уплатившим ему по одному червонцу за печатный лист, но, не дождавшись выхода в свет сочинения, над которым он работал целых четыре года и которое сделало его знаменитым, он отправился путешествовать по Италии. Обладая довольно редкой у немцев способностью к языкам, он прекрасно владел итальянским, что ему чрезвычайно тогда пригодилось.
В Риме, где провел целых четыре месяца, и в Неаполе большинство его знакомых были англичане; он наслаждался итальянским искусством. Из итальянских поэтов Шопенгауэр превозносил Петрарку, а Данте считал чересчур дидактичным. В области искусства он обращал особое внимание на пластику и архитектуру древнего мира, к живописи же чувствовал меньше влечения, хотя, еще будучи очень молодым человеком, под влиянием бесед с Гете написал очень ценный трактат о цветах и красках. Он полюбил оперу, его любимым композитором был Россини.
Вернувшись из путешествия, Шопенгауэр решил добиваться профессуры. Он остановил свой выбор на Берлине, куда и прибыл весной 1820 года. Здесь Шопенгауэр надеялся найти свой круг слушателей, рассчитывая, что приват-доцентом пробудет недолго и в скором времени займет вакантную кафедру философии.
В философской литературе часто описывают единственную встречу Гегеля с Шопенгауэром. 23 марта 1820 года Шопенгауэр прочитал в Берлинском университете пробную лекцию, на которой присутствовал и Гегель, бывший в то время профессором этого университета. Он не обнаружил в лекции Шопенгауэра ничего достойного внимания. Что касается последнего, то Шопенгауэр называл Гегеля не иначе как «господин невежда» и «шарлатан», а его знаменитую философию абсолютного духа именовал «философией абсолютной бессмыслицы». Гегель не был хорошим оратором, на лекциях он запинался, кашлял и сморкался, говорил невыразительным монотонным голосом. Прибавьте к этому еще и содержание его лекций, которое даже в устах прекрасного лектора не могло стать прозрачно-ясным. Шопенгауэр хотел одержать победу над своим знаменитым соперником и специально назначил свои лекции на те часы, когда в университете читал Гегель. Но его ожидания не сбылись — Гегеля слушали с восторгом, а на Шопенгауэра никто не обращал внимания.
Преподавательская карьера не заладилась. В Берлине Шопенгауэру ничего не нравилось: ни университетские нравы, ни климат, ни образ жизни. Во время пребывания в Берлине он почти не общался с коллегами.
Весной 1822 года, отказавшись от берлинской профессуры, Шопенгауэр отправился путешествовать, сначала в Швейцарию, а затем в Италию. Он провел осень в Венеции и Милане, а зиму во Флоренции. Весной 1823 года философ из Италии, через Тироль, проехал в Мюнхен. Здесь он перенес тяжелую болезнь, вследствие чего почти оглох на одно ухо. Летом 1824 года Шопенгауэр поехал лечиться в Гаштейн. Из Гаштейна он направился в Дрезден, о котором у него сохранились приятные воспоминания.
Шопенгауэр принялся было за популярное изложение философских сочинений Давида Юма, написав длинное к нему предисловие. Однако этот перевод остался незаконченным из-за отъезда Шопенгауэра в Берлин, где он снова пробует читать лекции в берлинском университете, в качестве уже приват-доцента. Но и эта попытка оказалась неудачной в числе записавшихся на его курс были в основном случайные люди. Раздосадованный Шопенгауэр закрыл свой курс, раз и навсегда отказавшись от профессорской деятельности. Но он продолжал жить в Берлине, занимаясь испанским языком и переводом некоторых своих любимых английских поэтов. К этому же периоду берлинской жизни относится и знакомство его с Александром Гумбольдтом, в котором Шопенгауэр, впрочем, признавал больше учености, чем ума.
В 1831 году свирепствовавшая в Берлине холера заставила Шопенгауэра покинуть город. Он решил поселиться не в Северной Германии, где родился и где провел большую часть своей жизни до зрелого возраста, а в Южной, и избрал резиденцией своей Франкфурт-на-Майне. Отсюда он ненадолго переселился было в Мангейм, но в 1833 году вернулся во Франкфурт и прожил в этом городе почти безвыездно двадцать восемь лет.
Он мало интересовался местной жизнью, почти не общаясь с соседями, терпеть не мог не только светских, но и досужих разговоров, но когда ему приходилось выступать в обществе, он излагал свои мысли так же просто, ясно, точно и живо, как писал свои произведения. Шопенгауэр с юности читал только капитальные труды. Он утверждал, что не следует читать плохих книг, потому что подобные книги крадут у человека самое драгоценное его достояние — время.
