— Сулима? Почему ты мне не сказал?
— Что говорить, разве сам не видишь? Лагерь опустел. Впрочем, еще не все пропало. Гордиенко сюда запорожцев ведет, я ему давно написал. «Гультяи» на Сечи нового кошевого выбрали — Петра Сорочинского. Этого к себе переманить не трудно будет.
— Мудро ты сделал, а только страшно мне, Филипп. Поспешили мы, нелегко будет Петра одолеть. Ты видел Карла? Ребенок.
— Храбрый, ничего не скажешь. А Петр мудрый. На его стороне сила. Пусть на всякий случай Апостол поедет к царю, еще не поздно. Апостол мне сам намекал: не начать ли переговоры с Петром? Пока будут итти переговоры, все станет яснее. Эх, не удалось собрать войско, а то б мы Петру показали…
Апостол уехал, но не вернулся.
На Украине происходили стычки отдельных отрядов.
Семнадцатого апреля Кари отрядил часть войска для осады Полтавы — ключа дорог на Москву. Согнали крестьян копать шанцы. Стали бомбардировать город.
Петр послал к Полтаве Меншикова и Шереметева. Меншиков остановился на берегу Ворсклы между Опошней и Котельной, а Шереметев — между Сорочинцами и Полтавой. На помощь им Петр бросил также генерала Рена с кавалерией.
Мазепа с огромным обозом и горсточкой войск тоже подступил к Полтаве и остановился в Будищах.
Шведы хотели взять город приступом, но штурм был отбит. На полтавских стенах рядом с мужьями дрались женщины и даже дети. Шведы попытались подвести мину, но подкоп выследили и провели из города контрмину. Горожане приняли присягу: умереть, но не сдать город. Если кто заговаривал о сдаче, его забивали до смерти. Чтобы подбодрить осажденных, Меншиков послал письмо в ядре. Из города ответили таким же способом. Карл на время прекратил штурмы. Никто не осмеливался спросить, что он думает делать. Кто-то робко заговорил было об отступлении, но король всердцах топнул ногой:
— Отступать перед ничтожными русскими? Смешно!..
Но сам он думал не так. Отступать было некуда: за спиной стоял вновь избранный гетман Скоропадский с казаками и князь Григорий Долгорукий с полками валахов. Королю хотелось посоветоваться. Но с кем? Пойти к Левенгаупту? Король был на него в гневе еще за Лесную. Наконец не вытерпел, пошел. Левенгаупт лежал на кровати одетый; заслышав шаги короля, он только повернул голову, даже не встал.
— Что будем делать? — прямо спросил Карл.
— Снять осаду и ударить всеми силами на врага.
Карл не ответил и заходил по комнате. Резко остановился перед Левенгауптом.
— Русские, кажется, хотят перейти речку. Поехали?
— Может, подождем до утра?
— А они тем временем переправятся!..
Подъехали к Ворскле. Карл стал спускаться по отлогому берегу к воде.
— Дальше опасно, там русские заставы, — сказал Левенгаупт, однако не отставал от короля.
Остановив коня, Карл долго всматривался в притихший, скрытый темнотой противоположный берег.
— Вот брод, переправляться можно только здесь.
Просвистела пуля, за нею еще две.
— Ваше величество, нельзя без надобности рисковать своей жизнью.
Карл будто не слыхал этих слов.
— Вон на том холмике надо поставить пушки. Они будут держать переправу под обстрелом.
Солдаты испуганно пригибались при свисте пуль. Левенгаупт нервно кусал ногти. Неожиданно конь под ним вздрогнул, жалобно заржал и осел на землю. Генерал едва успел вытащить ноги из стремян. Ему подвели другого коня.
Карл поехал прочь. Он устыдился своей безрассудной, мальчишеской бравады.
На том берегу послышалось какое-то движение. Карл остановился прислушиваясь. Над головой снова просвистела пуля. Вторая, третья. Вдруг король почувствовал жгучую боль в ноге. Он закусил губу и пустил коня шагом. Один из солдат, ехавших сзади, увидел кровь, стекавшую с королевского сапога.
— Из вашей ноги течет кровь, гоните коня поскорее.
Карл продолжал ехать шагом.
— Я так и знал! — крикнул Левенгаупт, увидев раненого короля. — Скорее за лекарем!
— Это пустяки. Позовите Спарре и Гиллеркрона.
— Мы здесь, ваше величество.
— Генерал, — обратился король к Спарре, — пошлите две тысячи солдат в траншеи к Полтаве. Осаду не снимать. Полтаву мы возьмем боем. Две с половиной тысячи направьте для охраны обоза гетмана. Вы, Гиллеркрон, возьмите половину своего корпуса и станьте на Ворскле, вон там, чтобы не зашли с тыла.
Карл чувствовал, что силы покидают его. Не хотелось упасть при солдатах и офицерах. Подъехал Реншильд.
— Ваше величество, с провиантом…
Левенгаупт дернул его за рукав. Однако Карл услышал.
— С провиантом плохо? Послезавтра будем обедать в московских шатрах, там хватит, — и дернул повод.
Глава 26
ДРУЗЬЯ ВСТРЕЧАЮТСЯ СНОВА
Комендант зевнул, потер рукой давно не бритую щеку и отодвинул в сторону бумаги, накопившиеся за три дня. В комнате было холодно и неуютно.
«А сегодня чем-то вкусным пахло на кухне», — вспомнил он. При этом сухощавое лицо старенького коменданта расплылось в радостной улыбке. Он натянул на себя теплый тулуп и собрался было выйти, когда под окнами задребезжал колокольчик и кто-то тпрукнул на лошадей. В комнату вошел солдат, устало откозырял коменданту и подал пакет.
— Заключенный Михайло Самойлович переводится в Томок.
Комендант вскрыл пакет:
— Возят, их с места на место, сам не знаю зачем. Куда с ними деваться? Федор!
Из боковых дверей вышел молодой, лихой капрал.
— Еще одного привезли. Куда мы его денем?.. Погоди, это не атаман ли какой казацкий? Так и есть, «бывший гадячский полковник». Давай отправим его к Палию, там рады будут земляка повидать. Проводи его туда.
— Может, пусть к волостному едут? Пока не было волости, мы устраивали, а теперь волость — они над ссыльными начальники.
— Не хитри. Итти не хочется? Так солдат подвезет. А не то, погоди, вон Соболев идет, он живет поблизости. Позови его.
Капрал выбежал на крыльцо и вернулся с Соболевым.
— Покажешь дорогу к Палию. Вашего полку прибыло, еще одного привезли.
Соболев кивнул и пошел с солдатом к саням. Он сел рядом с закутанным в старый кожух человеком и равнодушно посмотрел на него. Лошади мелкой рысцой повезли их по узким улицам Томска. Соболев устроился поудобнее и еще раз взглянул на сидящего рядом человека: высокие стрельчатые брови, заросшее густой щетиной лицо, длинные казацкие усы. Тот почувствовал взгляд и повернулся к сопровождающему.
— Не припомнишь, где видел? — улыбнулся он. — Колымака, выборы гетмана, разговор на холме.
— За что же тебя сюда сослали?
