Я не помню, на какой станции мы узнали о капитуляции Японии, но наши поезда продолжали движение на Восток, пока, наконец, в Иркутске мы не нагнали наш головной эшелон, стоящий под разгрузкой. Отогнав от платформ порожняк от первого эшелона, нас тоже поставили под выгрузку.

И потянулись наши повозки через весь город к военному городку «Красные казармы». Лошади окончательно застоялись за месяц в вагонах. Трехэтажные казармы с  солдатскими двухъярусными кроватями пустовали. В наше распоряжение были выделены четыре или пять казарменных помещений, склады, овощехранилища, конюшни.

На первом же совещании офицерского состава командир полка поставил главнейшей задачей очистку всех выгребных ям из уборных всех казарм, так как они за всю войну были переполнены. Ассенизационного обоза в городе не было, но были бочки на телегах. Мы срочно выделили лошадей и охотников солдат, согласившихся выполнять эту грязную работу за усиленный паек. И работа закипела. Начали утеплять окна и двери. На станцию Усолье Сибирское наряжалась целая стрелковая рота шахтеров для добычи угля специально для котлов военного городка и отопления штаба Восточно-Сибирского военного округа, который тогда возглавлял в качестве командующего генерал-полковник Романенко, а начальником штаба был генерал-лейтенант Пулко-Дмитриев.

Почти ежедневно или вместе или порознь мы с командиром вызывались «на ковер», чтобы доложить о проделанной работе и получении очередного наряда. В тайгу были отправлены 40 повозок с лесорубами для заготовки дров и древесины для строительства для полка и округа. В один из дней в полк прибыл директор ликероводочного завода, чтобы заключить с командиром негласный контракт на ежедневную высылку роты солдат на разгрузку вагонов с картофелем для производства спирта. Расплата производилась лично с самим командиром, которому ежедневно привозился большой портфель с бутылками водки и коньяка.

Полковой инженер возглавил достройку большого дома перед проходной из пяти комнат с внутренними ванной и туалетом для особы самого командира. Мне выделили квартирку из двух комнат в трехэтажном доме. Трубы отопления были разморожены давно, и Юра отапливал квартиру углем с помощью печурки. Близилась суровая сибирская зима, и требовалось спешить. Остальные полки и штаб дивизии были выгружены, не доезжая до Иркутска 50 км в полевом, вернее, лесном лагере с землянками для личного состава и несколькими строениями для штаба и под жилье. В этом военном городке, с совершенно непонятным в данном случае названием Мальта, на протяжении  всей войны формировались, обучались и сколачивались соединения и части, которые потом отправлялись на фронт. Замечательное описание таких лагерей появилось в книге известного сибирского писателя лауреата премии «Триумф» Виктора Астафьева в книге «Прокляты и убиты», в которой он весьма правдиво и достоверно описал, как это было в подобных лагерях под Красноярском, ибо сам все это пережил.

Командир полка подполковник Макаль раньше был якобы в авиации, но за какие-то провинности выдворен в пехоту. Он имел два ордена Красного Знамени и орден Александра Невского, что считалось нормальным к концу войны. Кроме того, он был награжден американским орденом Легион Почета офицерской степени, то есть на грудь. В последних боях показал себя храбрым командиром, но склонным к стяжательству в крупных размерах, пока возможно было — в виде трофеев, а позднее — в присвоении военного имущества полка. Понимая противозаконность своих действий, он стремился полностью подчинить всех своей власти путем шантажа и угроз, что особенно удавалось в отношении тех, кто имел склонность к выпивке, хотя он и сам пил много.

По дороге он демобилизовал в Харькове свою сожительницу рядовую связистку с хорошим приданым, там же снял повозку с трофеями и парой лошадей в упряжке для своей семьи. По прибытии в Иркутск уже на следующий день нашел новую сожительницу с квартирой, двумя детьми и тещей. Имея большой запас продуктов и ежедневные поступления водки и коньяка, он закатил банкет по случаю дня своего рождения с приглашением меня и старшего лейтенанта Бурова — помощника командира полка по снабжению. Человек пять были приглашены из отдела кадров округа с расчетом на дальнейшую карьеру мирного времени и на случай организационных перемен в служебной деятельности.

