повод Орлику на шею и подошел к Миколе.
— Что это ты в хвосте плетешься?
— Ногу натер, сапоги очень тесные.
— Поменялся бы с кем-нибудь.
— Пробовал уже. Один казак как будто и не малого роста, а надел мои — не подходят. Скажи, Максим, зачем мы со шляха свернули?
— Отдохнем в ближнем селе. Да и безопаснее идти по глухим дорогам. Но далеко уклоняться в сторону не будем. Ты оставайся тут и, когда подойдет обоз, скажешь, чтобы сворачивали на эту дорогу. И сам подъедешь, нога немного отойдет.
— Что-то неохота мне тут сидеть, — почесал затылок Микола.
— Чтобы не скучно было, возьми ещё кого-нибудь. Вон Карого.
Зализняк подозвал Карого и, приказав ему остаться с Миколой, поехал за войском.
Микола и Карый примостились неподалеку от дороги. Микола лежал на животе, отыскивал в траве молоденькие листики щавеля, собирал по нескольку и клал в рот. Щавель оставлял терпкий, горьковато- кислый привкус.
Припекало солнце. Вблизи дороги там, где был хутор, дремали разомлевшие от жары тополя.
— Пойдем в холодок, — предложил Микола. — Оттуда дорогу тоже видно.
Они перешли под тополя и сели в тени. Микола снова принялся за щавель, а Карый, сняв свиту и положив её к себе на колени, принялся подшивать оторванный рукав. Свита была почти новой, Карый не раз ругал себя, зачем взял её из дому. Он и сам не помнил, как это случилось. Все в тот день ходили в праздничной одежде, и он тоже, а потом и выехал так.
— Что-то лень напала, ко сну клонит, — проговорил Микола и потёр глаза.
— Спи, я постерегу.
— А не заснете? Ещё прозеваем обоз. Максим говорил, чтобы глядели хорошенько, где-то тут поблизости шляхетская ватага бродит.
— Он, может, нас припугнуть хотел.
Микола подложил под щеку шапку, и через минуту раздался громкий храп. Карый склонился над свитой, изредка поглядывая на дорогу. Закончив пришивать рукав, он расправил свиту, повертел её перед собой и, осторожно свернув, положил на траву. Потом поднялся и пошел бродить по пустырю. Не нашел ничего интересного, снова сел возле Миколы. Его одолевала зевота. По зеленой траве, прорываясь сквозь лиственный шатер, прыгали солнечные зайчики. От них рябило в глазах, и дремота наседала ещё больше. Зевнув ещё раз, Карый снял сапоги и, прикрыв их свитой, подсунул себе под голову.
«Будут ехать — услышу, колеса загремят», — решил он.
Спали долго. Не слышали, как к перекрестку подъехал обоз, как обозники остановили лошадей и стража долго совещалась, куда ехать. Следы сворачивали направо, но почему атаман ничего не сказал им с утра или не оставил кого-нибудь? Хотя бы метку положил на дороге. Видно, гайдамаки пошли в обход, а им нужно ехать прямо. Рассудив так, обозники двинулись шляхом в прежнем направлении.
Солнце уже повернуло с юга, и тень передвинулась далеко вправо. Микола сквозь сон почувствовал на своей щеке лучи, перевернулся на другой бок. Становилось жарко. На лице выступили капельки пота. Микола смахнул их ладонью и проснулся. Он сел на траву, протирая заспанные глаза. Карый спокойно спал под тополем. Микола взглянул на тень и испуганно вскочил.
— Дядько Гаврило, вставайте.
В эту минуту на дороге послышался топот и голоса. Микола оглянулся. Заметив незнакомых всадников, он пластом упал в траву.
— Шляхта, дядько, лежите! — закричал он на Карого, который, почесывая пятерней потную грудь, поднялся с травы.
— Где? — ещё не опомнился Карый.
