его в суд, то тогда судья в приговоре учтет то, что суд выполнял лишнюю работу.
Может быть так, что преступник неисправим, били его неоднократно, а толку нет. Или нужно как можно быстрее прекратить данный вид преступления. Тогда судья может рассмотреть его дело и приговорить к «мере отчаяния» - к смерти. Любой приговор судьи преступник может обжаловать или просить помилования только у жителей той общины, против которой он совершил преступление. Если дело касается смертной казни, то видеозапись суда и просьбу преступника обязан просмотреть каждый дееспособный гражданин общины и вынести свой приговор. Если община помилует, то судья назначит другое наказание, если не помилует, преступника казнят.
Дело борьбы с преступностью отдается в руки тех, кто от преступников страдает, а не тех, для кого преступники являются способом заработка на жизнь - юристам.
Для неумышленных преступников наказание плетьми не годится, при коммунизме они сами себя будут наказывать, судьи только установят их вину. А в переходном к коммунизму обществе таким преступникам судьи будут назначать лишение свободы на дому. Скажем, водитель нечаянно сбил пешехода и его вина в этом установлена. Судья определит: 5 лет виновный должен не покидать свой дом или двор, кроме поездок на его обычную работу, кроме этого, обязан возместить потерпевшему вред. Или другое наказание: исполнить какие-либо работы в виде покаяния, скажем, 5 лет содержать в чистоте какой-либо участок улицы и т.д.
Даже к жизням закоренелых преступников нужно относиться очень бережно, поскольку и они находятся под воздействием различных жизненных воспитывающих условий и могут стать нормальными людьми. Даже убивая преступника, отчаявшись сделать из него хотя бы обывателя, мы никогда не будем уверены, что сделали для перевоспитания все. Кроме этого, преступник - это человеческий материал, это генетическая линия. Сам он – достоин смерти, но ведь его дети теоретически могут быть теми, кто своим умом и трудолюбием продвинут вперед и человечество, и жизнь. Поэтому никаких общих, циркулярных законов по отношению к преступникам принять невозможно, судьба каждого преступника должна быть оценена конкретно по отношению к нему и к условиям, в которых находится эта община или вся страна. Будет время и возможность с ними возиться - придется возиться, не будет такой возможности - придется уничтожить.
Беспощадность к закоренелым преступникам гуманна прежде всего по отношению к ним самим. И уж, безусловно, такая беспощадность гуманна по отношению к людям.
А если кто захочет, чтобы все законы шли из Москвы, а преступников наказывать только тюремным наказанием, то нет проблем! Ведь у нас будет полная свобода. Пусть соберут в своей общине дополнительные налоги и выпишут себе из Мосгорсуда трех подлых теток, которые называют себя судьями, и содержат их за свой счет. Соберут еще налоги и построят себе тюрьму, станут содержать в ней конвоиров. Московские тетки на радость им, теоретическим гуманистам, заполнят эту тюрьму сидельцами по старым российским законам. И их община будет самой гуманной в мире!
Поэтому в основу и будет положен суд общины, суд многих людей, а не суд профессиональных судей, в которые немедленно пролазят мерзавцы. Идеально ли это? Идеально только для будущего - для времени, когда общины будут состоять из людей с высокой моралью. Сегодня и в переходном периоде, когда упомянутые общины состоят из людей самых разных, такой суд может быть страшнее самого страшного, поскольку нет ничего более несправедливого, чем решения обезумевшей толпы обывателей и подонков. Поэтому, во-первых, в переходном периоде в качестве временной меры эти суды будут находиться под контролем Высшей власти России (которая своей свободой отвечает перед всем народом), и в случаях безумных решений власть будет изымать такие дела для собственного их рассмотрения.
Но даже в таких случаях суд общины будет более правосуден, чем суд мерзавцев в мантиях, поскольку община сама несет ответственность за свои безумные решения, а мерзавцы в мантиях никакой ответственности не несут. Несправедливо наказав кого-то, община вынуждена будет оставшуюся жизнь общаться с ним или его родственниками, каждый будет бояться, что следующим в очереди несправедливо наказанных будет он.
