справлялся со своими служебными обязанностями, но первое время ругался как сапожник. После нескольких бесед взял себя в руки. Во время штурма Кенигсберга капитан Зайцев был сильно изранен. Город был уже взят, и артиллерия давно прекратила огонь, но какой-то немец выстрелил напоследок из миномета. 14 осколков получил Зайцев П.М., одним из них перебило сухожилие под коленом. После войны он долго лечился, потом проживал в Донбассе.
Осенью 1943 г. в расположении роты связи вдруг появились начальник связи 59-й армии, полковник, фамилии которого я не помню, и начальник связи дивизии Куликов. Армейское руководство проверяло работу подразделений связи нашей дивизии. Они уже побывали в двух стрелковых полках и напоследок решили устроить ревизию дивизионной службе связи. По прибытии к нам полковник отпустил Куликова, и мы остались одни. Ревизор был строг. Тут неладно, там не так, однако проверял лишь служебные документы. Сижу и думаю: «Лучше бы ты людей в деле посмотрел, и что это штабники так бумаге верят!» Но все же готовился принять выговор или замечание. Вдруг открывается дверь, и входит повар Шеметенко. В руках поднос, мол, обед принес. Признаться, я удивился, ведь он никогда для меня такого не делал. А Шеметенко накрыл стол и незаметно поставил около меня еще и литр водки. Одним словом, пообедали отлично. Полковник после этого проспал четыре часа, а потом один ходил по землянкам связистов. Вернулся после обхода в добром расположении духа, ну, значит, молодцы ребята, не подвели.
А пока полковник ходил по землянкам, я сбегал на склад, к Никитину, и спросил, зачем он дал повару водку. «Пришел Шеметенко, — ответил мне Никитин, — и говорит, что комбат приказал выдать литр водки, а ему, Шеметенко, налить 200 граммов». Все стало понятно, это шельмец Шеметенко захотел выпить за мой счет. Он ведь знал, что свою личную водку я хранил у Никитина. Выдавали нам по 100 граммов, а я не любил пачкать губы и втягиваться в алкоголизм, поэтому у меня всегда был НЗ.
Через неделю командующий 59-й армией вынес мне благодарность за отличную боевую и политическую подготовку связистов. После этого полковник приезжал ко мне еще раз шесть, но при этом не показывался в штабе дивизии. После третьего визита начальника связи армии вызывает меня командир дивизии генерал-майор Лукьянов. Вхожу, сидят еще начальник политотдела Кустов К.А. и начальник штаба. Комдив задает мне вопрос: «Кто здесь старше, я или комбат связи?» Стою в замешательстве и не понимаю смысла вопроса, тогда Лукьянов подсказал, что армейское начальство игнорирует штаб дивизии своим посещением, а прямо едет к связистам. И тут же похвалил меня за то, что умею поддержать честь дивизии.
Хозяйство
Где-то в середине 1943 г. до меня стали доходить слухи, что связисты выражают недовольство чрезмерной караульной службой. У нас в подразделении было четыре поста: у штаба, у склада, на конном дворе и в расположении личного состава. Предварительно мы обсудили положение с офицерским составом, а потом я собрал батальон и задал вопрос: «Собственно говоря, от кого мы охраняем склад? Не от самих л и себя?» После обсуждения мы изменили схему караульной службы, оставив пост на конном дворе и у штаба, так, чтобы в поле зрения часового находился пищеблок и землянки личного состава.
В особо сложном положении находился личный состав кабельно-шестовой роты (линейщики). Они были разбросаны по всей дивизии и почти все время находились вне пределов подразделения. Часть людей несла службу при штабе полков, другая часть — на промежуточных станциях, по 2–3 человека на каждой. Поскольку полки находились на расстоянии 7–9 км один от другого, а промежуточные станции на расстоянии 2–3 км, доставлять всем горячее питание не представлялось возможным. Связисты получали сухой паек по норме, сами готовили себе завтраки, обеды и ужины. Сырой картофель они пропускали через терки, получали крахмал и готовили из ягод кисели. Научились разводить костры так, что не было дыма, умели подбирать дрова. На каждой станции была железная печь, топор, пила, лопаты. Одним словом, связисты научились вести хозяйство даже в этих суровых условиях, все у них было: и книги, и лампы.
