подождать и посмотреть, как поведет себя претендент. Мне же кажется, что гораздо более гуманно опередить его, чтобы в случае чего он мог изменить ответ и заявить, что Дзюнко ему тоже не понравилась.
Мы пьем чай и придумываем всякие отговорки.
«Ты так нужен своей компании, что дома мне будет одиноко», — предлагает Дзюнко.
«Может, сказать, что Дзюнко сейчас слишком занята и не может ходить на свидания?» — спрашивает Гэндзи.
«А может, просто сказать: ты — высокомерный зануда?» — советую я.
Доедаем шоколад, приходим к общему выводу, что жених все же хороший человек, и идем спать.
На следующий вечер караулим у двери Гэндзи.
«Какие новости?» — спрашиваем.
«Нехорошие», — отвечает он. По-японски это означает: хуже атомной бомбы.
День начался нормально. — он сел на свое обычное место в купе первого класса с выпуском «Financial Times». Но на работе не успел даже просмотреть утреннюю почту, как разразилась катастрофа. Зазвонил телефон. Голос на том конце был полон радости и волнения. Оказывается, свидание прошло великолепно, сын просто в восторге. Можно сказать, сделка уже на мази.
Гэндзи понятия не имел, что ответить. Не успел он даже выпить утренний кофе, не говоря уж о том, чтобы придумать какую-никакую отговорку, как тут такое началось! Пробормотав нечто невнятное, он в конце концов закончил разговор, соврав, что Дзюнко поздно вернулась домой и он еще не успел с ней поговорить.
Дзюнко удивлена и рассержена. Теперь ей придется самой сообщать об отказе молодому человеку, а такой договоренности не было. И вот Гэндзи, к моему изумлению, соглашается пойти в закусочную к отцу жениха и обговорить все от ее имени.
Раньше мне казалось, что свидания с мужчинами — это то, что принято делать наперекор родителям, а не по их просьбе. Стала бы я просить папу найти мне подходящего парня? Конечно нет, как и не стала бы спрашивать, какой тип тампонов предпочесть! С другой стороны, мой отец никогда не предлагал написать за меня
письмо: «Дорогой Джон…» и все такое прочее. Вся эта катавасия со сватаньем имеет свои плюсы.
Постепенно Гэндзи удается внушить самому себе, что в какой-то степени он уже намекнул владельцу закусочной, каков будет ответ. Ясно же, что если бы жених хоть немного приглянулся Дзюнко, она бы сразу сказала об этом отцу. Осталось лишь выждать несколько дней, пока страсти не улягутся.
Через неделю он приходит в закусочную перед самым закрытием. Сердечно поприветствовав друга, он приглашает его в ближайший бар.
«Жалко, что так вышло с молодыми», — Гэндзи расстроенно качает головой.
«Да, — соглашается отец жениха, потягивая виски, — но чего еще ждать от нынешнего поколения? У них на все есть свое мнение».
Отцы размышляют о сложностях общения с «новыми людьми» и выпивают по паре двойных порций. Дружеские отношения восстановлены; на нетвердых ногах приятели возвращаются домой.
Признаюсь, новое поколение японцев и японок меня просто завораживает. Их мир похож одновременно на декорации футуристического фильма и разворот журнала для тинейджеров. В нем каждый час появляются супермодные новинки, и с той же скоростью на их смену приходят новые; уследить за ними — работа не из легких. Здесь все одержимы дизайнерской одеждой, здесь правит оригинальность и последние тенденции, и на основе местных изобретений регулярно возникает та или иная всепланетная мания: сегодня это аниме и манга (японские комиксы), завтра — тамагочи (виртуальные питомцы). Желая узнать о следующей глобальной тенденции в развитии потребительской электроники, представители иностранных маркетинговых компаний приезжают сюда и, встав на одно колено, берут интервью у 14-летних школьниц.
Это отдельный мир внутри большого мира, тайное лицо Японии, существующее бок о бок со служащими в костюмах и домохозяйками на велосипедах. Почти альтернативная реальность, как мир гейш и борцов сумо; субкультура, находящаяся в рамках общества. но вместе с тем живущая по собственным законам и в своей системе координат.
