ЕСЛИ БЫ НЕ ГЕНЕРАЛЫ! (Проблемы военного сословия)

на левый берег и оттуда управлять артиллерией. Он чуть не со слезами на глазах заявил:

— Не поеду… Где вы, там и я, умирать будем вместе…

И не поехал. Но мне и сейчас трудно сказать, что его присутствие на правом берегу принесло больше пользы. Возможно, с левого берега он бы лучше управлял артиллерией и больше истребил бы захватчиков. Командующий бронетанковыми войсками армии Вайнруб все эти дни проводил около танков 84-й бригады, переставляя их на более выгодные позиции, в засады, организуя взаимодействие танкистов с пехотой и артиллерией. Скажу прямо, понимая критическое положение, никто в армии и не думал в эти дни о себе.

От частей и соединений армии мы получали тревожные донесения. Многие просили помощи, запрашивали, как и что делать. Возможно, этими запросами командиры дивизий и полков хотели удостовериться, существует ли командование 62-й армии, не остались ли они в Сталинграде без командования армии. На эти запросы мы четко и коротко отвечали:

— Сражаться до последней возможности, с места не уходить!..

Потери были очень тяжелые: 15 октября дивизий Жолудева и Горишного потеряли около 75 процентов своего боевого состава, однако за этот день фашисты не продвинулись вперед, их атаки были отбиты. Они потеряли 33 танка и до трех батальонов пехоты'.

То есть, как только В.И. Чуйков и штаб 62-й армии переправился бы на левый берег, очень не исключено, что туда немедленно рванули бы и командиры дивизий, а за ними и командиры полков, а Сталинград немедленно прекратил бы сопротивление. Ведь не спроста комдивы и комполков непрерывно и по пустякам названивали в штаб — им не терпелось: 'Когда же он переправится!' Но Чуйков не уходил, и всем пришлось драться.

А вот как обстояло дело в Крыму. 8 мая немцы ударили по Крымскому фронту, и в несколько дней этого фронта не стало. И не стало, прежде всего, потому, что, бросив по своему обыкновению солдат, от немцев начали удирать полководцы Красной Армии. Участникам тех боёв это уже не казалось трусостью, такое поведение генералитета Красной Армии они уже считали откровенным предательством. Рубцов пишет:

'Полные трагизма картины нарисовала позднее в коллективном письме Верховному Главнокомандующему группа политработников 51, 47 и 44-й армий: отсутствие хоть какого-то организующего начала при отходе, быстро переросшем в паническое бегство, страшная давка на переправах, массовые жертвы. «Это все произошло благодаря предательскому командованию Крымского фронта, иначе считать нельзя», — заявляли доведенные до крайности авторы письма'.

Мехлис же пытался сделать всё, что было в его силах, но что поделать с трусливым полководческим быдлом? Рубцов сообщает:

'В 22 часа 14 мая, докладывал он, начальник особого отдела фронта комиссар госбезопасности 3 ранга А.М. Беляков сообщил Военному совету, находившемуся на КП в аджимушкайских каменоломнях, об имеющемся у него указании Ставки ВГК немедленно эвакуировать членов совета на Таманский полуостров. Когда же руководители прибыли в указанное Беляковым место — на пристань завода им. Войкова, «опросом контр-адмирала Фролова (старшего морского начальника в Керчи. — Ю.Р.) выявилось «недоразумение», весьма похожее на провокацию». Оказывается, Военный совет передислоцировался не на Тамань — противоположный берег Керченского пролива, а в Еникале. Дезинформация привела к тому, что переезд штаба фронта совершался в спешке, неорганизованно, в результате и без того слабое управление войсками было нарушено не менее чем на восемь часов'.

За связь с войсками отвечают вышестоящие штабы, ни при каких передислокациях они не имеют права прекращать эту связь ни на минуту. А тут 8 часов без связи! То есть, только услышав, что уже «можно», штабное быдло штаба фронта оборвало связь и рвануло на пристани, даже не уточнив, куда бежать надо… А что решили в армейских и дивизионных штабах, когда узнали, что штаб фронта уже не отвечает? Само собой — решили, что и им тоже 'можно'.

