Варварские нашествия на Западную Европу. Вторая волна

же этот регион, по-видимому, был очагом сельскохозяйственной цивилизации, оказавшей влияние на всю датскую Европу.

Влияние Области датского права было столь велико, что продолжалось даже после уничтожения ее нормандцами Вильгельма Завоевателя. Избегнув окончательного разгрома, многочисленные беженцы достигли Норвегии и Дании, где заняли важное место, главным образом в Церкви. Они внесли огромный вклад в сближение цивилизаций Скандинавии и Запада.

Нормандские проблемы

Вклад викингов в рождение и созидание герцогства Нормандия постоянно остается предметом оживленной дискуссии. Традиционное мнение, поддерживаемое исследованиями Пренту, отводит скандинавским факторам решающую роль почти во всех сферах, даже в столь консервативной, как сельскохозяйственные институты, — по крайней мере до триумфа феодализма, который стал явным после 1025 года. Его же, в основных положениях, отстаивают недавние исследования Ф. М. Стентона и М. де Боара. Опровержение этой теории, у истоков которого стоят историки сельскохозяйственных институтов X. Навел и Р. Караби, разрабатывается автором этих строк с 1945 года. Не отрицая никаких очевидных скандинавских привнесений, он силится четче обрисовать и выявить на их фоне не менее убедительные факты наличия преемственности между франкскими и нормандскими институтами.

На обсуждение были предложены три соображения:

А) Во всех своих кампаниях викинги руководствовались обостренным чувством скорейшей экономической выгоды. Оно привело их, в частности, к принципиальному согласию на сотрудничество с каролингским государством в Сен-Клэр-сюр-Эпт. У нас нет оснований полагать, что после своего закрепления в Руане они отказались от своих взглядов. Следовательно, норманны могли захотеть сохранить на своем месте и даже привести в систему институты, в которых они были заинтересованы.

Б) Франкские институты не были недоступны их пониманию. В Нормандии викинги много жгли и грабили, но бесповоротно было уничтожено только небольшое количество деревень и ни одного города. По окончании кризиса расстроенными оказывались лишь самые уязвимые структуры, как, например, монашество, однако масса населения всегда выживала, и пример соседних регионов был на виду.

Наконец, традиции поселенцев сильно варьировались в зависимости от их происхождения. Чтобы построить государство, герцогам пришлось учитывать все эти особенности и сделать между ними выбор. Почему в процессе создания своего герцогства Роллон и его преемники отказались применить весь опыт, накопленный скандинавами, хоть это, казалось, и было в их интересах? Вероятно, потому, что до конца X в. скандинавские традиции были менее благоприятными для княжеской власти, в то время как каролингское государство, такое, каким оно еще было в 911 г., могло предложить правителю много полезного.

По нашему мнению, у нормандского герцога и герцогской власти долгое время имелись два лика. Один из них, определенно, был скандинавским, и у Снорри Стурлусона, были все основания назвать (в XIII в.) первых герцогов Руана Rundhujarlar, «ярлами Руана», а Рихер107, этот язвительный враг норманнов, также не без некоторой причины именует своего современника герцога Ричарда I comes piratorum («графом пиратов»). Другой лик — вполне франкский, и грамоты не менее резонно именуют герцогов comes Rothomagensis, то есть графами Руана каролингского образца — или — маркграфами, титулом, который носил их предшественник в Руане, которого франкский король назначал, чтобы защищать низовья Сены от пиратов.

