У Жукова, думаю, «такие моменты», как у Василевского, случались чаще, но Жуков был ценен по другим причинам. Если Конев, знаток марксизма-ленинизма, заставлял своих нерадивых генералов выполнять боевые задачи незатейливыми домашними средствами — сразу бил в морду,[14] то Жуков, со своим выдающимся хамством и злобностью, отдавал генералов под трибунал и требовал расстрела. Трибуналы выносили требуемые приговоры, но, правда, дальше Верховный суд их отменял, осужденному генералу назначали условный срок наказания, снижали в звании и снова отправляли на фронт. В связи с тем, что ряд генералов, осужденных к расстрелу по требованию Жукова, впоследствии воевали очень хорошо и стали Героями Советского Союза, то некоторые историки считают, что Жуков отдавал под суд только невиновных. Наверное, были и такие, но ведь нельзя и сбрасывать со счетов, что, пройдя эту жуковскую школу воспитания, генералы переставали бояться не только немцев, но черта. В любом случае, по воспоминаниям очень многих, на фронтах начальники всех степеней Жукова боялись больше, чем противника, а это очень способствовало выполнению фронтами тех задач, которые ставил перед войсками Сталин.
Но вернемся к Сталину. Значит ли это, что Сталин никому из подчиненных не давал и шагу самостоятельно сделать? Нет, совсем наоборот, он стремился выработать у них инициативу, но он не устранялся от того, что они делали, — он контролировал и операции, ведущиеся по инициативе подчиненных.
Замечу, что в бюрократической системе управления подчиненный бюрократ сам стремится утвердить свое решение у начальника, и вот почему. Если реализация этого решения закончится удачей, то это его решение и это он — герой! Но если закончится провалом, то он тут ни при чем, так как это решение ему начальник согласовал и это начальник виноват!
Кстати, к концу войны Сталин разрешил самостоятельно командовать и Жукову, назначив его командующим 1-м Белорусским фронтом, и даже разрешил осуществить тактическую мечту Жукова — ночную атаку Зееловских высот под Берлином с ослеплением противника зенитными прожекторами. Поскольку атака эта выполнялась после длительной артподготовки, то поднятая взрывами пыль и дым свели на нет ослепляющий эффект прожекторов, а ночь не дала своей авиации поддержать пехоту, более того — она частью отбомбилась по своим. Попытки более умных генералов отговорить Жукова от этой дурацкой затеи не удались. В военном отношении Г. К. Жуков без Сталина был нулем, разве что чуть большим специалистом по сравнению с теми историками, которые его нахваливают.
Некомпетентность Жукова в военных вопросах такова, что он, судя по всему, не понимал, чем он в войну занимался, и искренне полагал, что его выезды с любовницей на фронт как представителя Ставки это и есть то, что называется «командовать войсками». В конце жизни он написал пакостное эссе «Коротко о Сталине». В нем он пишет:
Оставим в стороне то, что Кутузов умер в начале 1813 года и пост командующего был передан Барклаю де Толли, а Париж был взят в 1814 году. И Жукову, и комментирующему этот пассаж доктору исторических наук Н. Яковлеву знание истории без надобности.
Обратите внимание на то, что Жуков, фактический адъютант при Сталине, действительно уверовал в то, что он «командовал фронтами». Между тем ведь Жуков не мог не знать, что уже батальоном, а не несколькими фронтами невозможно командовать без штаба. Однако Сталин штабы своим представителям на фронтах не придавал! Если бы он считал полезным, чтобы не он сам, а Жуков или Василевский командовали фронтами, то он не упразднил бы упомянутые выше главные командования направлений с их штабами и назначил бы Жукова главнокомандующим тем или иным направлением, а не своим представителем на фронте.
И несмотря на такой явный адъютантский характер своей службы, Жуков обвиняет Сталина в том, что тот якобы к его, Жукова, славе примазаться хочет! Боже мой! Да к славе Жукова примазаться невозможно, об нее можно только измазаться.
Однако!
После смерти Сталина всякий, окончивший литературный институт, т. е. научившийся писать без большого количества ошибок, берется судить о Сталине, хотя в своей жизни не управлял никем, кроме жены, да и то, когда она спит, а величайшим для себя горем считал перенос защиты диссертации с мая на сентябрь. При этом в своих суждениях он опирается на басни хрущевцев. Но ведь они при жизни Сталина говорили одно, а после смерти — другое. Такие люди во все времена и у всех народов считаются подлецами. Как же можно судить о человеке по тому, что о нем говорит человеческая мразь — подлецы?
Может быть, лучше прислушаться к равным ему по уму и по занимаемому посту, пусть даже это будут его враги? Что думали о нем Гитлер и Черчилль — его современники?
Мне могут сказать, что иностранцы, в том числе и Гитлер, не могли знать о Сталине всего. Согласен, поскольку всего знать о Сталине не мог никто. Но согласитесь и вы: от знаний Гитлера о Сталине зависела жизнь, судьба и цель жизни самого Гитлера, поэтому, получая данные от всех видов разведки, от тысяч наших предателей и просто пленных, он вряд ли знал о Сталине меньше, чем нынешние историки. Ему его знания нужны были не для диссертации. Так вот, в отличие от историков, Гитлер никогда не строил иллюзий относительно того, кому именно Германия с подчиненной ей Европой обязаны поражением в войне. Никаких советских маршалов и генералов он никогда в стратегическом плане в расчет не принимал, как профессионалы они его никогда не заботили. Но уже с самого начала войны он понял, кто для него является проблемой, ив 1941 году он поставил перед тайной полицией Германии такую задачу:
