Уроки Великой Отечественной

Как видите, хотя Западная Украина находилась в сфере интересов СССР, но Гитлер даже 7 сентября намечал ее к самостоятельности, нимало не беспокоясь, что СССР за это денонсирует договор о ненападении, а это доказывает, что протокол к пакту о занятии СССР этих территорий не предусматривался, и у СССР не было бы поводов для претензий к Германии. И немцы даже к 7 сентября не предполагали ликвидацию Польши, и хотя они уже заняли Краков, но собирались его вернуть. Почему?

Потому, что их штабы пока еще полагали, что поляки бегут за линию Нарев — Висла — Сан, а преодолеть эту линию, по мнению немцев, было непросто. Фельдмаршал Манштейн, генералом участвовавший в разработке плана войны с Польшей, писал: «С другой стороны, у Польши не было недостатка в трезво мыслящих советниках. Как пишет полковник Герман Шнейдер в журнале «Милитервиссеншафтлихе рундшау» от 1942 года, французский генерал Вейган предложил перенести оборону за линию Неман—Бобр (Бебжа) — Нарев — Висла — Сан. Это предложение с оперативной точки зрения было единственно правильным».

Сам Манштейн с Вейганом был абсолютно согласен и сам считал, что полякам «…не оставалось ничего иного, как с самого начала перенести оборонительные позиции на линию Бобр (Бебжа) — Нарев — Висла — Сан, а возможно и Дунаец, и вести впереди нее бои лишь с целью выигрыша времени…». Он писал, что эта линия «представляла собой сильную естественную преграду. Кроме того, бывшие русские укрепления, хотя они и устарели, служили хорошими опорными пунктами». Действительно, еще цари укрепили эту линию для защиты от немцев крепостями Вильно (Вильнюс), Гродно, Осовец, Лонжа, Остроленка, Рожаны, Пултуск, Загреж, Новогеоргиевск (Модлин), Варшава, Ивангород (Демблин).

Теперь, если вы вспомните, где еще вы читали эти названия — Нарев, Висла, Сан, то вернетесь к протоколу к пакту о ненападении между СССР и Германией. Да, это линия сферы советских интересов по первой договоренности с Германией. А это означает, что СССР секретным протоколом защитил ту остаточную территорию, на которой могло уцелеть Польское государство при самом плохом военном исходе войны с немцами. Немцам было не только трудно преодолеть эту линию военным путем, но они и не могли пересечь эту линию без обострения отношений с СССР — это была зона его интересов.

Можно сказать, что при подписании протокола ошиблись и Сталин, и Гитлер, а можно сказать, что поляки обманули и того, и другого. Гитлер, соглашаясь со сферой влияния СССР в Польше, полагал, что немецкая армия с трудом преодолеет сопротивление поляков до рубежа Нарев — Висла — Сан, а Сталин полагал, что поляки, отступив на эту линию, либо начнут позиционную войну, в ожидании ударов французов и англичан по Германии с запада, либо заключат с немцами перемирие на этой линии.

СССР делал все, чтобы помочь Польше удержаться в войне. Вот такой характерный пример. 29 августа, за три дня до войны, посол Германии Шуленбург упросил главу Советского Союза его принять. Молотов вынужден был согласиться, и стенографистки зафиксировали повод для встречи.

«Шуленбург сообщил, что сегодня ночью и утром ему лично позвонил Риббентроп и просил передать следующее.

В последнее время в нескольких газетах появились слухи о том, что якобы Советское правительство отводит свои войска с западной границы. Такого рода слухи, служащие агитационным целям, неприятны германскому правительству. Поэтому Риббентроп по поручению Гитлера просит Советское правительство опровергнуть эти слухи в форме, которую оно сочтет удобной. Лучше, если бы это опровержение было сделано в положительной форме, т. е. что Советское правительство не отводит своих войск с границы, а, наоборот, усиливает военные силы на границе. Или желательна такая форма опровержения, в которой было бы указано, что об отводе войск с границы не может быть и речи, так как в такое тревожное время всякое правительство не уменьшает войска на границе, а усиливает их.

