использовать для удара в нужном месте. Говоря в принципе — для накопления сил для удара по прорвавшимся нужно сократить длину внешнего фронта. Юго-Западный фронт имел вид ломаной дуги или даже клина, имеющего в своём острие Киев. Если оставить Киев и спрямить внешний вид фронта, то могло высвободиться до половины войск. Причём Кирпоносу нужно было делать это немедленно, не упуская ни часа и не дожидаясь никаких приказов Сталина, поскольку, во-пер-вых, запас боеприпасов внутри кольца сокращался, а во-вторых, немцы, вслед за танковыми, вводили в прорыв и пехотные дивизии. А те, в отличие от танковых, закрепляли за собой местность — они зарывались в землю, готовили систему огня, защищали коммуникации танковых клиньев, и их было уже значительно труднее сбить с позиций.
То есть Кирпоносу уже 15 сентября нужно было приказать Власову выводить 37-ю армию из Киева, остальные армии, оказавшиеся в кольце, отводить на восток к местам, где будут нанесены удары, окружающие прорвавшихся немцев, а двум своим армиям (40-й и 38-й), оказавшимся вне кольца окружения, приказать готовить удары извне. Ведь Кирпонос считался полководцем, и только на нем лежала ответственность за то, чтобы вверенные ему люди эффективно уничтожали врага, а не бездарно и бесполезно пали. Однако вместо этого произошло следующее.
И.Х. Баграмян, хотя и старше Черняховского, но, как и тот, был замечен Сталиным и, начав войну полковником, закончил её генералом армии и командующим фронтом. В целом мемуары Баграмяна достаточно содержательны, но он всё же типичный советский генерал, т. е. сплочён солидарностью генеральской касты и скорее будет нагло врать, чем напишет то, за что генеральская мафия на него обидится. И в деле с Кирпоносом, и с гибелью Юго-За-падного фронта он либо недоговаривает, либо откровенно лжёт, и лжёт, чтобы выгородить генералов РККА и представить их этакими «ероями».
Баграмян начал войну полковником, начальником оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта, вскоре ему присвоили звание генерал-майора, он практически до конца находился с Кирпоносом, видел, что тот делал, но в своих мемуарах старательно лепит из Кирпоноса героя. Давайте посмотрим, как он это делает.
Предварительно следует сказать, что когда немецкие танковые армии соединились у Лохвицы, Баграмян оказался вне кольца, поскольку находился в 38-й армии. Не знаю, из каких соображений, но первым документом начавшейся трагедии Баграмян представляет вот такую телеграмму:
«Мне показали донесение Кирпоноса в Генштаб и главкому направления. Оно заканчивалось словами: «Фронт перешёл к боям в условиях окружения и полного пересечения коммуникаций. Переношу командный пункт в Киев, как единственный пункт, откуда имеется возможность управления войсками. Прошу подготовить необходимые мероприятия по снабжению армий фронта огнеприпасами при помощи авиатранспорта».
У меня защемило сердце».
И никаких комментариев к этой телеграмме, кроме состояния своей сердечной мышцы, Баграмян не даёт, хотя тут возникает существенный вопрос к Кирпоносу.
Историки и литераторы взахлёб уверяют, что под Киевом немцы окружили миллионы советских солдат и только пленных взяли 650 тыс., забывая сообщить, что эту цифру поведал миру доктор Геббельс в своих радиопрограммах, газетах и в листовках, сбрасываемых на советские войска. На самом деле в четырёх армиях, попавших в окружение, было около 300 тыс. человек (Гудериан пишет о 290 тыс. пленных), но и это была огромная сила, которую Кирпонос обязан был с толком использовать для победы. А для этого он обязан был эффективно командовать фронтом, для чего ему нужно было находиться в таком месте, с которого командовать им наиболее удобно, т. е. с которого ближе всего и до всех армий, и до полей намечаемых боёв. Удобнее всего это было делать из пункта на оси отхода окружённых советских армий, тогда бы до каждой из них было оптимальное расстояние, и эти армии всё время приближались бы к штабу, что облегчало бы связь с ними (за связь отвечают вышестоящие штабы). В то же время с такого пункта было бы недалеко до мест, в которых армии Юго-Западного фронта начали бы отсекать от флангов клинья немецкого прорыва. Кроме того, должна была быть надёжной радиосвязь и с 40-й, и 38-й армиями, ведь им подлежало бить по немцам там, где будут наносить удары окружённые армии.
