встречаем повозку, на ней гора ящиков, упаковок и восседает немец — вез подарки и посылки от родных и своего фюрера, но они достались нам. А нас уже было 2 машины — танк и самоходка — большинство остальных машин поломались, позастряли на бездорожье.
И вот он, Днестр. Справа от дороги первый дом — на самом на бугре, вместо забора живая изгородь из желтой акации, встречают нас женщины и старике графином красного вина. Спрашиваем — немцы в селе есть? «Было несколько, — отвечают, — но куда-то поубегали, все они вон там, — на той стороне реки в Сороках». Сороки — это местечко бессарабское, а мы въехали в село Цекиновка Ямпольского района Винницкой области. Десантники пошли искать немцев, и несколько человек поймали вместе с полицейскими, поместили их в вагончике для курей и поставили часового. Вагончики эти перевозились по полям, и куры уничтожали вредителя сахарной свеклы — долгоносика. К вечеру еще несколько танков подошли и по приказу комбрига заняли круговую оборону. Нашей самоходке досталось кладбище на самом бугре, там мы и ночевали. На нашей самоходке была крепко привязана проволокой 300-литровая бочка керосина, осталось найти масло и можно заправляться горючим.
Нас не забывали жители, пригласили умыться и позавтракать, что и было с удовольствием сделано. На вопрос: «А где бы найти автол», — ответили, что в центре села есть пристань, там, говорят, было много бочек. Спустились вниз к реке, остановились у сельсовета — на нем уже полыхал красный стяг. Самоходку остановили поддеревом, замаскировали ветками, а сами ушли на разведку. Хозяйка дома, около которого остановились, говорит: «Я вам быстро приготовлю завтрак, а сама побегу в степь в окопы, а то село немец будет бомбить». Сели за второй завтрак, хозяйка поставила графин вина. Мы уже налили в стаканы, как вдруг самолет пикирует и строчит из пулеметов по нашей «суке», одна пуля попала в бочку с керосином, он выливается и горит, льется прямо в жалюзи трансмиссии. Нам уже не до завтрака, выскочили, давай сбрасывать бочку, да не тут-то было — крепко привязана, а огонь уже внутри самоходки. Я влезаю в свой люк, завожу мотор и думаю на ходу как-то умудриться сбросить бочку. Поехал по дувалам (из ракушечника и глины заборы отулицы), по садам. А самолеты, как осы, пикируют и обстреливают меня, пробили заднюю броню и бак, теперь и остатки своего горючего вытекают и горят, но благодаря работающему мотору и открытым жалюзи столб пламени над машиной, а в машине огня нет, что и спасло «СУ-85». Ездил я долго, бочка вылилась и выгорела, кормовые баки пустые и пробиты. Остановился в каком-то дворе, недалеко от речки. Вылез, осмотрелся: машина дымит, парует, но огня нет, самолеты улетели на заправку.
Откуда ни возьмись молодой человек с автоматом и на шапке красный бант. «Я, — говорит, — все время бегал за вами, чтобы помочь, что будем делать?» «Давай, — говорю, — все-таки сбросим ненужную теперь бочку». Перебили мы проволоку и сбросили ее. «СУ-85» укрыли соломой — рядом была скирдочка, замаскировали. Теперь давай отдохнем малость, перекурим. Только закурили — летят 2 «Ю-88» мы отошли от машины подальше, но один самолет пикирует на нас, мы за сарайчик, немец сбросил бомбу — упала по другую сторону сарая, развалила его. Мой помощник посмотрел на «СУ-85» и кричит — она горит, а я уже и сам увидел. Возвращаюсь к машине, на ней загорелась солома, я в свой люк, завел и опять езжу по селу, а самолеты бомбы сбросили и теперь обстреливают меня из пушек и пулеметов. Что-то меня ударило, оглянулся — огонек горит между снарядами (а мы ветошь там всегда прятали). Голову высунул в люк, думаю — рванет, то хоть голова целая будет. У самолетов боезапас кончился, и они улетели, а я остановился, вылез в люк, с верхнего дымит, но не рвется, а тут и партизан прибегает. Я говорю: «Таскай землю — будем засыпать огонь в боевом отделении». Насыпали много и зря — ветошь истлела и никакой беды. А ударило меня нашей же гранатой — там в углу, сзади места командира, у нас приварено место для четырех ручных гранат, вот в это место и попал снаряд из самолета и одна из гранат, отрикошетив, попала мне по спине. Партизан и говорит — надо спрятаться так, чтобы немецкие радисты-авианаводчики из г. Сороки не видели, где стоит машина, иначе они ее сожгут. Он сел со мной и указал овраг, в котором мы и укрылись. Самолеты налетели, бомбили овраг, но мы были им невидимы. Через некоторое время пришел и мой экипаж, я уже заслуженно отдыхал, а они вычищали боевое отделение от земли. При осмотре машины обнаружили: на броне все, что можно было сбить пулями и снарядами, было сбито, в том числе кронштейны бачков. На броне было 8 попаданий снарядов, два из них над люком водителя, в щель залетело множество микроосколков, ло-бовина и левое ухо танкошлема на мне были иссечены, но только один микроосколок на брови сделал царапину. Я вытирал кровь, думал, что пот. Не считал, но говорили, что в Цекиновке немцы самолетами сожгли 8 танков.