Юкико угрюмо бормочет что-то о тайном инопланетном вторжении и наказывает мне держаться от «новых людей» подальше.
Втайне я надеялась войти в этот мир с помощью Дзюнко, но в последнее время мне удается увидеть ее лишь мельком, по выходным. Почти каждый вечер она веселится в Токио, в полночь приезжает домой последней электричкой, а в 6:30 утра с усилием вытаскивает себя из кровати.
Отчаявшись ждать помощи от «сестрички», начинаю искать другие пути влиться в круг японских «новых людей». По слухам, в воскресенье вечером молодежь собирается в центре Токио, заполняя сверкающие неоном бутики. В руках у них пакеты с дизайнерскими лейблами и большие стаканы латте с эмблемой «Starbuck». Они скачивают гороскопы по мобильному Интернету и щебечут, точно стая воробышков. Рядом, у станции Харадзюку, тротуары забиты начинающими музыкантами: все стараются перекричать друг друга.
Как-то воскресным утром сажусь на электричку до Токио, якобы для того, чтобы посетить знаменитый храм Мейдзи. Спустя 2 часа высаживаюсь на станции Харадзюку, слышу диско 1970-х и начинаю идти в том направлении. Диско сменяется роком образца начала 1990-х. Повсюду панковские челки, проколотые брови; чем дальше, тем экстремальнее прически и цвет волос, вплоть до кислотно-зеленого, все больше ботинок с массивными 9-дюймовыми каблуками. Должно быть, я уже близко.
Шестеро ребят в ярко-оранжевых комбинезонах танцуют под музыку Village Реор1е, подражая Траволте. Выходит неплохо. Рядом стоят трое молодых людей в темных очках, у одного на руке белая перчатка, на шее болтаются пустышки. Волосы обесцвечены, а сверху одеты кудрявые черные парики.
Мое внимание приковывает дикого вида группа: энтузиазма у них куда больше, чем зрителей. На солисте — верхняя часть от костюма медведя: пушистая морда, мохнатые уши. Гитарист — викинг- завоеватель в рогатом шлеме. Рога то и дело мотаются вперед и назад, когда он трясет головой. Он выглядит довольно впечатляюще, но тут дело доходит до сложного пассажа, и он сосредоточенно высовывает язык — это портит все дело. Доиграв песню, ребята по-ковбойски разворачивают микрофоны и уходят на перерыв;
«Понравилась музыка?» — на отличном английском спрашивает медведеголовый.
«Супер», — решаю соврать я.
«А костюм?»
«Фантастика», — на этот раз отвечаю я абсолютно искренне. Парень в точности как плюшевый мишка, что сидел у меня в детстве на полке над кроватью. Он учится на первом курсе экономического факультета Токийского университета — попал туда, выдержав тяжелейшие школьные экзамены. А жить в свое удовольствие осталось всего 4 года: после окончания учебы, став в беличье колесо корпоративной системы, так и пробегаешь в нем до конца жизни. Черные волосы торчат во все стороны, одна прядь выкрашена в фиолетовый. По выходным он носит смешную обувь, делает макияж, но ни в коем случае не татуировку и пирсинг — ничего такого, что останется на всю жизнь. В понедельник утром снова надо выглядеть как все, зато сегодняшний день принадлежиттоль-коему.
На обратном пути к станции то и дело попадаются магазинчики, где одевается тусовка с Харадзюку. В некоторых продается обувь. Поддавшись искушению, заглядываю в один из них.
Прохожу мимо гигантских башмаков снежного человека, выставленных на самом виду. Лишь мельком взглянув на ботиночки из блестящей лакированной кожи, артистично украшенные кляксами, имитирующими птичье гуано, и даже не остановившись поглядеть на невероятно красивые, усыпанные стразами вечерние туфли с тонкими иглами-каблуками, я направляюсь прямиком к сапожкам на самой высокой, тонкой и неустойчивой платформе, которые способны разом превратить меня в 6-футовую модель. Подбегает продавец и принимается усердно отговаривать меня от покупки. Не достигнув успеха, он зовет еще двоих, и те присоединяются к нему, кивая и поддакивая в унисон. Не хочу ли я лучше заплести африканские косички?
«Нет, — отвечаю я, — мне очень нравятся эти сапоги».
