«Учи истине неподдельно и с достоинством», – требует ап. Павел в Послании к Титу (2:7). Для этого необходима постоянная молитва о помощи Святого Духа. Тот, кто хочет исцелять подлинно, кто хочет вести действенную пасторскую работу, должен быть целителем молящимся; только обращенность к Господу вызывает Его ответные действия. И все же молитва – это не всегда критерий подлинности; целитель должен быть вершителем воли Господней. Лука рассказывает нам об одном человеке, который, подойдя к Иисусу, обратился к Нему с такими словами: «Господи, Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?» Но Иисус ответил: «Я никогда не знал вас; отойдите от меня, делающие беззакония» (Матф. 7:22). (А в немецкой Библии еще есть и такие слова: «Вы забыли жить по моей воле.» – перев. )
Подобные люди живут и действуют функционально, а не духовно – и все же имеют успех. Это может удивлять и даже возмущать верующих. Но использование правильного средства неправедным человеком – это еще далеко не означает, что дела его праведны. От людей зависит больше, чем мы думаем. Метод – это только направление, в котором мы движемся; все зависит от самой цели. Иисус требовал в первую очередь не успеха, а искренности и прозрачности.
Если вспомнить о подлинных, удостоверенных исцелениях, совершавшихся в христианской церкви или вне ее, можно убедиться, что целителями оказывались всегда люди исключительные, со смирением полагающиеся на волю Господа. Часто у них не было образования, но они работают на Бога. «Учитель, – сказали ученики Иисусу, – мы видели человека, который именем Твоим изгоняет бесов, а не ходит за нами»; на это Иисус ответил: «Не запрещайте ему, кто не против нас, тот за нас» (Марк 9:38,40). Это свидетельствует о подлинном уважении к ближнему. И относится не только к самому духовному целителю, но и к пациентам – ищущим, заблуждающимся, безнадежно грешным или сомневающимся – которых следует принимать такими, каковы они есть. Я, как психотерапевт, не имею права решать за них, но и не могу оставить их, если они идут ошибочным путем. Нередко холодные компрессы оказываются лучше горячих советов, но тем не менее, есть и обстоятельства, требующие конкретного совета. Иисус был в этом отношении очень решителен: Он давал советы, иногда даже приказы, и нередко указывал нужное направление. Он знал человеческие слабости: нерешительность, непоследовательность и непостоянство. Поэтому Он всегда поддерживал людей, когда они падали, не читая им при этом нотаций. Он обращался к ним с необыкновенной любовью и терпением, пробуждая в них скрытые силы и неподозреваемые возможности. Он всегда брал под защиту бедных и отверженных, Он возвращал грешникам их человеческое достоинство.
Иногда пациенты просят меня, чтобы, видя их вину или странности, я не насмехался бы над ними или не отвергал бы их. Некоторые ищут совета по телефону, желая остаться неизвестными, стыдясь или боясь отказа. Их страхи возникли из горького опыта людей, отвергнутых родными или церковнослужителями. Практиковавшаяся Иисусом и желательная и ныне эмпатия (беспристрастность, беспрекословная расположенность) – это терапевтическое условие, без которого не может быть исцелен ни один грешник. Многие христиане видят в проявлении терпимости и расположения к грешнику оправдание его вины, и поэтому держатся на расстоянии. Священник, которого заметят встречающимся повторно с известной городской проституткой, пусть и с душеспасительной целью, должен считаться с тем, что «сознательные христиане» тут же сообщат епископу. Тем самым эти святоши проецируют на священника свои собственные греховные помыслы и своим доносом хотят их искупить. Если духовник в самом деле ведет беспристрастную душеспасительную работу, он должен считаться с тем, что может попасть на нежелательные для него пути. Но он обязан дерзнуть очень близко подойти к заблудшей овце и пройти с ней больше одной версты. Ибо сказано: «И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Матф. 5:41).
Лишь человек независимый, не боящийся доносов и угроз, ощущающий свою собственную психику стабильной, не должен бояться, что погибнет в водоворотах страха. Для этого необходима милость Господня, которая ему обещана. Собственной силой добиться этого не всегда возможно. Процент самоубийств среди тех, кто несет людям духовную помощь, самый высокий. Это не должно случаться, если помощник и целитель чувствует себя оружием Господа, ибо благодать Господня обещана нам всем: «Все могу в укрепляющем меня (Иисусе) Христе» (Фил, 4: 13).