В числе франкских черт герцогской власти отметим, прежде всего, что герцог Руана унаследовал от франкских королей и графов земельные владения, церковные прерогативы (назначение епископов, custodi — патронаж над аббатствами), а также фискальные права (такие каролингские налоги, как «fodrum»109, ставший «bervagium» 110, и «census regius» 111, превратившийся в «gravaria»). Нормандское обычное право в том виде, в каком оно формулируется в сводах XIII в., является франкским больше чем на девять десятых. Система сельских держаний по духу, если и не по всей букве, копирует систему каролингских полиптихов. Легко предположить, что норманны снова запустили вполне исправные каролингские механизмы графства Руан и pagi («округа» 108), которые от него зависели, а затем с некоторыми модификациями применили эту систему, доработанную, таким образом, к другим покоренным ими регионам. Скандинавские черты более разрозненны. Многие доступны только в самых древних источниках, поскольку оказались вытесненными, когда Нормандия решительно взяла курс на феодализм и христианство. Прежде всего, и здесь лингвистика идет рука об руку с историей институтов, имел место мощный вклад в морскую сферу — рыболовство, китобойный промысел, кораблестроение, законы о вещах, потерявших владельца, и, безусловно, неизвестные нам юридические механизмы, позволившие Вильгельму Завоевателю столь стремительно мобилизовать крупный флот в 1066 году. В сельской среде, несмотря на то, что во всем герцогстве известен лишь один-единственный скандинавский тип земельного держания (manslotsh), множество скандинавских или англо-скандинавских топонимов и названий сельской местности обязывает нас допустить, что немало иммигрантов заняло места в структурах, унаследованных от франкской виллы113. В X в., а возможно, и позже, герцогская фамилия и некоторые слои общества практиковали скандинавское брачное право, не укладывавшееся в рамки предписаний Церкви. Некоторые из прерогатив герцога в уголовной сфере являются скандинавскими (объявление вне закона (ullac), подавление внутренних мятежей и hamfara, и пр.), тогда как сам принцип списка «герцогских случаев» — там, где они встречаются, — является заимствованием из франкского права. Монополия герцога на определенный род имущества, потерявший владельца, происходит из скандинавских обычаев, и пр.

Эту двойственность первоначальной Нормандии хорошо иллюстрирует существовавший в герцогской семье X в. обычай носить одновременно скандинавские и франкские имена. Роллон, обычное имя которого представляет собой древнескандинавское «Хрольф», в дипломатических источниках называется Робертом; его дочь носит два имени, Герлок (древнесканд. Герлауг) и Адельжена Ричард I именуется одновременно Гуннор (древнесканд. Гунвор) и Альбереда. Этому примеру следовали и некоторые бароны: для своих скандинавских дружинников сеньор Котантена является Турстином (древнесканд. Торстейн), а для Церкви — Ричардом; в центральной Нормандии глава правящего рода Мезидона одновременно зовется Стигандом (древнесканд. Стиганди) и Одо; и т. д.

Подведем итог. Без викингов, определенно, Нормандии не было бы, — самое большее, церковная провинция Руан, с трудом сохранявшая свою целостность. Однако положительный вклад скандинавов, безусловно, выражался не столько в строительстве нового государства, сколько в унаследованной от викингов чрезвычайной смелости, неограниченных ресурсах и удивительной способности к приспособлению, распространяющиеся на все цивилизации Запада. Скандинавские институты постепенно отмерли, поскольку были практически бесполезны при строительстве феодальной монархии, к которой стремились Вильгельм Завоеватель и его преемники. Однако викингская предприимчивость оставалась неизменной: в этом на своем горьком опыте могли убедиться Италия, Англия и Антиохия. Уже давно тянется спор о том, каковы именно были условия, при которых в 911 г. появилась на свет Нормандия. Тексты почти отсутствуют, кроме одной грамоты Карла Простоватого от 14 марта 918 г. а, которая заверяет нас в том, что Руан был пожалован Роллону королем pro tutela regni («чтобы защищать королевство»), — таким образом это, скорее, мера военного порядка, нежели настоящее предоставление лена. Можно предположить, и не без основания, что герцоги Нормандии стали вассалами короны лишь поколение спустя, в 940 году. Как бы то ни было, соглашение 911 г. включило норманнов с Сены во франкскую политическую и военную систему. Роллон, разумеется, весьма вольно соблюдал свои обязательства перед франкским королем. Однако его сын и наследник Вильгельм Длинный Меч стал горячим сторонником усвоения франкских государственных традиций. Наиболее верным подтверждением занятой им позиции является вдовья часть, которую он завещал своей жене Лиедегарде де Вермандуа, происходившей из рода Каролингов: это были территории вдоль Сены и пути Эвре- Шартр, которые открывали сердце его государства франкскому влиянию. Этот второй герцог, бесспорно, со всей возможной полнотой поставил ставку на ассимиляцию. Можно полагать, что к моменту его смерти в 942 г. она уже стала обильно приносить свои плоды. Этим объясняется то, что Нормандия без особых потерь пережила кризис, разделяющий два этапа движения викингов.