Подонки истории. Самая зловещая тайна XX века

До конца 1938 г., т. е. менее чем за полтора года до описываемых событий, при НКВД было два типа судебных органов: «комиссии», состоящие, согласно приказу Ежова № 00485 от 11.08.1937 г., из высших должностных лиц НКВД и Прокуратуры областей, республик и СССР[505] , и «тройки», состав которых я уже давал выше. И в документах тех времен (в частности – в приговорах) эти два органа так и называются, к примеру: «Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР от 30 апреля 1938 г. по обвинению в шпионаже и контрреволюционной националистической агитации назначена высшая мера наказания – расстрел: Тройкой при УНКВД СССР по МО от 2 сентября 1937 г. по обвинению в систематической контрреволюционной агитации назначена высшая мера наказания – расстрел».[506]

Так что и аллегорию «Комиссия – это тройка» геббельсовцы могут отправить вслед за остальными. Во внутренней переписке НКВД все называлось своими именами: расстрел – расстрелом, разгрузка – разгрузкой, и совершенно исключено, чтобы любую «тройку» работники НКВД называли «Комиссией».

Таким образом, в документах из архивов СССР, которые собрали сами геббельсовцы и которые якобы «неопровержимо доказывают», что польских офицеров расстрелял НКВД, нет ни малейшего подтверждения этой версии.

И факт остается фактом – о пресловутой «тройке», которая якобы осудила поляков весной 1940 г. к расстрелу, не упоминается ни в едином документе, кроме фальшивок, состряпанных самими геббельсовцами. Но прежде чем заняться этими фальшивками, необходимо немного остановиться на том, как бригада Геббельса доказала, что поляков расстреляли немцы.

Первая победа геббельсовцев. Не засчитанная

Как я уже упоминал выше, по массе фактов видно, что во главе геббельсовцев стоял КГБ СССР. И скорее всего, тамошние «аналитики» первыми осмотрели архивы и разработали план, как оклеветать СССР. Поскольку в архивах было полно документов, ясно свидетельствующих, что весной 1940 г. польские офицеры были осуждены судом Особого совещания при НКВД СССР, то оставалось уничтожить ту часть документов, которая свидетельствовала о приговоре – о том, сколько лет лишения свободы каждый из офицеров получил. А после этого поди гадай – к трем годам его приговорило Особое совещание или к расстрелу. Схема фальсификации была очень проста и посему выглядела очень соблазнительно. Архивы «почистили» и в начале лета 1989 г. туда запустили геббельсовских «историков». Те, естественно, немедленно нашли документы, свидетельствующие об отправке дел поляков на рассмотрение Особым совещанием, и по страницам польской и советской прессы понеслось победное: «Хайль Геббельс!»

«Содержание перечисленных документов позволяет сделать вывод о возможности вынесения Особым совещанием при НКВД смертного приговора в отношении военнопленных…»[507] – спешил сообщить стахановец геббельсовского труда Ю. Зоря. «Итак, хранящиеся в фондах ЦГОА СССР и ЦГАСА архивные материалы доказывают, что дела польских офицеров и полицейских, находившихся в Козельском и Осташковском лагерях в декабре 1939 – марте 1940 года, готовились на рассмотрение Особым совещанием НКВД, в апреле-мае 1940 г. более 15 тысяч польских военнопленных – офицеров и полицейских – были вывезены из Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей и переданы УНКВД Смоленской, Харьковской и Калининской областей. Таким был их последний маршрут, конечными пунктами которого стали Катынь, Медное и 6-й квартал лесопарковой зоны Харькова» [508] – пускала обильную слезу Н. Лебедева. Но ее перекрикивал Зоря, прорвавшийся на страницы «Военно-исторического журнала» и застолбивший там делянку расстрела поляков по решению все того же Особого совещания при НКВД.[509]

Вскоре к «историкам» подключились прокуроры ГВП, которые к документам об Особом совещании добавили и «свидетельские показания» о том, что поляки расстреляны по решению Особого совещания при НКВД. О главных «свидетелях» геббельсовцев, бывшем начальнике УПВИ П. Сопруненко и бывшем начальнике УНКВД по Калининской области Д. Токареве, и о их «показаниях» я достаточно написал в «Катынском детективе» и не видел смысла повторяться. Но читатель и мой оппонент внутри бригады Сталина Э.Г. Репин меня упрекнул: «Конечно, в «Катынском детективе» есть мелкие частные погрешности, но они практически невидимы для читателя. Раздосадовало, что Вы, обладая вполне достаточным сарказмом, не смогли или не захотели более ярко показать прокурорский дебилизм Анисимова и Третецкого при допросе Токарева. Ведь Токарев с богатым чувством юмора буквально издевался над ними. В книге же этот эпизод получился бледным, проходным» [510]. Видите ли, Эдуард Георгиевич, я не писатель и не умею писать ярко, я просто стараюсь донести до читателя определенную мысль, а уж как этот текст получится, то так и получится.

