будущее лето приезжайте!
— Вы хоть на память нам что-нибудь оставьте!
— Ой, ребята! Я ведь чуть не забыл! — сказал Андрей и, открыв чемодан, достал фотографию.
Она пошла по рукам и развеселила пионеров. С фотографии на них смотрели чумазые, взъерошенные, перепуганные ребята, окружившие дымовую машину «Смерть сусликам». Это был снимок, сделанный Андреем в день его приезда.
— Андрей Петрович, — вдруг всхлипнула Людмилка, потянув его за рукав, — не уезжайте!..
— Ну вот, разнюнилась! — строго сказала Саня и сама зашмыгала носом.
К крыльцу подошли представитель обкома, Василий Прохорович и несколько колхозников.
— Погодите, ребята, — сказал председатель, — мы, пожалуй, Андрея и в самом деле не отпустим.
— То есть как? — не понял Андрей. — Мне же надо…
Но тут представитель обкома сказал, что группа родителей обратилась в район с просьбой направить Андрея Вишнякова на работу в апраксинскую школу и районо с этим согласен.
Андрей, недоумевая, пожал плечами.
— И если вы сами не возражаете, то было бы совсем хорошо, — продолжал представитель обкома. — А мы, в свою очередь, порекомендовали бы вас в школу старшим пионервожатым.
— Опять чемодан унесли! — вдруг захохотал Василий Прохорович. — Правильно, Димка! Действуй!
Все оглянулись.
Димка Ухваткин, держа Андреев чемодан в руках, осторожно пробирался вдоль стены, чтобы вот-вот юркнуть за угол школы.
— Так вы, Андрей Петрович, согласны? — повторил свой вопрос представитель обкома.
— Он согласен, согласен! — шепнула Саня.
— Раз чемодана у меня нет, куда же я без него?.. — шутливо развёл руками Андрей. — Волей- неволей придётся остаться.
Саня взмахнула руками, и ребята громко и дружно крикнули «ура».
После того как ребята, сперва приветствуя своего нового учителя, а потом провожая представителя обкома комсомола, накричались до хрипоты, среди них вновь появился Курдюков.
— Дорогие ребята, — растерянно взмолился он. — Сколько же вы всё-таки сусликов уничтожили? Три, тридцать или тридцать три тысячи?
Точно неизвестно, как теперь живут и что делают апраксинские пионеры. Правда, передают, что Мишка и Ваня крепко подружились с ребятами, а Алёша Окуньков по-прежнему старательно работает в юннатском кружке и его, может быть, снова пошлют на слёт.
Ещё передают, что стал Алёша строг, рассудителен и скуп на красное словцо. Если же придёт охота сболтнуть и похвастать, соберёт Алёша лучших своих дружков, усадит на завалинку и заплетёт какую-нибудь небылицу: о том, как встретил рогатую щуку в колхозном пруду и подрался с ней, о крысе, что съела в кооперативе два килограмма гвоздей, и прочей чепухе, которой всё равно никто не поверит.