Самая справедливая система правосудия из всех известных, была установлена большевиками. Были люди, которые своей жизнью отвечали за плохое управление страной, за плохую защиту советского народа - большевики. Если бы недовольный их защитой советский народ их сверг, то они были бы убиты, особенно до войны, когда большевики еще не были персоной грата во всем мире, когда их только вынужденно терпели. То есть, наказание для них было гораздо более суровым, чем то, которое предусматривает АВН сегодня для высшей власти России. Элита большевиков входила в неконституционный, но фактически высший орган власти страны - Политбюро. И это Политбюро в зависимости от опасности данного преступления для народа СССР в данное времяопределяло суровость наказания. Причем, меняло суровость как принятием новых законов, так и приданием законам гибкого вида.
В этом смысле характерно наказание за государственные (контрреволюционные) преступления. Наказание за эти преступления предусматривалось от трех лет до высших мер, а высших мер было две: по первой категории - расстрел, по второй - конфискация имущества и высылка за границу. Эта норма была введена в Уголовный Кодекс еще при Ленине в 1922 г. и не менялась до пересмотра Кодекса при Хрущеве в 1960 г.
Если стране никто не угрожал из-за рубежа, а контрреволюционеры вели борьбу политическим путем и не брались за оружие, то опасность их преступлений для общества была невелика, и делать наказание суровым не было необходимости. Политбюро останавливало эти преступления, давая судам указания выносить приговоры по второй категории. То есть, если суд определял, что этот преступник особо опасен, то его высылали за пределы СССР. Техника была такова: ОГПУ (НКВД) сообщало Политбюро об окончании дел и готовности передать дела в суд, а Политбюро определяло по какой категории их судить. К судьям это не имело отношения, какую бы категорию ни определило Политбюро, судьи должны были судить честно: наказывать только виновных и освобождать невиновных.
Вот такое правосудие и будет в нашем государстве. Законодатель будет судим народом, он будет ответственен, и его суду подлежат государственные преступления. Пусть и определяет - насколько они опасны и какими мерами их нужно остановить. Будет Госдума слишком сурова, вызовут эти меры возмущение у народа большее, чем преступления, и народ сам накажет Думу.
То же и в общинах. Будет община бесхребетной, тогда преступники ее замордуют. Будет избыточно жестокой, так эта жестокость будет в основном направлена против самих же членов общины, которых бес попутал стать на путь преступления. И действовать община будет в зависимости от необходимости остановить данное преступление. Замордуют общину хулиганы, и судья будет назначать им не по 15, а по 300 плетей, а задрожат у судьи руки, община его заменит на более решительного. Будет слишком жесток - отменит его приговоры.
Да, никакой отдельный чиновник не вправе влиять на конкретного судью, но «независимый» суд - это коллективный идиотизм общества. В обществе никто не может быть независим от него, все должны служить интересам общества, и судьи - в первую очередь. Останавливают преступность не судьи, преступность останавливает государство - это его обязанность. Суды - это всего лишь специализированные части государства, и они ни в коей мере не могут быть независимыми от целого. Нынешнее состояние судов в России или в США - это чистейшей воды управленческий маразм. Подтверждением этому определению служит то, что чем больше суды становятся независимыми от государства, тем больше преступность в таком государстве. И не потому только, что судьи уж очень плохи, а потому, что государство этим бросило заниматься. За рост преступности в результате ни государство не отвечает, ни судьи, все отвечают только за «демократию».
Незыблемость нашей программы
Единственно святое для нас - Россия. Счастье ее народа - та цель, которая всегда будет присутствовать во всех наших решениях. Наша ответственность перед народом - это то, без чего мы не начнем никаких преобразований. Остальное в нашей программе - это лишь направления, по которым мы двинемся. Эти направления выбраны исходя из того, что будут сохраняться условия, для которых мы