На момент написания «Катынского детектива» я не был знаком с видеозаписью показаний Токарева и пользовался пересказом этой записи. А недавно мне принесли уже разобранный мною фильм «Память и боль Катыни», и я посмотрел на Токарева «вживую». Как я и предполагал в «детективе», Токарев не показания дает, а играет главную роль в короткометражном художественном фильме «Токарев и придурки из Генпрокуратуры». Что интересно – Токарев так переигрывал, что это видели и прокуроры, но они оказались неспособны понять, что это значит. «Явная подготовленность к допросу, четкость и артистизм изложения показаний Токаревым в 1991 г. также подтверждают, что он стремился высказаться так, чтобы оправдаться в своих глазах и снять с себя ответственность за тягчайшее преступление или снизить степень своей вины, переложив ее на своих руководителей и подчиненных»[511], – радуется Яблоков. Ну титан мысли! А разве хоть что-то из «показаний» Токарева подтвердилось?

Сергей Стрыгин пишет: «Бывший начальник УНКВД по Калининской области Д.С. Токарев на допросе 20 марта 1991 г. 4 (четыре) раза настойчиво повторил, что на спецкладбище для расстрелянных рядом с селом Медное погребались только польские военнопленные в количестве 6295 чел. (плюс 1 советский гражданин – расстрелянный бандит, итого 6296 захороненных трупов). По утверждению Д.С. Токарева, прочих расстрелянных в Калинине органами НКВД советских граждан хоронили на другом кладбище. (Katyn. Dokumenty zbrodni. Tom 2. Warszawa, стр. 462, 471)». Но если вы помните, то в том месте, которое указал Токарев, прокуроры с поляками докопались чуть ли не до центра Земли, но нашли всего лишь с сотню черепов, из которых едва пару десятков с огнестрельными ранениями.

Еще момент. УПВИ осужденных Особым совещанием поляков адресовал «в распоряжение УНКВД», а УНКВД объявляло полякам решение Особого совещания и переадресовывало их в лагеря ГУЛАГа. Однако в любом случае слова «в распоряжение УНКВД» могли означать и лагерь, и областную тюрьму, и какую-нибудь стройку в ведении этого УНКВД. Но Токарев, увидев это «в распоряжение УНКВД по Калининской области», стал утверждать, что поляков (партиями от 200 до 350 человек) привозили именно в УНКВД, т. е. в административное здание, и тут же во «внутренней тюрьме» и расстреливали. Прокурорские придурки приобщили эти «показания» к делу, видеозапись этого идиотизма занимает центральное место в фильме. Токарев описывает такую «технологию» расстрела. Военнопленных завозили в здание УНКВД, в камеры «внутренней тюрьмы», одну из которых оборудовали в комнату расстрелов, для чего дверь в ней оббили кошмой, чтобы не было слышно выстрелов. Затем поляков по одному выводили в «красный уголок», в котором сверяли установочные данные, а затем вели в «камеру расстрелов».

Теперь прокурорам полагалось провести следственный эксперимент, т. е. пройти весь путь военнопленного поляка в здании УНКВД. И видеокамера в этом фильме попробовала нам это показать. И тут выяснилось, что войти во «внутреннюю тюрьму» можно только через центральный вход из вестибюля (через него выносили трупы?). Далее камера повела нас под арку вниз и налево, за дверью началась «внутренняя тюрьма». И картинка тут же исчезла, потому что «внутренняя тюрьма» представляла собой коридор примерно 8х2,5 м, в одном торце которого была входная дверь, а в другом – окно на улицу. Справа в стене коридора две узкие закрытые двери в какие-то помещения, а что слева – прокуроры постеснялись показать. То есть, надо думать, что и там в лучшем случае две двери, а не окно на улицу. Если одна дверь вела в «комнату смерти», а другая в красный уголок, то где же размещались по 300 мужиков с вещами сразу? Ведь если и слева были две комнаты, то их общая площадь вряд ли могла быть более 40 м2. Простите, но даже в вагоне метро в часы пик людей на квадратном метре столько не вмещается. А ведь Токареву ничего не мешало сказать, что поляков завозили в тюрьму Калинина и там расстреливали. Но не сказал! В конце жизни 89-летний генерал-майор КГБ Д.С. Токарев сунул свой жилистый и в рот прокурорам,