— Это моя мама. Как она себя чувствует?
— Я же говорю, умерла. Ее уже вынесли. Идите в морг. В конце сада, на горе.
Мальчики вышли из больничного корпуса и остановились. Ермак не плакал, но у него вдруг ослабли ноги, и он сел прямо на ступеньку. Санди стоял перед ним, испуганно смотря на друга и держа в руках передачу. Ермак сидел минут пятнадцать. Санди заметил, что он очень осунулся за эти минуты. Потом Ермак встал.
— Пойдем в гору, — сказал он.
Они пошли. В морге их встретил пожилой санитар. Узнав, в чем дело, он сам нашел Гертруду, накрыл ее до шеи простыней и подвел ребят. Санди боялся, что она будет страшная, но она словно спала. Спала спокойнее, чем обычно. Никакие кошмары не мучили ее. Лицо только начинало изменяться.
Ермак дотронулся рукой до ее щеки. Губы его жалобно дрогнули.
— Мама! — позвал он удивленно. По его щеке поползла слеза.
Санди не выдержал и заплакал. Очень жалко было Ермака. За что на него столько напастей?
— Пусть отец придет, — сказал санитар.
— Папы нет, — пояснил Ермак.
— А родные какие есть?
— Нет.
— Вон оно какое дело! Соседям хоть скажи. Или по работе… Пусть в горсовет сходят. Похоронят за государственный счет.
Попрощавшись с матерью, Ермак медленно вышел из морга. Санди, всегда стесняющийся показать свои чувства, на этот раз крепко обнял друга за плечи.
— Пойдем сегодня к нам ночевать.
— Нет, сегодня я должен быть дома.
— Тогда я к тебе пойду. Ладно?
— А мама тебя пустит?
— Конечно, мы ей позвоним. Она на дежурстве. Мальчики вернулись автобусом в город, и Санди позвонил из автомата Виктории Александровне.
— Конечно, не оставляй его! — сказала Виктория. — Отца я сама предупрежу, чтоб он тебя не ждал и не беспокоился.
Так Санди впервые пошел ночевать к товарищу. В коридоре их встретила соседка, работница со швейной фабрики. Узнав, что Гертруда Ивановна умерла, она заплакала. Было ли ей жаль Ермака, оставшегося теперь сиротой, или взволновало само напоминание о смерти? А может, ей было просто по- человечески жаль Гертруду, ее испорченную жизнь. Только и сделала она хорошего, что дала жизнь Ермаку.
Санди вдруг подумал, что Ермак воздаст родине сторицею — за себя и за родителей. Санди беспредельно верил в друга. Если бы Ермак захотел стать космонавтом, он бы обязательно стал им!
Ермак отпер дверь, щелкнул выключателем, и они вошли в пустую отныне комнату. «Как же он будет жить один?» — подумал Санди, и у него защемило сердце. В комнате было все разбросано, словно здесь дрались.
— Ты садись и отдыхай, — сказал Ермак, — а я приберу. Нет, не надо мне помогать, я сам. — И он стал прибирать, а Санди сел на тахту и смотрел на своего друга.
Санди очень любил театр, но никогда на самой интересной пьесе не было ему так интересно, как с Ермаком, даже если Ермак молчал или прибирал комнату, как сейчас. Во всей школе, во всем городе, а может, и во всем мире не было такого, как Ермак. Не все это понимали, но Санди знал это всегда. Авторитет Ермака, хотя он был старше Санди всего на год, был для него наивысшим. Обстоятельство, о котором родные Санди не догадывались.
Ермак убирал долго и тщательно, все время кривясь, словно у него болели зубы.
— Ты поплачь, — сказал Санди. — Самый силач и то бы плакал. Ничего удивительного. Я бы просто не перенес.
— У тебя другое дело, — сказал Ермак, оборачиваясь, — а моей маме лучше было умереть… Раз не может не пить, лучше умереть. Только мне все равно ее жалко.
— Еще бы!!
— Я не стесняюсь плакать. Но вот почему-то нет слез. Как, по-твоему, где сейчас отец?
Санди долго думал.
— Может, он уехал на Север? — сказал он.
— Почему именно на Север? Он не любит холода…
— Ну, там люди больше нужны и дороже платят. Он, наверно, хочет вам помогать.
— Хоть бы написал. Ведь он даже не знает…
Ермак налил в ведро воды и вымыл пол. Потом вспомнил, что завтра их дежурство по квартире, и стал мыть пол в коридоре, но женщины отобрали у него тряпку и вымыли сами.
Все ему сочувствовали. То и дело отворялась дверь, и кто-нибудь приносил кусок пирога, или апельсин, или тарелку щей. Приходил председатель домкома и заверил Ермака, что домовый комитет берет на себя все хлопоты по похоронам. Но никто не жалел Гертруду Ивановну, а только Ермака.
В десять часов вечера Ермак вскипятил чай и накрыл на стол.
— Ты, наверно, проголодался, Санди.
У Санди совсем пропал аппетит, но он тотчас сел за стол: может, с ним и Ермак поест. Ему теперь нужны силы.
В дверь постучали. Ребята думали, что это кто-либо из соседей, но вошел незнакомый парень угрюмого вида, атлетического сложения, в новом, только что из магазина, плаще, новой кепке и с новым портфелем в руках. Потом оказалось, что в портфеле лежал номер «Огонька».
— Здесь живет Станислав Львович Зайцев? — спросил незнакомец.
— Он уехал, — сказал Ермак.
— Как же, куда? — Парень ужасно огорчился.
— Не знаю куда, — пояснил Ермак.
— Ты не сын ли его?
— Сын.
— А-а… А мать дома?
— Мать сегодня умерла.
Парень даже несколько растерялся. Он долго думал, стоя у дверей. Чем-то он был непохож на людей, каких Санди до сих пор видел. Что-то в нем внушало страх, отталкивало.
— Я почти четверо суток не спал, — с усилием проговорил парень. — Так, сидя дремал. Пожалуй, я у вас переночую. Идти-то мне некуда.
— Ночуйте, — сказал Ермак. — Раздевайтесь и проходите. Но парень не стал снимать плащ. После Санди понял почему: у него не было пиджака, только грязная рубаха.
— Хотите чаю? — предложил Ермак.
— Налей пацан. Тебя звать Ермак?
— Да.
— Стасик всем рассказывал про тебя. Показывал фото. Ты еще тогда совсем был мал. Какая неудача, что его нет. А я так торопился! Он бы мне обязательно помог. Такой умный, культурный. Где бы здесь купить хлеба и колбасы? У меня есть деньги.
— Еды хватит. — Ермак кивнул на стол. — Ешьте. Парень не заставил себя просить и так накинулся на еду,
что минут через десять стол опустел. Тогда он вынул из кармана папиросы и закурил. Но угрюмость его не прошла.
Это было больше, чем угрюмость. Санди случайно встретился с ним глазами и похолодел. У парня были глаза, как у того самого пса…
В семье Дружниковых знали, какого пса. В позапрошлом году Санди с родителями жил месяц в Алупке. По соседству проживал полковник в отставке. У него был большой сад. Сад охранял огромный пес, породы овчарка, похожий на собаку Баскервилей. Пес всю свою собачью жизнь был прикован к цепи. Он