Трудность лечения нервнобольных заключается в постоянной необходимости выдерживать непрерывные требования, переносы (проекции) и сопротивления других. Конкретно это означает, что каждый из них имеет право высказать перед тобой свою озлобленность, коснуться всего того, что до сих пор ему было запрещено. Тут психотерапевт нередко пускается вместе с больным в такие сферы, которые требуют мужества и доверия. Он должен, как апостол Павел, говорить «для иудеев – как иудей», «для римлян – как римлянин», «для чуждых закона – как чуждый закона… Чтобы спасти по крайней мере некоторых… «(1 Кор. 9:20 – 22).
Помимо правдивости (конгруэнтность), уважение личности и способности проникновения (эмпатия), которые Иисус практиковал в совершенстве, бросается еще в глаза и то, что Он прикасался ко многим своим больным. У нас же прикосновения имеют место очень редко, в лучшем случае на функциональном уровне – при проверке пульса, при установке катетера, при измерении температуры или при массаже. Самого же ценного, целительного, сочувственного прикосновения, как правило, избегают.
Человек, испытывающий прикосновение в буквальном смысле, познающий близость и признание другого, видящий, что ему сочувствуют, т. е. симпатизируют и сопереживают, – сумеет без страха открыться и научиться любить самого себя. Конечно, на все необходимо и время; работа одного только целителя тут недостаточна: тут необходима и сопричастность пациента, и деятельная любовь близких, всех его окружающих, и, наконец, милость Господня. Но терапевт – это главный и непосредственный партнер, который должен первым принять и высвободить скрытые, запрещенные или искаженные чувства больного. По этому поводу И. Баумгартен пишет: «Тут, по-видимому, действует принцип, по которому грех и зло людские могут быть преодолены лишь в том случае, если человек сможет открыть свое полное ничтожество другому, абсолютно безгрешному. Христос являет себя злым людям как «страждущий слуга Господень», как «козел отпущения» и «жертвенный агнец» («Pastoralpsychologie [Пасторальная психология]. – Diisseldorf, 1900. С. 542). Человек, врачующий душу, – в лице доктора, педагога, психолога или пастыря – это существо, которое имеет право ощущать себя Божественным орудием и представителем Христа, перед которым несчастный больной мог бы выплакаться и излить свое раздражение. А потом, если и целитель, и ищущий исцеления, обратятся к Богу, они постигнут слово – thera-peuo – во всей полноте этого понятия, то есть как необходимость помогать, исцелять, служить, проявлять доброту, быть рядом, молиться. Религия – не гарантия исцеления, она не освобождает от земных страданий. Это путь к обретению смысла жизни, который я, как терапевт, не могу предписать, а могу лишь предложить.
Но что случается, когда к вам приходит человек, потерявший способность верить? Человек, отвращающий свой взгляд от Господа, отрицающий всякое религиозное побуждение, и на вопрос: «Верите ли вы, что Бог может вас исцелить?» – дает отрицательный ответ?
В настоящий момент у меня на лечении находится юноша, перенесший психический приступ, в котором вылился весь его накопившийся гнев на отца. Его первым предложением после того, как мы поздоровались, было: «С молитвой и с церковью я не имею ничего общего; и все же во мне есть доброе семя». С тех пор, как он себя помнит, отец всегда отвергал его. Он никогда не брал его на руки, никогда не хвалил. Раньше мой пациент был убежденным министрантом (ребенок – помощник священника у католиков – перев.), теперь же это человек глубоко разочарованный и озлобленный. В его сновидениях большое место занимают животные и падение на большую глубину. Страхи и агрессивность идут рука об руку. Нужно отметить, что с 15 лет, когда он был свидетелем того, как отец избивал мать, он перепробовал самые разные виды борьбы. Но молиться – это для него проявление слабости. Его Бог очень похож на родителей: смесь беспомощности и угрозы.
Моя задача, прежде всего, – понять его и довести до того, чтобы он излил свою беспомощную злобу на отца. Этот отец – человек, сам подвергавшийся в свое время мучениям и обидам, не познавший любви, не смог ее проявить. Оба родителя моего пациента – прихожане католической церкви; впрочем, как нетрудно заметить, они посещают ее лишь формально. Ибо принадлежность к подлинному христианству не начинается с посещения церкви, а ведет туда. И так как мой молодой пациент не познал освобождающего воздействия религии, на меня ложится обязанность предъявить Богу его запросы, уповая на излечение его
