огурца туфли-лодочки на высоком каблуке, поставил их на краешек стола, а рядом с ними бережно положил красную книжечку:
— Прошу, товарищ Ветлугина!
В ту же минуту тесное помещение конторы наполнилось такими частыми и громкими рукоплесканиями, что створки рам, казалось, вот-вот распахнутся.
Парни из других бригад, до этого плохо знавшие Ветлугину в лицо, сейчас, поднимаясь с мест, рассматривали ее с неприкрытым любопытством и обменивались замечаниями:
— Вот она какая!
— Наперсток!
— И кто ей только трактор заводит?
— Да иди ты, иди! — шепнула Зойка и пребольно ущипнула подругу за руку. — Получай свои черевички.
Подталкиваемая девчатами, Нюша подошла к столу. Как в тумане, она пожала протянутые ей руки Лощилина, потом Репинского и покосилась на край стола.
— Бери, не задерживай, — поторопил механик. — Твоя премия... законная, трудовая.
— А ты примерь! — крикнула Зойка, когда подруга осторожно взяла туфли. — Может, еще номер не подойдет!
Нюшка невольно улыбнулась и зачем-то протерла туфли рукавом кофты — что ни говори, а премия завидная. О таких туфлях она и мечтать не смела.
Но тут Нюша встретила взгляд матери. Аграфена смотрела на нее с грустью и с сожалением и слегка покачивала головой. Позади нее стоял дед Анисим и, отвернувшись, жадно курил толстую цигарку.
— Покрасуйся, дочка... топни ножкой, — негромко сказала Аграфена. — Себе на утешение и начальству на радость!
Нюша вспыхнула и опустила голову.
Репинский вновь постучал карандашом по графину и бросил на Аграфену недовольный взгляд. Потом обратился к Нюше:
— О планах на дальнейшее говорить будешь?
— Скажу, — помедлив, ответила девушка, с трудом поднимая голову. — Я про этот год лучше скажу... И про нашу бригаду. Не знаю, как другие, а мы еще плохо работали... Совсем плохо! Правильно дедушка Анисим говорит — пенки с земли снимали... И никакие мы не ударники! И не за что нам отрезы да туфли вручать. Не заслужили пока. Подождем еще годок, совести наберемся... Вот и все... — Вздохнув, Нюша поставила на край стола туфли, положила рядом красную книжечку и вернулась на свое место, к девчатам.
Механизаторы зашумели, а из угла кто-то выкрикнул: «Вот так птичка-невеличка! Дает обороты!» — и нельзя было понять, то ли это было сказано в похвалу, то ли в осуждение.
Репинского бросило в пот. Он уже хотел как следует отчитать Ветлугину, но потом благоразумно решил превратить все в шутку.
— Моя вина, товарищи, каюсь! — благодушно заговорил Репинский. — Принял в механизаторы первую дивчину, а у нее, как у деточки в детском саду, капризов полно — того не хочу, этого не желаю. Послушай, Ветлугина, — обратился он к Нюше, — а если бы я тебе в приказе выговор объявил? Так ты тоже не согласилась бы?
— Смотря за что выговор! — буркнула Нюша.
— Видали? — обрадованно подхватил Репинский. — Послушать ее, так в эмтээс никакого руководства не надо. Мол, каждый тракторист сам себе директор. Сам пашет, сам учитывает, сам себя поощряет и наказывает. Ну нет, такого еще на свете не бывало. И я не затем сюда прислан, чтобы потакать всяким капризам...
— Как же все-таки с премией-то быть? — спросил Лощилин.
— Я своего приказа не отменяю! — заявил Репинский. — А туфли пока уберите в шкаф. Премия, так сказать, до востребования. Одумается дивчина — заберет.
Неожиданно попросил слова бригадир торбеевской тракторной бригады Василий Кочетков и, не дожидаясь разрешения, поднялся из-за стола.
— А я, товарищи, поддерживаю Ветлугину, — строго сказал он. — Правильно она поступила... честно, по-комсомольски! Действительно, неважно еще работали наши трактористы. Не заслужили мы пока премий. Вот, может, на будущий год докажем, на что мы способны. А пока, по примеру Ветлугиной, я тоже отказываюсь от премии. — И он положил на стол перед Лощилиным книжку ударника.
Репинский зачем-то принялся стучать по графину, хотя в конторе и без того было тихо.
— Черт те что! — выругался он. — Ты, Кочетков, часом, не заложил?
— Ни в одном глазу, товарищ директор!
Репинский вытер платком взмокший лоб и, махнув рукой, велел Лощилину читать дальше.
Механик быстро дочитал приказ, и на этом собрание закончилось.
СВОЯ БРИГАДА
Все повскакали с мест. Парни принялись вытаскивать в коридор скамейки. Гармонисты, словно моторы тракторов перед выездом в поле, опробовали гармони. В дверях уже толпились девчата из Кольцовки — наконец-то все трактористы в сборе и можно будет танцевать хоть до утра.
Нюша незаметно выскользнула за дверь — ей было не до танцев. На крыльце ее догнали подружки.
— Ой, Нюшка, а туфельки-то какие! — затараторила Зойка. — Отрада, загляденье! И почему только ты отказалась....
— Почему да зачем... — перебила ее Таня. — Нюшка же ясно сказала, совесть надо иметь. — И она с уважением посмотрела на подругу.
Горько и обидно, когда тебя незаслуженно ругают, а вот когда хвалят безо всякой причины, редко кто возразит против этого. Нюша же нашла в себе силы отказаться от незаслуженной похвалы. Значит, она все такая же, как и раньше, и не удалось Антону опутать ее. Вот если бы Степа знал об этом. Как бы он порадовался!
— А Кочетков-то как хорошо сказал, — заметила Феня. — «По примеру Ветлугиной»... И премию на стол.
К девчатам подошел Антон и шутливо распорядился:
— А ну, всем на танцы! Не срамить нашу бригаду!
Взяв Нюшу под руку, он отвел ее к мастерским и сообщил, что завтра они должны поехать в город, на областной слет передовиков-механизаторов.
— В область? На слет? — удивилась Нюша. — Да какие же мы передовики?
— Ну-ну, не прибедняйся. Начальство, оно знает, кого посылать. Все равно лучше нас с тобой в бригаде никто не работал... — Антон заглянул девушке в лицо. — Нам уже и командировки выписали. На три дня. Вот вместе и поедем.
Нюша покачала головой:
— После всего что было... Ну нет! Я на слет не ездок... Да и тебе не советую.
— Так командировки же готовы! — всполошился Антон.
— Пусть на других перепишут.
— И чудна?я же ты дивчина, — с сожалением сказал Антон. — Ей премию в зубы, а она брыкается.
— А тебе бы только жить по поговорке: дают — бери, бьют — беги, — усмехнулась Нюша. — Ну нет, я так не привыкла. У меня еще совесть есть.
— «Совесть, совесть»! — нахмурился Антон. — Да что вы одно заладили — то Фенька, теперь ты.
