всегда по-разному: „Хандзи-мандзи! (Пожалуйста!)” В моем распоряжении всего 90 секунд — за это время не успеешь разглядеть все японские картинки под кнопочками, не то что разгадать нужную комбинацию цифр.
Наконец сигнализация замолкает, и я сажусь у телефона со вспотевшими ладонями, повторяя про себя самые смиренные слова извинения по-японски и пытаясь вспомнить код на эту неделю прежде, чем позвонят из охранной конторы. Готова поспорить, будь мы в любой другой стране, охранники сказали бы, увидев номер дома: «Это опять та двинутая иностранка со своим бельем», И проигнорировали бы вызов. Но мы в Японии; здесь охрана всегда перезванивает в течение 5 минут. Если спрятать телефон под подушку, то через час придет человек в официальной униформе, чтобы произвести личную проверку. Он все расскажет Юкико, та расскажет Гэндзи, и он вызовет меня наверх для объяснений, хихикая за бокалом джин-тоника. Юкико это кажется забавным. Я другого мнения.
Но несмотря на различия между нами, я очень хочу, чтобы мы подружились. Дисциплинирую себя, стараясь стать своим человеком в доме Юкико и вписаться в ее систему приоритетов. Если для этого придется научиться подбирать мельчайшие пушинки с пола спальни, гладить носки, простыни и нижнее белье, распределять мусор по семнадцати разным контейнерам для дальнейшей переработки и стать кулинарным экспертом — да будет так
Если честно, мне даже хочется немного восполнить пробел по части ведения домашнего хозяйства. Эта сторона моей жизни долго оставалась без внимания. В последние 15 лет под хорошим обедом я подразумевала то, что можно съесть быстрее, чем приготовить в микроволновке, само приготовление при этом должно занять меньше времени, чем загрузка почты.
С Юкико я об этом помалкиваю. Она даже не пользуется электронной почтой, зато начинает готовиться к ужину, едва успев помыть посуду после завтрака. Полвека она шла к идеалу японской женщины, на этом пути проявляя самодисциплину токийского клерка, нацелившегося на должность главы компании. Но проблема в том, что в начале своего обучения она была юной и восприимчивой 18-летней девушкой. Я же, в сравнении с ней, похожа на старый скрипучий дом с ненадежным фундаментом и въевшимися привычками, которые приходится вырывать с корнем.
Так что Юкико с присущей ей деликатностью взялась превратить меня из нецивилизованной деревенщины в нормальную японку, какой японка и должна быть.
И впервые за всю свою взрослую жизнь мне стало страшно.
Гэндзи, мой хозяин и инструктор по дзюдо, — 6 футов с гаком[7], 200 фунтов[8] сплошных мышц, широкоплечий, ходит всегда прямо. В свои 60 лет он передвигается с гибкостью кошки и природным изяществом атлета, тренирующегося с детства. В редкий для японца момент непринужденного общения Гэндзи предложил, чтобы я называла его Гасом, но мне сложно пойти на это — не стану же я звать Мурзиком бенгальского тигра.
Несмотря на свой внушительный вид, такого добряка, как Гэндзи, я в жизни не встречала. К таким подходят, чтобы спросить дорогу к железнодорожной станции, и можете быть уверены — он немедленно бросит все свои дела и отведет вас куда нужно. Гэндзи уже начал седеть, и характер постепенно отпечатывается на лице, как это бывает у пожилых, — вокруг глаз улыбчивые морщинки, умное, наблюдательное выражение. Но мне больше всего нравится, как он смеется. Откидывает голову и весь начинает трястись от хохота, тут же развенчивая японский стереотип сурового бизнесмена, чопорно восседающего за столом в конференц-зале.
Еще недавно Гэндзи возглавлял одну из крупнейших токийских корпораций. Человек, занимающий подобную должность, должен уметь моментально улаживать разногласия и одним взмахом ладони группировать пустившиеся в бегство войска. Все это он умеет, и при этом ему даже не приходится говорить «нет». Вот пример истинно японского тактичного стиля общения: Гэндзи спокойно выслушивает про очередную из моих идиотских затей, кивает головой, будто мои слова его впечатлили, и отвечает: «Да, но…» За этим «но» следует пауза, деликатно повисающая в воздухе. Я тут же понимаю, что на мое предложение наложено вето; не нужно ничего говорить прямо и начинать спор. Тема закрыта. Японцы привыкли понимать друг друга без слов; этим искусством Гэндзи владеет в совершенстве.