А что такое Киев? Это крайне западная точка фронта, максимально удалённая ото всех армий и мест будущих боёв, это пункт, из которого было труднее всего управлять фронтом. Кроме этого, в этот момент немцы предпринимали решительные действия по отсечению 37-й армии и Киева от остальных армий фронта, и если бы Кирпонос успел в Киев проскочить, то он вообще не смог бы управлять войсками. Но и немцы не дали Кирпоносу улизнуть туда, и, надо думать, Тимошенко приказал перевести штаб фронта из Прилук на 50 км южнее — в городок Пирятин, расположенный как раз на оси отхода Юго-Западного фронта и недалеко от мест предполагаемых боёв с прорвавшимися немцами. Пирятин — узел хороших дорог ко всем армиям фронта, кроме того, защищён рекой Удай с востока от неожиданностей со стороны танковых дивизий Гудериана и Клейста.
И возникает вопрос: а в связи с чем это Кирпонос, только узнав 15 сентября об окружении, вдруг заторопился в место, из которого невозможно командовать всем фронтом, но зато в котором легко попасть в плен?
Далее Баграмян сообщает, что уже утром 16 сентября его вызвал в Полтаву командующий Юго- Западным направлением маршал Тимошенко и приказал вылететь к Кирпоносу и передать устный приказ. Баграмян довольно много и не по делу рассуждает о согласовании этого приказа со Сталиным, но суть приказа, нет сомнений, передал точно:
«— Доложите, товарищ Баграмян, генералу Кирпоносу, что в создавшейся обстановке Военный совет Юго-Западного направления единственно целесообразным решением для войск Юго-Западного фронта считает организованный отход. Передайте командующему фронтом моё устное приказание: оставив Киевский укреплённый район и прикрывшись небольшими силами по Днепру, незамедлительно начать отвод главных сил на тыловой оборонительный рубеж. Основная задача — при содействии наших резервов разгромить противника, вышедшего на тылы войск фронта, и в последующем перейти к обороне по реке Псел. Пусть Кирпонос проявит максимум активности, решительнее наносит удары в направлениях на Ромны и Лубны, а не ждёт, пока мы его вытащим из кольца.
…Медленно потирая пальцами виски, словно утихомиривая боль, маршал сказал:
Сейчас мы делаем всё, чтобы помочь фронту: стягиваем на Ромны и Лубны все силы, которые смогли собрать, в том числе усиленный танками кавкорпус Белова и три отдельные танковые бригады. Через несколько дней к нам подойдут дивизии Руссиянова и Лизюкова. Этими силами мы попытаемся пробиться навстречу окружённым войскам фронта.
…Я облегчённо вздохнул. Появилась надежда, что не всё ещё потеряно.
Дав указания о порядке отвода и организации управления войсками в условиях выхода из окружения, главком сказал на прощание:
Спешите, товарищ Баграмян. И пусть Кирпонос не медлит! Ваш перелёт из Полтавы в район Пирятина обеспечит генерал Фалалеев.
Не теряя времени, я направился к командующему ВВС направления. Ф.Я. Фалалеев сказал, что уже выделил для меня скоростной бомбардировщик с опытным экипажем.
Казалось, всё шло хорошо. Но меня смущало одно обстоятельство: такие важные полномочия, которыми наделил меня Военный совет Юго-Западного направления, не подкреплялись документами. Правда, приходилось учитывать, что самолёт могут сбить, и совсем нежелательно, чтобы такой документ попал в руки врага…»
Как видите, речь и близко не шла о каком-то там «выходе из окружения», да если вы вдумаетесь, то и не могла идти. С чего бы это Сталин и Тимошенко вдруг сочли войска Юго-Западного фронта, отрезанные от остальных войск Красной Армии, уже не советскими войсками, а каким-то чудом морским, которому воевать уже не надо, бить немцев не надо, а надо или сидеть и ждать, когда их кто-то спасёт, погибнув сам. С чего бы они считали, что эти войска имеют право, бросив оружие, удирать от немцев? Окружены были такие же солдаты, командиры и генералы, как и все остальные, и окружённые обязаны были бить немцев, как и все остальные. Это был неизменный подход Сталина к этому вопросу — он никогда, и вы это увидите дальше, не давал приказов на «выход из окружения», он давал приказы только на отход с уничтожением прорвавшегося противника. Байку про приказы на «выход из окружения» придумали уже после войны в своих мемуарах полководцы РККА, а Баграмян, из-за своей кастовой солидарности, стал одним из таких народных сказителей.
