Потом вымыли в реке ее зашлепанные грязью ляжки и брюхо и впрягли в оглобли.
— Нам Ворон в ножки теперь должен поклониться, — заметил Шурка, — лошадь ему спасли.
Мальчишки вместе со Степой забрались на воз с сеном и через полчаса подъехали к Кольцовке.
На околице их встретил встревоженный Илья Ефимович. Он остановил лошадь и обрушился на Степу с руганью:
— Эх ты, горе-работничек! Спишь да лошадей теряешь! Меня за такое, бывало, грабельником по спине охаживали.
— Что вы, дядя Илья! — привстав на возу, с невинным видом сказал Шурка. — Сна ни в одном глазу не было. Чека из оси выпала, чуть колесо не свалилось... Вот мы и задержались.
Илья Ефимович подозрительно оглядел чеки в осях, Фефелу и сердито прикрикнул:
— Чего на возу расселись! Лошадь и так мокрая. А ну, сыпь все оттуда!
Ребята попрыгали с воза на землю. Степа зашагал рядом с Фефелой, а мальчишки, подморгнув ему, быстро пошли по улице и загорланили:
Сенокос подходил к концу.
Два сарая уже были туго набиты молодым, душистым сеном, за двором вырос высокий, аккуратно очесанный стог, а Илья Ефимович все выискивал, где бы ему еще раздобыть травы, чтобы пополнить свои сенные запасы.
Он выкашивал забытые перелоги, обочины дорог, глухие лесные овраги.
За несколько дней до жнитва Илья Ефимович выехал сенокосничать в Субботинскую рощу, богатую густо поросшими травой полянами и овражками.
Кольцовские мужики заранее поделили рощу на делянки по числу дворов в деревне, и каждый хозяин распоряжался своей делянкой как умел: кто выкашивал, кто продавал.
Показав Фильке, Степе и Аграфене свою делянку, Илья Ефимович отозвал сына в сторону и наказал ему:
— Присматривай тут, ушами не хлопай. Чтобы почище косили да не прохлаждались! А я по лесу пошукаю...
Косить в лесу было нелегко. Тут не размахнешься со всего плеча, не выпишешь косой, как на лугу, широкое полукружие, не положишь ровный валок травы. То и дело коса натыкается на старые пеньки, на узловатые корни, на муравьиные кучи.
Степа еле успевал точить зазубрившуюся косу. К тому же мешали кусты и деревья. Они словно нарочно подталкивают тебя под локоть и осыпают частыми холодными каплями росы.
А сколько соблазнов в лесной траве! То мелькнет срезанная грибная шляпка, то обнажится россыпь краснобокой земляники, то вспорхнет из-под косы насмерть перепуганная птица...
— Э-эй, косарь-травобрей! Ты чего все косу точишь? — окликнул Степу из-за кустов Филька. — Давай, давай, шевели плечиками!
— И зачем вам сена столько? — помолчав, спросил Степа. — И косят, и возят...
— Кому это «вам»? А ты что же, не наш, не у Ковшовых в доме живешь?
— Жить-то живу... — неопределенно сказал Степа и, вспомнив про Фефелу, напрямик спросил Фильку, зачем он выпряг лошадь.
— А-а, ты вот о чем! — осклабился Филька. — Будешь на возу дрыхнуть — еще и не так проучу!
С трудом сдержав себя, Степа отошел в сторону и принялся скашивать островок желто-лиловой иван-да-марьи.
Таня с Нюшкой вытаскивали скошенную траву из затененных мест на солнечные поляны и расстилали тонким слоем для просушки.
— Ты чего злой такой? — Таня подошла к брату.
— Да вот... чуть не поломал... — Степа с трудом вытащил врезавшуюся в корень дерева косу, потом посмотрел на сестренку и тихо спросил, не хочется ли ей сейчас уехать куда-нибудь подальше от Ковшовых.
— А зачем? — удивилась Таня. — Мы же теперь вместе с тобой. И мне не страшно совсем...
— Страшно не страшно, а все равно вы батраки у Ворона, — вмешалась в разговор Нюшка. — И никуда вас дядя теперь не отпустит. Зачем ему вас терять? Родные-то батраки даже дешевле.
Не зная, что ответить, Степа пошаркал бруском по косе и принялся за работу.
В самом деле, стоило ли ему возвращаться в деревню? Как-то теперь сложатся его дела со школой, со стипендией? И как быть с Таней?
Работали до полудня.
Перекусили прямо в лесу и, немного передохнув, вновь принялись за косьбу.
Вскоре делянка уперлась в густой лес, откуда тянуло прохладой и прелым листом. Никакой травы там уже не росло.
— Шабаш, молодой хозяин! — обратилась к Фильке Аграфена. — Откосились.
— Забирай левее, — махнул рукой Филька. — Травы хватит. — И, выбрав широкую полянку, он принялся размахивать косой.
— Погоди, ты же на чужое залез, — остановил его Степа, показывая на заломленную на углу делянки ветку дерева и выкошенную косой широкую окружность. — Вот и метка рукавишниковская.
— Коси, коси! — распорядился Филька. — Все равно трава пропадет. У Рукавишниковых руки до нее не дойдут.
Степа еще раз осмотрел метку на краю делянки и решительно вытер пучком травы светлое лезвие косы:
— Ну, нет! Я чужое хапать не буду.
— Да ты что! — налетел на него Филька. — Подумаешь, какой Стенька Разин! Твое дело телячье — что скажут, то и выполняй! А может, отец купил эту делянку?
— А если и впрямь она куплена! — потянула брата за рукав Таня. — Чего ты?
— Вот дядя подтвердит, тогда видно будет, — стоял на своем Степа. Он отошел в сторону и воткнул косье в землю.
— Правильно! — поддержала Степу Нюшка и повесила грабли на дерево.
Прекратила работу и Аграфена.
— В самом деле, Филя, — сказала она, — вот я свою делянку вам уступила, это верно, а про Егора Рукавишникова слуху не было. Зачем же, что плохо лежит, к рукам прибирать?
Филька, оторопев, посмотрел на косарей и побежал в лес разыскивать отца.
Вернулись они минут через двадцать.
Илья Ефимович сделал вид, что ничего особенного не произошло, и только стал торопить всех, чтобы сгребали траву и навьючивали ее на возы.
Но вечером после ужина он задержал Степу у крыльца и хмуро заметил ему, что тот много на себя берет и вмешивается не в свое дело.
— Все равно чужое хапать не буду! — упрямо повторил Степа.
— Может, тебя хозяином в доме сделать? — вспылил дядя. — Свои порядки заведешь...
Степа смолчал, повернулся и пошел к сараю.
Илья Ефимович тяжелым взглядом проводил племянника.
Да, с колонистом стало нелегко. Не ладит с Филькой, лезет не в свои дела, в доме на всех смотрит волчонком. И в хозяйстве от него проку немного: работает без особого рвения, неумело, ко всему еще надо приучать.
Вспомнился недавний разговор с директором школы. Савин встретил Илью Ефимовича на улице и как