Но под кротким нравом Гэндзи скрывается почти фанатичная вера в две основные японские добродетели: долг и послушание. Он заботится обо мне, а я обязана делать так, как он говорит. Несмотря на кажущееся мягкосердечие, мой хозяин не из тех, кому станешь перечить.
Как и большинство успешных бизнесменов из Токио, Гэндзи учился в частной школе, достойно выдержал сложнейшие выпускные экзамены и впоследствии оказался в лучшем токийском частном университете. К 21 году у него была не только ученая степень по экономике, но и черный пояс шестой степени по дзюдо — поразительное достижение для таких лет. Оказавшись перед трудным выбором, он не колебался и принял престижную позицию в одной из старейших и авторитетных страховых фирм Токио. Дзюдо пришлось отодвинуть на второй план.
Следующие 35 лет были посвящены восхождению на крутую гору корпоративной иерархии: гольф по выходным, бары по будням, редкие встречи с терпеливой женой и спящими детьми. Искренняя преданность долгу наконец была вознаграждена коротким пребыванием на самой вершине — 2 года Гэндзи служил президентом. Теперь же он очутился на другой стороне горы, согласившись на должность управляющего несколькими маленькими филиалами (роль по большей части декоративная). Гэндзи ждет 60-летия, но, прежде чем предаться спокойному созерцанию в свободное время (с детского сада оно появится у него впервые), ему предстоит исполнить еще одно обязательство: он должен найти мужа для единственной дочери Дзюнко.
Моя новая „сестричка” одевается по последней моде, весьма самоуверенна и даже чуть нагловата. Теоретически она мне — младшая сестра (моложе по возрасту). Но поскольку она умеет читать, писать, говорить, ориентироваться в городе и вообще делать почти все лучше меня, соотношение здесь явно перекосилось в другую сторону. Порой меня это бесит. Кое в чем я, может, и дам ей сто очков вперед, но в японском пригороде мои достоинства никому не нужны. Скажем, я умею править дельтапланом и стричь лам. Лучше знаю дзюдо — Дзюнко в зал никогда не ходила. Но главное, что отличает меня от Дзюнко, — не настоящее и прошлое, а перспективы на будущее.
Со стародавних времен и по сей день каждая японская девочка живет с родителями до тех пор, пока какой-нибудь серьезный и честолюбивый молодой человек не принимает на себя заботу о ней, взяв ее замуж. Иногда молодая женщина устраивается на работу — не столько ради зарплаты, сколько для облегчения поиска мужа (обычные требования: серый костюм, самурайские принципы и желание работать, работать и в перспективе много зарабатывать). Ее собственный доход почти не имеет никакого значения, так как все расходы (от супа до орешков) оплачиваются заботливым папой.
Но на случай, если одинокая жизнь придется дочке слишком уж по вкусу, японцы придумали одну ловушку.
Не так давно, как только молодой женщине исполнялось 25 лет, ее полушутя-полусерьезно называли «рождественским пирожком», имея в виду товар, который, залежавшись после 25-го числа, резко падает в цене. В последнее время срок годности увеличился на пару лет, но если к 30 годам поход к алтарю так и не замаячил на горизонте, отец «пирожка» ударяется в панику и почти неизменно оказывается на пороге местного свата, чтобы устроить омиаи — договорный брак.
Вспомним, что на дворе XXI век и Япония стоит на втором месте по уровню экономического развития в мире. Можно было бы предположить, что услуги свах в столь развитой стране канули в небытие, подобно ленте для печатных машинок… Но нет, на деле все совсем наоборот. Одна треть японских браков до сих пор заключается по договоренности. Только в отличие от феодальных времен невеста с женихом знакомятся не у самого алтаря, а пораньше. Им разрешается даже отвергнуть одного-двух кандидатов. Но свахе по- прежнему достается почетное место за свадебным столом и пухлый конверт с деньгами от отца невесты, освободившегося от «лежалого товара».
Дзюнко уже исполнилось 27 лет, и значит, душевное состояние ее отца сейчас колеблется где-то между сильным беспокойством и дикой паникой. У японцев свой способ навязывать моральные правила: фирма, где служит Дзюнко, по негласному закону должна уволить ее по достижении 30-летнего возраста. Ведь ее наняли прежде всего как потенциальную невесту для перспективных молодых людей, работающих по 14 часов в день и потому не располагающих свободным временем для поисков жены. Хотя ее должность
