– Да. – Я уже все решил. – Не следует больше ждать. Пойду сейчас.
– К Скале?
– Да.
– Когда?
– Сейчас.
– Прямо сейчас?!
– А чего ждать, Макс? Очередного «мерса» в зад на светофоре? Очередного
– Ты погоди, ты не суетись... Разобраться надо. Положим, авария могла быть и случайной. Я так думаю... при всей моей нелюбви к разного рода случайностям и неожиданностям. Но –
Я вспомнил, как двое Мертвых засунули меня в подземелье Поля Руин. Макс продал меня тогда, одержимый своей идеей уничтожить Игру. Но и это, и факт нарушения Правил – было действительно недоказуемо. Свидетелей договора оружейника с Мертвым Домом почти не осталось. Только Макс. И Бритва, до которого я еще доберусь. А насчет нарушения... Знака Дракона на мне не было. Мертвые могли и не знать, что я – новообращенный Дракон. В подвал разрушенного здания завода я зашел сам, по собственной воле. И так далее...
– Сейчас они действуют нагло, – договорил Макс. – Будто и не существует никаких Правил. И ведь верно – когда некому наказывать за нарушения, Правила умирают. Создателей же нет с нами...
– Будут, – пообещал я.
– Опять ты за свое... Тот, кто сразит Создателей в Тринадцатом Поле, уничтожит Игру и Поля.
– Или сам станет Создателем. Сам будет править Полями.
– Бред. Мою теорию подтверждают научные выкладки, а ты рассуждаешь с точки зрения Игры. Никита, даже если ты отчасти прав – заклинаю тебя: достигнув Тринадцатого Поля, распорядись... м-м... полученным могуществом так, чтобы все это прекратить. Игра зашла слишком далеко.
– Ладно, ладно... Тысячу раз говорили на эту тему. Сначала надо найти Тринадцатое Поле, а потом уже... распоряжаться. А вдруг
– Прекрати! – вскрикнул Макс. – У меня уже мозги кипят от этих бесконечных «вдруг» и «если». Тринадцатое Поле – единственная моя надежда. Единственная наша надежда. Ты мне скажи... Ты уже решил?
– Да, – твердо ответил я. – Ждать неделю не имеет смысла. Иду сейчас.
Макс с минуту глядел на меня. Должно быть, думал о том, что страх управляет мною. К чему семь длинных дней ходить, ощущая себя под прицелом? Лучше уж сразу со всем покончить. Я и сам, честно признаться, так думал. Игра вошла и в общий мир. Границы между двумя реальностями стали таять. И если в Игре я силен, то здесь – просто обычный парень.
А оружейник вдруг усмехнулся:
– Так решил, да? Идти? И куда же ты, милый мой, пойдешь?
– В смысле? Как это куда? Первый
– Ты имеешь представление – что такое Скала? Ты видел ее?
– Представь себе – видел.
– Скала – огромна! Где точно на Скале искать – я не знаю. Никто не знает. Предполагаю, что кое-какие сведения на этот счет имеются у Старейшего и Всевидящего Ирри из народа
– И что с того, что Скала огромна? Предлагаешь поискать местонахождение другого? На это уйдут не дни, а месяцы! А то и годы.
– Я, собственно, не об этом. Я хотел спросить – какой дорогой пойдешь? Об этом ты подумал? «Я все решил!» Умник чертов! Если они добрались до тебя в общем мире, представляешь, что сейчас творится в Полях? Тебе и шагу ступить не дадут.
– В Игре я с ними по-другому разговаривать буду! – вскинулся я.
– А они с тобой беседы вести не собираются. От стрелы в бок или камня по голове ты при всей своей силе не застрахован. Понял?
– Да я!..
– Помолчи... Идем-ка в комнату.
Бормоча по дороге: «Умник какой... Он все решил... Таких умников на одном копье до десятка помещается... Это я все решил... А то пойдет он... До Скалы не дойдет, не то что...»
На постели Макса храпел Виталик. Вторая кровать, на которой когда-то почивал племянник Макса Гринька, аккуратно заправленная и застеленная старыми газетами, служила книжным шкафом. На нее оружейник свалил многочисленные свои книги, в былые времена бесприютно разбросанные по всей квартире. Гриньку я давно не видел. С того самого момента, как... В общем, после выхода из Игры он сильно изменился. Переехал к матери, сестре Макса, о прошлых увлечениях и не вспоминал, конечно. Вернее, сказать, в одночасье не стало у Грини никаких увлечений. С грехом пополам оканчивал восьмой класс, сошелся с компанией каких-то оболтусов, шлялся с ними вечерами где-то, всем занятиям предпочитая единственное: курить, гоготать и гадить в подъездах. Даже, говорят, заимел один привод в милицию. Я его как-то видел у кинотеатра, неприятно повзрослевшего, остриженного коротко, с дымящейся сигаретой во рту. Он меня не узнал... Впрочем, Макс говорил, что все это закономерно. Хотя и горько. Со смертью в Игре все не так просто, кстати. Макс об этом не любит рассказывать.
Оружейник присел у шкафа, выдвинул нижний ящик, загрохотал своими железяками. Виталик открыл глаза, всхлипнул и рывком приподнялся.
– Это... – хрипло выговорил он. – Вы чего?.. И я с вами!
– Отдыхай, – не поворачиваясь, бросил Макс.
– Слушай, а правда! – пришло мне в голову. – Собрать всех наших и войти в Поле вместе. Пусть попробует кто-нибудь сунуться! В клочья порвем! Или у тебя опять какой-то хитромудрый план? Лучше бы уж без излишней этой... вычурности. Чем проще, тем действенней. Напролом, а?
– Напр-ролом-м! – косноязычно поддержал меня Виталик-Аскол и упал с кровати.
Макс выпрямился и с грохотом свалил на пол металлически посверкивающую кучу. Таких устрашающе- уродливых орудий я у него еще не видел.
– Это что такое? Это зачем?
– Узнаешь, – сказал оружейник, снимая со стены большой туристский рюкзак. – Когда придет время. Помоги уложиться.
Пока я втискивал в рюкзак чудовищный несуразный тесак с толстой рукояткой и тупым широким лезвием, две пары изогнутых, как когти, крючьев, мотки веревок и тяжелые обоюдоострые ножи, больше похожие на укороченные мечи, Макс смотался в прихожую. Через минуту оттуда донеслись частые удары – будто молотком заколачивают гвозди в плотную, но нетвердую поверхность. Только я успел затянуть ремни на рюкзаке, Макс снова появился в комнате. В руках у него и правда был молоток, а из-под губы выглядывали шляпки гвоздей – чуть побольше обойных и с прочными пластиковыми фиксаторами.
– Разувайся, – сплюнув гвозди в ладонь, велел он.
– Зачем это?
– Разувайся, говорю.
– Долбанулся? Мне ботинки на прошлой неделе только купили! К первому сентябрю специально. Знаешь, сколько мать за них отвалила?
– Давай без лишнего шума, ладно?