Для всех членов Политбюро стало понятно, что эти генералы, так до войны подсиживавшие друг друга, так стремившиеся на свои генеральские должности, так охотно писавшие друг на друга доносы, по сути, не способны воевать – не способны провести в жизнь даже элементарное военное решение, такое, как приведение войск в боевую готовность накануне войны.
Сталин тяжело посмотрел на Жукова, и тот опустил голову под его взглядом. Жуков понял, что Сталин вспоминает раннее утро 22 июня, когда по получении от Молотова сообщения о том, что немцы официально объявили войну СССР, Жуков бодро предложил обрушиться на немцев всеми сосредоточенными у границ силами и уничтожить. Теперь Жуков предстал перед правительством не начальником Генштаба, а безответственным болтуном, не соображающим, ни что происходит на фронтах, ни что он предлагает. Но на этом испытания Жукова не закончились.
– Что с Минском? – спросил Сталин, пытаясь сдержаться.
– Все подходы к Минску перекрыты, немцы Минск не возьмут! – отрапортовал Жуков.
– Что?!! – сорвался и закричал Сталин. – Вы не знаете, что Минск немцы взяли еще вчера?!!
– Как взяли?! – хором с ужасом воскликнули Тимошенко и Жуков.
– Вы почему не знаете, что происходит на фронтах?!! – закричал на них, уже очевидно взбешенный Сталин.
– Ухудшились условия связи, не все донесения с фронтов проходят… – залепетал Жуков.
– Да как же вы, верховный главнокомандующий и начальник Генштаба, мать вашу, можете командовать фронтами, не имея с ними связи?!! Кто отвечает за связь в Красной Армии? – звенящим голосом спросил Сталин.
– Вышестоящие штабы, – опустив голову, проговорил Тимошенко.
– Кто отвечает за связь Ставки с фронтами?! – продолжал экзамен Сталин.
– Генеральный штаб, – уже, по сути, пищал Жуков.
– Кто начальник Генерального штаба?! – вновь задал вопрос Сталин.
Жуков, наконец, не выдержал и, закрыв лицо руками, заглушая рыдание, выбежал из кабинета. Молотов, потрепав Сталина за рукав, негромко сказал, выходя вслед за Жуковым.
– Спокойно, Коба!
– Думаю, тут два вопроса, – вступил в разговор Берия.
– Немцы открыли себе кратчайший путь на Москву.
Судя по всему, это свершившийся факт. Надо искать силы и чем-то перекрыть им дорогу. Потом, нужно как-то спасать остатки войск Западного фронта.
– Что мы можем найти немедленно? – спросил Сталин Тимошенко.
– Я уже думал: мы можем перебросить две армии с Юго-Западного направления, – Тимошенко все же старался держать себя в руках и отвечать осмысленно.
– Какие? – потребовал уточнить Сталин.
– Вот и вот, – Тимошенко показал расположение армий на карте.
Сталин задумался, оценивая, сколько времени может занять их переброска на Западное направление. В это время Молотов ввел в кабинет вздрагивающего от икоты Жукова, бросающего затравленные взгляды на Сталина.
Как ни странно, но эта бабья истерика Жукова вызвала к нему доверие – если бы был предателем, то подготовил бы ответы на вопросы Сталина, а реакция начальника Генштаба с его искренними рыданиями характеризовала его, как глупого разгильдяя, а не как врага.
– Давайте приказы о переброске на Западное направление этих армий, – скомандовал Сталин Тимошенко, а потом обратился к Берии. – Вернетесь в Совнарком, разыщите Кагановича, пусть проследит, чтобы эшелоны под эту переброску войск подавались бесперебойно, – затем вновь повернулся к Тимошенко – Сосредоточьте авиацию для прикрытия станций погрузки и выгрузки войск от действий немецких бомбардировщиков, – И, немного подумав, добавил.
– Маршал Кулик в Москве?
– Да, – подтвердил Тимошенко.
– Немедленно отправляйте его к Павлову с задачей объединить под одним командованием оставшиеся силы Западного фронта, – распорядился Сталин. – Кулик, конечно, маршал своеобразный, но в храбрости ему не откажешь.
– Вы думаете, что мы недостаточно храбры?!
Сталин, вздохнул и зло ответил.
– Я не знаю, что думать, товарищ Тимошенко. Советский народ дал Красной Армии танков больше, чем есть у какой-либо иной армии в мире, советский народ дал вам самолетов больше, чем есть у кого-либо, обеспечил артиллерией и стрелковым оружием, вверил вам, полководцам Красной Армии, миллионы своих сынов, а вы чем народу ответили? Тем, что отдали немцам на убой лучших сынов советского народа?!
После этих слов Сталин резко сломал в руке карандаш, бросил его на карту и, не прощаясь, пошел к выходу; члены Политбюро, попрощавшись, последовали за ним. Перед входом в наркомат Сталин остановился у своей машины и подождал подошедших Берию, Молотова, Маленкова и Микояна.
– Ленин оставил нам великое наследие, – с горечью констатировал Сталин, – а мы – его наследники – все это просираем. – И, помолчав, добавил: – Я буду работать в Кунцеве, а вы думайте, что можно предпринять.
НАЧАЛО ПОБЕДЫ
Молотов в эту ночь безуспешно пытался заснуть и под утро 30 июня 1941 года по пути в кабинет, зашел к вернувшемуся с фронта Председателю Президиума Верховного Совета М.И. Калинину. Подслеповатый «всесоюзный староста» по крестьянской привычке начинал работу очень рано, и теперь, узнавая Молотова скорее по голосу, успокаивал – Не паникуй, Вячеслав. Немцы нам, конечно, морду набьют, на то они и немцы, народ основательный. Но они с нами теперешними не совладают. Мы – русские, нам надо быстрее разозлиться. А когда разозлимся, то с нами и немцы ничего не поделают. Не отчаивайся, иди, работай!
Теперь перед Молотовым лежал чистый лист бумаги, в руках он вертел карандаш, но никаких нужных решений в голове не было. К десяти часам зашел Берия и, подсев к столу, спросил.
– Есть решения, Вячеслав Михайлович?
Молотов раздраженно встал и начал ходить по кабинету.
– Какие, к черту, решения? Мы же не занимались военным делом, не изучали его. Не знаю, как Сталин, он читает книги по 500 страниц в день, может, читал и что-то по военному искусству, и командованию армиями во время войны, но мне-то было не до этого! Партия в этом вопросе полагалась на этих говняных полководцев Красной Армии, а они, видишь, что из себя представляют… Что тут придумаешь!
– Думаю, что начать нужно с государства, – не обращая внимания на раздражение Молотова, предложил Бе55 рия. – Уже понятно, что войны «малой кровью, оглушительным ударом» не получится. Эта война потребует исключительного напряжения всех сил советского народа, а для этого все эти силы нужно сконцентрировать на ведении войны, и сделать это можно только в случае, если управление народом будет осуществляться из одного центра. Этот центр должен быть всевластным. Он должен быть и высшей законодательной властью, и исполнительной, и судебной.
Как в Гражданскую войну, когда вся власть была сконцентрирована в Совете Труда и Обороны.
Если мы это не сделаем, то погрязнем в волоките, – со знанием дела констатировал Берия. – Тут и в мирное время недели проходят, пока президиум Верховного Совета простые вопросы разжует, или пока в Совнаркоме Вознесенский все свои недоумения выскажет, а что будет сейчас, когда все вопросы, которые требуют решения, страшны, и ответственность за них огромна? Нужен один центр власти со всей полнотой ответственности!
Я думаю, что его можно назвать Государственным Комитетом Обороны и организовать в составе трех