Микола поднялся на колени и силой повалил Карого. Но было уже поздно. К ним скакали всадники. Охватив кольцом хутор, они осторожно приближались к тополям, держа ружья наготове. Разглядев, что гайдамаков только двое, шляхтичи с криком навалились на Миколу и Карого, который упал на колени и умоляюще поднял над собою руки.
— Паночки, за что вы нас, мы не гайдамаки… — Карый проклинал в душе и Зализняка, который оставил его дожидаться обоза, и Миколу, а прежде всего деда Мусия, который наделил его этой старой зазубренной саблей и пистолем.
— Зачем вязать этих мерзавцев? — крикнул какой-то шляхтич. — На тополь их.
— Нужно сначала к региментарию отвести, — не согласился другой.
Завязался спор. Победили те, которые требовали повести пленных к региментарию. Миколе и Карому связали руки и прямиком через поля повели к лесу. Шляхтичи гнали коней рысью так, что не только Карый, но и Микола с трудом поспевал за ними. Несколько раз тонкая нагайка-треххвостка больно стегнула Миколины плечи и шею, а один удар рассек кончик уха. Микола старался не опережать дядьку Гаврилу, знал: если опередит, все удары будут падать на плечи Карого. Около леса они выскочили на дорогу, и всадники погнали лошадей ещё быстрее. Карый стал спотыкаться. Ещё немного — и упал бы, но в это время из-за кустов выбежал какой-то человек в коротком жупане и замахал руками. Всадники попридержали коней.
— Карета в болоте застряла, помогите вытащить! — крикнул он.
— Чья карета?
— Пан Езус, они не понимают! Наша, пани региментаровой. Пани к нам ехала.
Шляхтичи свернули с дороги. За кустами увидели карету. Накренившись на один бок, она стояла посреди заросшей аиром[62] и ситнягом[63] речки. Забрызганный грязью кучер в завернутых выше колен штанах стоял в воде, он уже совсем выбился из сил и изверился в своих исполосованных кнутом лошадях. На козлах сидел какой-то панок; ожидая, пока вытащат из воды карету, он через окошко разговаривал с кем-то, видимо с самой госпожой.
Эконом — это был тот пан, который выбегал на дорогу, — указал пальцем:
— Колесо увязло, приподнять нужно. Вот и палка лежит, я её под кустом нашел.
Шляхтичи сошли с коней, но ни у кого не было желания лезть в грязную взбаламученную воду.
— Хлопы нех лезут! — вдруг выкрикнул один и, радуясь своей находчивости, кинулся развязывать Миколу и Карого.
Несколько человек охотно помогли ему. Карый хотел заправить за пояс полы свиты, но какой-то шляхтич толкнул его в спину:
— Она тебе ненадолго понадобится, черти в ад и голого примут.
Микола взял палку и первым побрел по воде. Речушка, хотя и имела в ширину около двенадцати саженей, была мелка, с заболоченным илистым дном. Заднее левое колесо кареты провалилось в грязь по самую колодку. Микола подсунул под него палку, а когда попробовал нажать плечом, палка увязла в иле.
— Дайте хворосту, — попросил Микола.
Шляхтичи нарубили саблями лозы и побросали в воду. Лоза не долетала до кареты, Микола палкой подгребал её к себе. Собирая лозу, он поглядывал на берег. Вдруг в голове его зародилась мысль о побеге. Утаптывая лозу под колесо, Микола прошептал Карому:
— Бежим! Как карета тронется — мигом в лес, Речка топкая, на конях не скоро переберутся,
— И не думай. Куда там… Проситься будем… — испуганно зашептал в ответ Карый.
— Быстрее там! — закричали с берега.
Микола снова заложил палку.
Вдвоем с Карым они приподняли колесо. Кучер дернул за вожжи, шляхтичи на берегу зашумели, заулюлюкали, даже панок на козлах наклонился вперед, зачмокал губами. Карета заскрипела и тяжело тронулась с места.
Шляхтичи закричали ещё громче. Тогда Микола, бросив на воду палку, крикнул Карому:
— Бежим, дядько!
Он больше не оглядывался. В несколько прыжков был на другом берегу и мчался к лесу. Упал в
