Остальные, жестами изображая игру на гитаре, хором подпевали:
Другой все призывал послушать его: нет, он уже никакой не сопляк, шесть месяцев валандается с Петранхелой, девчонкой из «Сладкой мордашки» — лучшего из всех пригородных борделей. Так прошла ночь — лица в синяках, в ссадинах, подбитые глаза, окровавленные губы, надрывный кашель какого-то бедолаги, никому не дававший покоя («Да заткнись ты, чахотка!» — бормотал исполнитель танго), разбитая бутылкой голова того, кто валандался с девчонкой из борделя, потные чужие спины и собственная спина в ранах от плети — в следах когтей хищного ягуара.
Рассказчик все еще упорствовал:
— Помяните мое слово: это борзые Марии Лионсы. Когда они бегут, похоже — ураган несется. А в ту ночь как раз дул сильный ветер. Многие ранчо повалились, и навесы рухнули. Изгороди ветер к земле пригибал. И сквозь грозу, сквозь ливень глаза борзых желтым огнем вспыхивали в небе над горами, хоть мы и думаем, что это молнии.
Но биолог тоже не сдавался:
— Хищники из семейства кошачьих, обитающие в нашей местности, необыкновенно сильны и агрессивны. И не кто иной, как человек, охотящийся на них, повинен в этом. У дона Раймундо ягуары зарезали шесть коров швейцарской породы, по четыреста килограммов, и уволокли их в Тихое ущелье, в самую чащобу. Видите, как далеко может утащить ягуар свою добычу, а ведь она в десять раз превышает его собственный вес. В безопасном убежище он ее пожирает.
Как и в прошлый вечер, человек с карманным фонариком прочел еще одно сообщение в газете:
«Опознан труп, найденный вчера в окрестностях города. Покойный— Лехано Галунда, 40 лет, уроженец Ниргуа, штат Яракуй, проживал на авениде Сабана Гранде. Местный врач удостоверил факт гибели вследствие нападения хищного зверя».
III
Лехано Галунду очень беспокоили его коммерческие дела, они шли все хуже и хуже. Его тревожила также судьба Лины Жемчужинки, арестованной за торговлю наркотиками. Да, Лины, девчонки, с которой он познакомился в «Сладкой мордашке» и пообещал ей законный брак. Лина сейчас в тюрьме. Его волновало и многое другое. Например, печальный удел мадам Клотильды — особы, удравшей из дома терпимости в Эль Силенсио еще до того, как этот район города обрекли на слом, и стараниями Адриано вернувшейся в лоно благопристойности. Прорицательница, гадалка, колдунья, мадам Клотильда вскоре умерла, не успев по- настоящему насладиться спокойной жизнью в защищенном от житейских бурь укрытии (по слухам, где-то в Эль Конде). «Интересно, что стало с котом мадам Клотильды?»— спрашивал себя Галунда, стоя перед зеркалом, края которого гранил когда-то мастер своего дела, старый польский эмигрант, женившийся на нищей девчонке из Барловенто, которая, разузнав секреты ремесла от мужа, тут же бросила его и ушла с мастером Антонио, хотя тогда Антонио был всего лишь подмастерьем, а уж потом открыл собственную стекольную мастерскую в окрестностях Эль Кухи. Поляк сильно горевал, проклинал свою «мерзкую судьбу», потом сошелся с девушкой из Эль Бауля, но она его тоже бросила и уехала в льяносы, прихватив сыночка — светлокожего, голубоглазого, но черноволосенького. («Сразу видно, это мой сын, черт бы вас всех побрал», — говаривал поляк, расхаживая с младенцем на руках среди зеркал; и оттого, что ребенок все время видел себя с четырех сторон, он стал косоглазым.) Куда подался поляк, когда сломали старые дома в Эль Кухи? И где теперь голубоглазый мальчуган, увезенный матерью в льяносы? И бедная Лина, где она, в какой тюрьме? Что касается поляка, то он, Галунда, пытался отыскать его следы, исходил вдоль и поперек весь город, но город-чудовище поглотил человека, как и старые дома с красными черепичными крышами, и глиняными кувшинами для воды, и клумбы анютиных глазок на станции. Многое, очень многое занимало мысли Лехано Галунды — пусть мелочи, но сколько их. Светящиеся рекламы, сообщения о несчастных случаях — из года в год одних и тех же, напыщенные речи высокопоставленных чиновников о преимуществах представительной демократии, низкопробный юмор телевизионных передач, несмолкающее радио, долготерпение бедняков, алчность богачей, нищенские ранчо, агенты общественного порядка («Ordem e Progreso» — как начертано даже на бразильском государственном флаге), пытки и бесследные исчезновения людей, что стало столь обычным у нас, тысячи заключенных. Да мало ли чего еще!
Этот рекламный знак — красные линии по черному фону — виден издалека на каждой заправочной станции. Иногда красно-черный ягуар подстерегает нас за поворотом дороги: то он приготовился к стремительному броску, то, улыбаясь клыкастой пастью, длиннохвостый, вылезает из бака с горючим.
Едва он взглянул на рекламу, как его охватил страх. Детский, глупый и тем не менее тошнотворный страх. Панический страх, от которого пересыхает и судорожно сжимается горло. Он почувствовал, как ягуар прыгнул на него, стал рвать его кожу; с каждым ударом когти проникали все глубже, и тело его и тело ягуара сплелись в одно, и вскоре его тело перестало походить на человеческое, превратилось в бесформенную, окровавленную массу.
Лохмотьями слетели с него пиджак и брюки. Затем рубашка. Он бросился бежать — окровавленный, истекающий кровью, задыхающийся, усталый, ослабевший, обессиленный, измученный, вконец смятенный— и бежал, бежал сломя голову по авениде Сабана Гранде, а ягуар мчался за ним, рыча и отфыркиваясь, мчался за ним, так удачно попавшейся добычей.
Он проснулся весь в испарине, разбитый, с тяжелым сердцем. Ему снились урок катехизиса и сеньорита Конча. Помнится, старая учительница наставляла: «Всеведущ, всесилен и вездесущ лишь один господь бог наш».
(Тогда он никак не мог представить себе в одном существе столько качеств да и не понимал, что они означают.)
Так красно-черный ягуар стал для Галунды живым. Вылез за рамки рекламного щита и прыгнул на жалкого, слабого человека.
Канделария, сеньорита Канделария, девушка из порядочной семьи, приехала в столицу заканчивать образование. Вскоре, по непонятным причинам, сеньорита Канделария оставила учебу и сошлась со служащим нефтяной компании «Креоле», родила от него ребенка, а затем, когда служащий ее бросил и она