Молотов спрашивает, верит ли этим сообщениям германское правительство.

Шуленбург отвечает отрицательно.

Молотов говорит, что он посоветуется, как это сделать, и подчеркивает серьезность, с которой мы относимся к заключенному нами пакту с Германией. Уже один факт появления такого рода слухов показывает серьезность нашего отношения к пакту».

Многие ли читатели поняли, что именно подняло на ноги Риббентропа и что заставило его ночью позвонить послу в Москву? Поясню. Отвод советских войск от восточной границы Польши означал, что Польша может снимать с нее войска и перебрасывать на запад — навстречу немцам. СССР делал противоположное тому, что делала Литва. И немцы моментально поняли эту угрозу, начав просить, чтобы СССР объявил, что он, наоборот, подтягивает к польской границе войска. Но Молотов был такой человек, на которого где сядешь, там и слезешь.[2] «Правда» дала опровержение, но какое? Она сообщила, что СССР на советско-польской границе усиливает гарнизоны. Но ведь гарнизоны — это не полевые войска, они в наступлении не участвуют. Поляки могли перебрасывать свои соединения на запад…

Вопрос: Польша сделала столько гадостей и СССР, и Европе, почему Сталин делал все, чтобы сохранить ее суверенитет? Ответ очень прост, но его мало кто понимает. Дело в том, что гораздо дешевле, чтобы участок твоей границы прикрывало суверенное государство, а не объединяться с ним, тратить деньги на его обустройство и защиту, а затем нести потери от «пятой колонны», какой-нибудь «Солидарности», которая в таком государстве обязательно образуется. Вот Сталин и делал все, чтобы Польша сохранила свою независимость и суверенитет. И Сталин суверенитет Польши сохранил бы, если бы в ней не жили поляки. Они не дали.

* * *

Как видите, Советский Союз сделал все, чтобы отстоять Польшу.

Давайте для оценки договора между СССР и Германией привлечем злейшего врага СССР Уинстона Черчилля, который прекрасно знал текст секретного протокола, тем более что Гитлер, как я уже писал, открыто сообщил о нем в ноте о войне с СССР. Черчилль начинает: «Несмотря на все что было беспристрастно рассказано в данной и предыдущей главах, только тоталитарный деспотизм в обеих странах мог решиться на такой одиозный противоестественный акт».

Здесь сэру Уинстону несколько изменило чувство юмора, — получается, что для всех стран Запада договора с Гитлером о ненападении естественны (жены они ему, что ли?) и только для Сталина такой договор противоестественен. Но, по сути, Черчилль, конечно, прав. Он продолжает и объясняет причину, которую я выделил в его мысли: «Невозможно сказать, кому он внушал большее отвращение — Гитлеру или Сталину. Оба сознавали, что это могло быть только временной мерой, продиктованной обстоятельствами. Антагонизм между двумя империями и системами был смертельным. Сталин, без сомнения, думал, что Гитлер будет менее опасным врагом для России после года войны против западных держав. Гитлер следовал своему методу «поодиночке». Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет.

В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. В умах русских каленым железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году, когда они бросились в наступление на немцев, еще не закончив мобилизации. А теперь их границы были значительно восточнее, чем во время первой войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать Прибалтийские государства и большую часть Польши, прежде чем на них нападут. Eciu их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».

Тут Черчилль передернул карты, забежав вперед: секретный протокол в части Польши исполнен не был, поскольку первоначальный его текст не предусматривал ввод советских войск в Польшу и Советский Союз не вышел на предусмотренные протоколом границы сферы своего влияния. Линия раздела между СССР и Германией была установлена позже — 28 сентября 1939 года — и совершенно не соответствовала линии, оговоренной секретным протоколом к пакту о ненападении. Нам же ценно другое: тогдашнему союзнику Польши и вечному врагу большевизма даже в послевоенных мемуарах и в голову не приходило