Когда наша машина была очищена, приведена в культурный вид, мы пошли искать хозяйку ближайшего от оврага дома. Сразу за поворотом оврага стоял небольшой, но аккуратный домик с ухоженным двором и цветником, но дверь была закрыта, а мы уже знали, что жители днем прячутся в окопах за селом, боятся самолетов. Стало темнеть, пришла хозяйка, она нас приветливо встретила, накормила и говорит: «Завтра встанем пораньше, я сварю завтрак и опять уйду в поле, в свой окопчик, так что прошу долго не задерживаться». Ребята остались в хате, я пошел, осмотрел самоходку, заглянул во двор, а там копна стеблей из кукурузы переместилась и имеет лохматый вид. Подхожу ближе, а это ночью подъехали танкисты и, зная, что сильно бомбят, укрыли танк стеблями прошлогодней кукурузы. Люк водителя был открыт, там сидит, как оказалось, мой коллега и земляк с Полтавской области и прикладывается к бочонку.
— Ты что пьешь?
— На, попробуй, — передает в люк красивый бочонок литров на 10–15.
Попробовал — что-то сладкое, приятное и хмельное. Передал ему, он приложился и передал мне, я ему, он мне, и так продолжалось, что уже хмельной вспомнил про завтрак. Пока дошел до хаты, совсем опьянел и скорей завалился спать на припечку между печью и стенкой. Уснул мгновенно, сколько спал, не помню, проснулся от жажды и чувствую: какой-то на мне мусор. Слышу голоса товарищей. Попросил: «Дайте воды». Они обрадовались и говорят: «Так он живой!» — и принесли мне воды, я выпил кружку и тут же снова уснул. Проснулся только назавтра утром, как раз к завтраку. Осмотрелся — в доме крыши уже нет, кукуруза во дворе вместе с танком сгорела, а я был тут и ничего не видел! Оказывается, немецкие авианаводчики из г. Сороки танк обнаружили и навели на него самолеты, а так как дом был недалеко от танка, то и ему досталось.
(В 80-х годах были встречи однополчан, вспоминались эпизоды из военного времени, были в Знаменке, которую я «нечаянно освободил», написал письмо в Цекиновку. Старики этот эпизод хорошо помнят, школа и сельсовет приглашали приехать, но было некогда, там встреча однополчан не намечалась, и я не поехал.)
Стояли там в 1944 году несколько дней, войск было много, и вином уже особо не потчевали. Но при разговоре с хозяевами заходила речь об «огненном танке» (так называли мою самоходку жители). Я из скромности помалкивал, но кто-нибудь из экипажа указывал на меня: «Так ведь это он на нем ездил», — и вот после этого нас всегда угощали вином. Жители называли меня героем, танкисты — дураком: то бы какое-то время еще протянул, отдохнул без самоходки, а так вскоре поедешь смерть искать. И прав-да — подтянулись резервы, собравшись с силами, мы вскоре двинулись вдоль Днестра на юг.
В Румынии, Польше и Пруссии
Шли в основном без боев километров 100, если не больше, а у Рыбницы, верней, напротив нее на крутом изгибе реки, был бой. Название деревни не помню — она растянулась в 2 улицы вдоль реки. Что-то мы замешкались, чего-то ждали, а немец начал подтягивать силы. С горы, что справа и спереди нас, начали спускаться немцы — пехота, и собираются у сарая под горой, мы выстрелили из пушки осколочным и без колпачка,[10] снаряд разорвался, не долетев до сарая. Стали бить с колпачком. Снаряды рвутся в сарае. (Как после нам говорили жители, в сарае было убито более 90 немцев.) Но и немцы не зевали и где-то справа из пушки ударили по нам. Один их снаряд сделал вмятину в стволе нашей пушки, второй пробил правый борт и бак с горючим. Горючего было мало, но хватило, чтобы нас осмолить. Выскакиваю с огнем и дымом через верхний люк. Наводчик без бровей и ресниц остался, заряжающий тоже, больше всего досталось командиру — ему выбило правый глаз, все лицо мелкими осколками иссечено в кровяное месиво, и он сильно обгорел. Я не пострадал — защитила от осколков и огня своя пушка и снаряды. Немцы от нас были через дорогу метрах в 20–25, но, как и мы, боялись поднять