Судя по всему, оставались с солдатами, старались организовать их и вести хоть какие-нибудь бои, пытались что-то сделать, чтобы переправить с Крыма как можно больше людей, только комиссары да немногие генералы и командиры. Остальное генеральско-офицерское стадо рвануло к Керченскому проливу, чтобы удрать на Тамань, либо сдавалось немцам в плен. Напомню хронологию: 8 мая немцы начали наступление, а 19 мая они полностью очистили Керченский полуостров от советских войск, убив и пленив 176 тысяч человек, уничтожив и захватив 3,5 тысячи орудий и миномётов, 347 танков, 400 самолётов.

Бег начал замкомандующего фронтом генерал Черевиченко — он оказался на Тамани ещё 13 мая, за ним помощник командующего генерал Крупников — 15 мая, фронтовое начальство — 17 мая. В ночь на 20-е последние солдаты увезли с собой представителя Ставки Верховного Главнокомандования.

О храбрости адмиралов

Наш прославленный флотоводец и по совместительству, само собой, жертва сталинизма адмирал Н.Г. Кузнецов, героически переживший трагедию Крымского фронта у себя в московском кабинете, в мемуарах авторитетно разъясняет глупость Мехлиса: '…Мехлис во время боя носился на «газике» под огнём, пытаясь остановить отходящие войска, но всё было напрасно. В такой момент решающее значение имеют не личная храбрость отдельного начальника, а заранее отработанная военная организация, твёрдый порядок и дисциплина'.

Вот, что значит человек большого ума — такого большого, что за ним уже и совести не видно. Получается, что, если у солдат заранее отработаны организация, порядок и дисциплина, то такие военачальники, как Кузнецов, так уж и быть, с ними останутся, а если этого нет, то полководец может бросить своих солдат и удрать, а с ними пусть остаются такие дураки, как Мехлис. Ох, как жаль, что Кузнецов не у Гитлера флотом командовал, небось тогда наш военно-морской флот в той войне утопил бы у немцев хотя бы какой-нибудь крейсер…

Между прочим, а Севастополе войска год отрабатывали 'организацию, твёрдый порядок и дисциплину', как и учит Кузнецов, и не под началом кого попало, а под командой адмирала Октябрьского, которым командовал адмирал Кузнецов. Чуть позже мы о Севастополе ещё вспомним, а сейчас дадим высказаться о Мехлисе ещё одному прославленному советскому флотоводцу, в то время обязанному прикрыть Крымский фронт военно-морскими силами, адмиралу Исакову. Рубцов пишет и цитирует:

'Я видел Мехлиса, когда нам было приказано эвакуировать то, что еще можно было эвакуировать с Керченского полуострова, — рассказывал Константину Симонову адмирал Исаков. — Он делал вид, что ищет смерти. У него был не то разбит, не то легко ранен лоб, но повязки не было, там была кровавая царапина с кровоподтеками; он был небрит несколько дней. Руки и ноги были в грязи, он, видимо, помогал шоферу вытаскивать машину и после этого не счел нужным привести себя в порядок. Вид был отчаянный. Машина у него тоже была какая-то имевшая совершенно отчаянный вид, и ездил он вдвоем с шофером, без всякой охраны. Несмотря на трагичность положения, было что-то в этом показное, — человек показывает, что он ищет смерти».

На замечание Симонова, что, по его наблюдениям, Мехлис — человек не робкого десятка, Исаков ответил: «Он там, под Керчью, лез все время вперед, вперед. Знаю также, что на финском фронте он бывал в боях, ходил в рядах батальона в атаку. Но… на мой взгляд, он не храбрый, он нервозный, взвинченный, фанатичный».

Судьба хранила Льва Захаровича. 14 мая, находясь на КП 44-й армии, вместе с сопровождающими он попал под артиллерийский обстрел. Тяжело ранило начальника политотдела армии, а также порученца Мехлиса, были разбиты автомашины, у представителя же Ставки — ни царапины. Надо отдать ему должное: в подобных ситуациях он не терял присутствия духа'.