Я же работал день и ночь, принимая пищу прямо в рабочем кабинете и первое время проживая в нем. Но даже такой мой ритм работы не устраивал Макаля. Он повседневно придирался даже без причин. У всех помощников начальника штаба практически не было работы, и они появлялись в полку на время приема пищи в столовой. Я же  не мог давать им поручений, так как вся теперешняя работа была связана с увольнением солдат старшего возраста и выдачей им проходных свидетельств, записей службы в красноармейских книжках, выдаче удостоверений на все ордена и медали и даже на благодарности Верховного главнокомандующего. Иногда требовалось до десяти таких документов на каждого человека, а их сотни ежедневно подлежали увольнению. Вскоре в городе был ликвидирован Пересыльный пункт, и его обязанности были поручены штабу нашего полка. В полк ежедневно вливались сотни людей, подлежавших демобилизации из разных рабочих команд, и они сотнями увольнялись. Если бы не трудолюбие и большой опыт работы двух офицеров-делопроизводителей и четырех высококвалифицированных писарей, работавших посменно и круглосуточно, я просто не знал бы, как с этим можно было справиться.

А вместо помощи постоянные и необоснованные придирки командира, которые очевидно преследовали одну-единственную цель: нагнать на меня страх и подчинить мою волю своей, направленной на безнаказанную распродажу всего, что содержалось в полку сверхштатного и неучтенного. Об этом я стал догадываться со слов старшего ветеринарного врача, начальника обозно-вещевой службы, начальника продовольственной службы и моих делопроизводителей. О ежедневном выделении полной стрелковой роты на работы по разгрузке картофеля на водочном заводе было известно не только мне, но и замполиту майору Вепреву и комбатам, выделявшим роты. Часть лошадей с повозками были отправлены на лесные разработки и содержались там. Все верховые лошади командира, его заместителя, замполита, мой конь, начальника артиллерии и полкового инженера были сверхштатными племенными жеребцами чистых кровей с хорошими венгерскими седлами. Из-за огромной занятости я просто физически не успевал сам лично все пересчитать. Я пытался ставить свои подписи на документах увольняемых, но это было физически невозможно, поэтому делал это только на орденских временных удостоверениях.

Примерно месяц спустя, когда уже было очень много сделано для зимовки полка, неожиданно поступила директива о расформировании дивизии. На наше место  выгружалась 110-я гвардейская Александрийско-Хинганская дивизия, прибывшая с Востока. Наши молодые солдаты передавались в эту дивизию — для покрытия их собственного некомплекта, так как и у них проходило увольнение старослужащих. Офицеры нашего полка тоже временно вливались в эту дивизию до прибытия приказов на увольнение из рядов армии. Правда, в полк прибыли «купцы» из областного и городского военных комиссариатов и почти всем офицерам штаба полка и батальонов предложили должности в Иркутске и районах. Это произошло неожиданно для Макаля, и он денно и нощно перегонял верховых лошадей на временную стоянку в городской ветеринарный лазарет и другие службы, чтобы продавать их. Весь транспорт, бывший на лесоразработках, как сверхштатный, тоже им был продан неизвестно кому и за какую цену. Там орудовал его помощник по снабжению Буров, тоже большой делец в этих темных делах. Отправленное продовольствие на месяц на роту шахтеров тоже было продано на месте, так как они подлежали первоочередному увольнению.

Менее чем за одну неделю полк передал все остатки в 110-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Все было оформлено документальными актами и заверено печатями. В моей квартире дорабатывали акты, были собраны документы, подлежавшие отправке в Архив МО. Туда же передано Боевое Знамя, а печати из мастики по действительному наименованию и по полевой почте, а также угловые штампы и металлическая печать для пакетов должны были уничтожаться одним приказом в штабе дивизии по особому ритуалу. Исполнялось это так: первоначально делались в акте четкие оттиски печати, потом каучуковые печати резались надвое и делались оттиски половинками, потом резались на четыре части и снова делались оттиски, и только после этого сжигались. С резиной это было не сложно. Бронзовую печать распиливали напильником пополам, потом на четыре части и после этого совсем спиливалось изображение шрифта, соответственно делались в акте отпечатки, но только не сургучом, а мастикой.

В один из последних дней ко мне пришли замполит полка майор Вепрев и начальник артиллерии майор Иванов и сообщили о том, что своих коней они продали. Я уже не помню, как и куда. Видимо, через посредников ветеринарной  лечебницы. Мой конь вместе с конем командира и его коновода и конь

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату