С первых дней в бригаде был такой простой деревенский парень Карпов. Крепко сложен, немногословен, на ямах пахал больше всех. Предлагает однажды мне дельце. Здесь в Каменске заряжен для него килограмм чая — не могу ли я договориться, чтоб пронесли на зону? Эта дорога нас бы и дальше стала кормить. Карпов зря не болтает, репутация безупречная, а у меня, действительно, было к кому обратиться, но не было того, что было у Карпова — товара.
Нашей стройкой руководил вольняк — Пылинов. Он работал инженером на заводе, от которого строился цех, и по совместительству был прикреплен к нам. Суховатый, проворный человек средних лет, вел себя по-товарищески. Когда мы с Налимовым предложили ему войти в дело, согласился сразу, не ломаясь. Брал по низкой таксе: пять рублей двести грамм или плита чая (которые стоили около двух рублей). Мог принести в долг или по номинальной стоимости, мог в обмен на зековские поделки — перстни, цепочки, медальоны, фасонные сетки, ножи — в общем хороший вольняк, повезло с ним. Я дал ему адрес тетки, письмо, в котором просил ее всегда иметь наготове чай и конфеты и, если дело наладится, то тетке из Москвы регулярно будут идти денежные переводы. Много ли надо денег на это? Я полагал, что Наташа с моими друзьями помогут. В крайнем случае, мать, да и тетка не нищая. В общем, открывалась хорошая перспектива. Пылинов принес от тетки чай и конфеты и сверх того десятку от дяди Андрюши — как раз мне на день рождения. Но потом ему отказали и просили передать, что приходили, то ли из колонии, то ли из милиции и специально предупредили на мой счет, а Люда, племянница, депутат, и вообще у них там все коммунисты, не обижайся, Леня. Короче, крутились мы с Налимовым без средств, но дорога через вольняка не скудела — к нам обращались с зоны, значит, и нам перепадало.
Лысков же обнаружил намерение единолично сесть на вольняка, заказы были большие, тот не успевал его отоваривать. Пришлось провести несколько раундов переговоров, чтобы не соскочить с дороги. Но все заказы Лысков взял на себя. Я испытывал коммерческие трудности, и в этот момент поступило выгодное предложение от Карпова. Другие члены бригады с вольняком контакта не имели, Лыскову Карпов не доверял, а мне представилась возможность иметь свою долю грева от Карпова. Как он объяснил, тот Каменский адрес, где лежал его чай, был случайный, временный и, чтобы поставки шли нормально, нужен постоянный адрес, база, куда бы привозили товар, а вольняк бы проносил нам с Карповым. Я снова вспомнил о тетке. Прошло время, может, оправились от испуга, да и что за проблема, если пару раз в месяц будет заходить к ним уже знакомый Пылинов?
Итак, Карпов пишет письмо на свой адрес, чтобы товар несли к моей тетке, я отдаю письмо вольняку и прошу его через недельку зайти к тетке. Проходит день, другой. «Ну, где письмо?» Карпов мнется. «Передумал что ли?» — «Да нет, менты забрали?» — «Как?!» — «Лежало тут, на столе, а они пришли». — «И чего ты там написал?» — «Ну все, о чем договорились». — «И адрес тетки?» — «Да». — «И про Пылинова?» — «Нет, просто Валерий Александрович». Вот балда! «Да зачем тебе о Валерии Александровиче, твоим-то он на хрена?» Карпов корчит из себя тюфяка деревенского: «Просто так, не подумал». — «А почему ты сразу мне письмо не отдал?» — «Хотел сам вольняку отдать». Сгорела операция на корню. И тетка, и вольняк, и мы с Карповым. Подвел людей, загубил, гад, дорогу. Теперь жди вызова в штаб. Я предупредил Пылинова. В случае чего он идет в отказ, никому ничего не обещал и не делал, а что Карпов написал, то по глупости — никто с Карповым не договаривался, это он только хотел так договориться, выдал желаемой за действительное. Пылинов, естественно, должен пока прекратить поставки. Наверняка теперь возьмут под контроль, будут обыскивать при входе на зону. Но штаб никак не реагировал. Что в таких случаях делается? Всех действующих лиц без промедления на ковер. Дознание. Наказание. И в первую очередь автора письма Карпова. Прошла неделя. Поразительная тишина, будто ничего не случилось. Карпов абсолютно спокоен. «Валера, тебя не вызывали?» — спрашиваю Пылинова. Нет, и не обыскивают. Он снова возобновил поставки. Чай он проносил в полиэтиленовых пакетах в карманах пальто или за пазухой. Все ясно: прапор не дал хода письму, может, порвал и выбросил. Странно, небывалый случай. Чтобы вот так не потребовать выкупа, не будучи «в отношениях», и скрыть стремное письмо, не отличиться по службе — удивительное бескорыстие. Это очень настораживало. Возможно нас не трогают до поры до времени, возможно пока идет проверка вольных адресов, черт знает что на уме у оперов? Но дорога-то как шла, так и идет полным ходом, вольняка даже не предупредили. Через месяц мы забыли об этом странном происшествии. Тут-то меня и вызвал Рахимов.
«Хочешь, я сам тебе чай дам?»
На столе — плетка из желтой, крест накрест кожи. Рахимов коварно улыбается, в руках письмо с конвертом на скрепке. Ну и такой примерно диалог. «Как дела?» — спрашивает. «Как сажа бела», — отвечаю. «Грев идет?» — «Что вы, гражданин начальник! Откуда?» — «Есть, есть добрые люди, у тебя же родственники в городе». Рахимов покосился на плетку, обнажил оба ряда белых зубов и поднялся со стула. Я стою у края торцевого стола. Рахимов берет плетку, встряхивает с усмешкой и поворачивается к сейфу, где, как говорят, лежат перчатки, которыми он зеков правит. Плетку в сейф, а меня приглашает садиться. Показывает письмо: «Ты писал?» Будто не знает моего почерка, все письма мои и ко мне через них. «Но под твою диктовку?» Говорю, что не имею никакого отношения. «Кто писал, с тем мы еще поговорим. Тут вообще-то ничего особенного, хочешь, я сейчас при тебе порву?» — и берет карповское письмо пальцами на разрыв, но рвать не стал, положил на стол. Настроение у Рахимова игривое, включаюсь в игру: «Вы же знаете, письмо не мое, почему со мной говорите?» — «А там твоя фамилия, вот в самом конце — «отдаст Мясникову» и чей-то адрес указан, не знаешь?» — смеется Рахимов. «Не знаю этого письма, это какая-то провокация», — а сам думаю: теткин адрес, но какого черта Карпов написал все фамилии? Это было совсем не нужно и вообще в зековских письмах, особенно стремных, чьи-то фамилии без особой нужды называть не принято. А тут полный расклад, как донос. Как? А, может, и есть донос, может, вся затея и была провокация? Тогда зачем Рахимов раскрывает своего агента, Карпова? Не трудно было Рахимову догадаться, о чем я подумал.
— «Зачем так плохо о нас думаешь — провокация? На чай, что ли — какая мелочь! Это письмо мне по почте прислали — вот штамп на конверте». — Мелькнул перед глазами конвертом, что не успеть разглядеть. — «Куда оно адресовано, знаешь? На «химию», у нас тут есть «химия». В комендатуре прочитали и переслали мне». Я возразил: «На «химии» нет цензуры». — «Есть. Переписка отрицательных элементов просматривается, тот «химик», кому письмо, наверное, плохо себя ведет». Рахимов, скорее всего, врал. Все, кто попадал к нам в зону из «химии», а это и были «отрицательные элементы», их закрывают за нарушения, в один голос утверждали, что письма там не вскрывают, получают запечатанными. Да и как письмо попало на почту, не для того ведь прапор его забрал? Рахимов зарапортовался. За давностью очевидно забыл, что письмо не было отправлено. Похоже, он почувствовал неувязку, переменил тему: «Чай — пустяк, хоть залейтесь. Если я за чай всех буду сажать, на зоне никого не останется. Но дорoгой можно не только чай направлять, верно?» Я жму плечами, догадываюсь, к чему он клонит. Рахимов лезет в стол и ставит одну за другой разнокалиберные пачки чая, кофе — по лагерным ценам богатство несметное. «Только за сегодняшний день, — гордится Рахимов. — Каждый обход столько и больше, Рахимова трудно обмануть. Слышал, я машину с чаем поймал? Нет? Килограмм десять под машиной провезли и водка в сиденьях. Шофера мы, конечно, уволим… за водку. Знаю, кому вез, все знаю, но за чай я не наказываю, я наказываю за дорогу. Сегодня чай, завтра водка, послезавтра — что?» Согнав зловещую улыбку, Рахимов вонзился черными зрачками в меня: «Писульки передаешь этому мудозвону?» Я покачал головой: «Не-а». — «Смотри, я все равно узнаю и тогда…»
В кабинет вошел хозяин, Зырянов. Рахимов смахнул коробки обратно в стол, даже смутился на мгновение, будто застали его за чем-то непотребным. Перед хозяином он явно не хотел хвастать своей добычей. Ведь все изъятое надо оформлять и сдавать, а это обычно не делается, присваивают себе, а кое- кто из ментов обратно продает другим, а то и тем же зекам втридорога. С серьезным видом переговорили о чем-то своем, потом Зырянов кивнул в мою сторону: чего натворил? Рахимов показал письмо. Зырянов понимающе мотнул головой и вышел. Значит, он тоже был в курсе.
Рахимов моментально преобразился: только что был спокойно серьезен, с уходом Зырянова плотоядно оскалил зубы и вот уж опять смуглое лицо беспощадно жестоко: «Установлена твоя связь с вольнонаемными. Для начала 15 суток». — И снова гнев на зловещую милость: — «Пока не буду сажать,