Работы у связистов было много, поэтому командованию следовало уделять значительное внимание их отдыху и бытовым условиям. На разных должностях в батальоне служило восемь старшин. Этим старшинам вменялось в обязанность строго следить за чистоплотностью людей. Баня и стирка белья для моего заместителя по административно-хозяйственной части были вопросом № 1. Постелью нашим связистам служили либо хвойные ветки, либо сено, накрытые плащ-палатками. Баня устраивалась ровно через десять дней, вне зависимости ни от каких условий. Банные сроки не нарушались даже в период наступательных действий, организатором этого благодатного дела был старшина Паникаровский С. И. В ночное время в комнате ставилось несколько железных печек, воду грели на улице.
В один из таких дней, при наступлении на Прусит, я шел из бани в 3 часа утра. Навстречу командир дивизии Перевозников М. И. Спросил, откуда я иду. Узнав, что из бани, сильно удивился. Дело в том, что начальник АХЧ штаба дивизии, старший лейтенант Белоусенко, не смог организовать баню в походных условиях. Батальон связи проявил гостеприимство, и командир дивизии отлично вымылся.
На юге нашей Родины шли упорные бои, фашисты повсеместно отступали. Мы ощущали в себе какой- то необыкновенный душевный подъем и чувствовали, что скоро и на нашей улице будет праздник. Будем и мы гнать ненавистных врагов. Во всех частях велась усиленная политучеба, личный состав готовили к условиям наступательного боя. Осенью 1943 г. мы собрали хороший урожай картофеля и капусты, заготовили много сена. Это обстоятельство также сыграло в будущем немаловажную роль.
Наступательные операции от р. Волхов
Командир дивизии генерал-майор Лукьянов вызвал меня к себе и поставил задачу: «Сегодня, 13 января 1944 года, дивизия оставляет свой участок обороны, не снимая при этом прикрытия. Ваша задача осмотреть все землянки переднего края, выяснить, не остались ли в какой-нибудь из них люди и оружие. В помощь вам оставляю отделение разведчиков. После осмотра всех землянок вас будет ожидать автомашина в условленном месте. При прохождении всего участка линии нашей обороны вы должны подбрасывать в костры заготовленные дрова. Срок исполнения к 6-00 14 января 1944 года».
Мне это показалось очень странным, но приказ есть приказ, его не обсуждают. Осмотреть весь участок обороны протяженностью 18–20 км мы не смогли, но точно в 6-00 вышли в условленное место, где нас ждала машина. Дорога шла вдоль правого берега Волхова и вся была заметена снегом, так что в расположение дивизии мы прибыли только к 8 утра 14 января.
Едва я успел доложить генералу о выполнении приказа, как началась артиллерийская подготовка, загремел «бог войны». Такой музыки мы никогда не слышали, длилась артподготовка 1 час 50 минут. За огневым валом пошла пехота, связисты потянули провода. Пробираться приходилось в буквальном смысле по выжженной земле. Наша артиллерия перепахала всю немецкую оборону как по фронту, так и в глубину на 6 км. В этой полосе не осталось даже следа от проволочных заграждений, дотов, дзотов или окопов. Понятно, что не увидели мы и ни одного немца.
За первый день наступления дивизия продвинулась вперед на 32 км. Был занят сильно укрепленный узел сопротивления в деревне Подберезье. От самой деревни остался лишь лес печных труб, она была полностью сожжена фашистами.
Так началось общее наступление Волховского и Ленинградского фронтов. 2-я стрелковая дивизия была снята со своего участка обороны и переброшена южнее на 30 км, в сторону города Новгорода. Нам поставили задачу взять деревню Оссия и продвигаться на запад.
20 января был освобожден г. Новгород. Однако противник продолжал оказывать упорное сопротивление. В ходе ожесточенных боев 23 января дивизия заняла деревню Оссия.
Во время этих боев был ранен начальник политотдела дивизии подполковник Кустов К. А., погиб снайпер 13-го стрелкового полка, монгол по национальности и Герой Советского Союза, фамилии которого я, к великому сожалению, не запомнил.
После потери деревни Подберезье фашисты решили вернуть утраченные позиции и бросили в