Платона и Аристотеля он перечитал неоднократно. Из римлян он более всего ценил Сенеку. Он увлекался аскетической и мистической литературой и одно время даже тщательно изучал германских мистиков. Его привлекало все, что связано с буддизмом. В течение всей своей жизни Шопенгауэр относился с уважением к великим поэтам, чаще всего он читал Шекспира и Гете, затем Кальдерона и Байрона.
Любопытен взгляд Шопенгауэра на самоубийство, высказанный им в одном из своих писем к Линднеру. «Человек, прибегающий к самоубийству, доказывает только то, что он не понимает шутки, — что он, как плохой игрок, не умеет спокойно проигрывать и, когда к нему придет дурная карта, предпочитает бросить игру и в досаде встать из-за стола».
Шопенгауэр был чрезвычайно расчетлив в денежных делах и благодаря своей расчетливости и бережливости сумел почти удвоить состояние, доставшееся от отца и значительно пострадавшее в его молодости. В последние годы его жизни значительный доход доставляли ему сочинения, для которых он раньше с трудом находил издателей, и он шутя говорил, что «большая часть людей зарабатывает себе деньги в молодости и в зрелые годы, а он — в таком возрасте, в котором другие люди уже перестают зарабатывать себе деньги».
Жил он предельно скромно и лишь в пятьдесят лет купил себе мебель. Самая лучшая и большая комната его квартиры была занята богатой библиотекой. На мраморной подставке в этой комнате, в которой он и умер, стояла настоящая, позолоченная статуэтка Будды, на письменном столе — бюст Канта над диваном висел портрет Гете, писанный масляными красками, на других стенах — портреты Канта, Декарта, Шекспира, несколько семейных портретов и его собственные портреты, снятые в различные возрасты.
До последнего года своей жизни Шопенгауэр практически не болел. Лишь за несколько лет до смерти с ним за столом случился обморок, не имевший, впрочем, никаких последствий. Но в апреле 1860 года, возвращаясь после обеда домой, он вдруг почувствовал сердцебиение и стеснение в груди. Затем эти же приступы повторялись в течение лета.
21 сентября Шопенгауэр встал в обыкновенное время и уселся на диване пить кофе, но когда, несколько минут спустя, в комнату вошел доктор, он застал его опрокинувшимся на спинку дивана и без признаков жизни паралич легких закончил его земной путь. Он всегда рассчитывал на легкую смерть, утверждая, что тот, кто провел всю свою жизнь одиноким, сумеет лучше всякого другого отправиться в вечное одиночество, в радостном сознании, что он возвращается туда, откуда вышел столь богато одаренным, и в уверенности, что он честно и добросовестно выполнил свое призвание.
Могилу Шопенгауэра украшает простая надгробная плита, обвитая плющом. На этой плите высечены только два слова «Артур Шопенгауэр» — и больше ничего ни года его рождения, ни года смерти, ни какой- либо иной надписи. Таково было завещание великого философа. Он был убежден, что все остальное, касающееся его личности и деятельности, предоставляется знать потомству. Когда Гвиннер как-то спросил его, где бы он желал быть похороненным, Шопенгауэр отвечал: «Это безразлично, они уже сумеют отыскать меня».
Как показывает снятая с его головы после смерти мерка, череп его отличался необыкновенными размерами, превосходя размеры черепов Канта, Шиллера, Наполеона I и Талейрана.
В своих философских воззрениях Шопенгауэр испытал воздействие Платона, Шеллинга и особенно Канта, которого очень высоко ценил. Философия Шопенгауэра — своего рода реакция на философию Гегеля. Пришло время, когда о Гегеле почти все забыли, а Шопенгауэра читали практически все, не только философы, но и писатели, художники, просто обыкновенные люди. Достаточно сказать, что среди поклонников Шопенгауэра были Иван Тургенев и Лев Толстой. Да и сегодня рядовой читатель испытывает к Шопенгауэру больше интереса, чем к Гегелю. В какой-то мере это можно объяснить более понятным языком, каким изложены некоторые популярные произведения философа, а также темами, которые он избирал (среди произведений Шопенгауэра мы находим, например, «Афоризмы житейской мудрости» — Гегель никогда не занимался подобными, как он считал пустяками).
Шопенгауэр разделяет точку зрения тех людей (а их сегодня очень много, если не большинство), которые считают, что никакой объективной истины и справедливости на свете нет. А что же есть?
