Так они виделись почти ежедневно; Магда оттягивала отъезд, хотя автомобиль был куплен и начиналась весна. «Позвольте вам дать совет, — как-то сказал Горн Кречмару. — Зачем вам брать шофера? Я способен сидеть за рулем двенадцать часов сряду, и автомобиль у меня делается шелковым». «Очень мило с вашей стороны, — ответил Кречмар несколько нерешительно. — Но право, я не знаю… Я боюсь оторвать вас от работы, мы собираемся довольно далеко закатиться…» «Ах, какая там работа. Я и так собирался махнуть куда-нибудь на юг». «В таком случае будем очень рады», — сказал Кречмар, с тревогой думая о том, как отнесется к этому Магда. Магда, однако, помявшись, согласилась. «Пусть едет, — заметила она. — Хотя, знаешь, он последнее время начинает мне надоедать, поверяет мне свои сердечные дела, — он об этом говорит с такими вздохами, словно влюблен в женщину. А на самом деле…»
Был канун отъезда. По дороге домой из магазинов она забежала к Горну и повисла у него на шее. Присутствие маленького мольберта у окна и пыльный сноп солнца через комнату напоминали ей, как она была натурщицей, и теперь, торопливо снимая платье, она с улыбкой вспоминала, как бывало ей иногда холодно выходить голой из-за ширмы.
Одевалась она потом с чрезвычайной быстротой, подскакивая на одной ноге, кружась, поднимая в зеркале бурю. «Чего ты так спешишь?» — сказал он лениво. — «Подумай, нынче последний раз. Неизвестно, как будем устраиваться во время путешествия». «На то мы с тобой и умные», — ответила она со смехом.
Она выскочила на улицу и засеменила, выглядывая таксомотор, но солнечная улица была пуста. Дошла до площади — и, как всегда возвращаясь от Горна, подумала, а не взять ли направо, потом через сквер, потом опять направо… Там была улица, где она в детстве жила.
(Счастье, удача во всем, быстрота и легкость жизни… Отчего в самом деле не взглянуть?) Улица не изменилась. Вот булочная на углу, вот мясная, на выставке — знакомый золотой бык, а перед мясной — привязанный к решетке бульдог майорской вдовы из пятнадцатого номера. Вот кабак, где пропадал ее брат. Вот там наискосок — дом, где она родилась. Подойти ближе она не решилась, смутно опасаясь чего-то. Она повернула и тихо пошла назад. Уже около сквера ее окликнул знакомый голос.
Каспар, братнин товарищ с татуировкой на кисти. Он вел седло велосипеда с фиолетовой рамой и с корзиной перед рулем. «Здравствуй, Магда», — сказал он, дружелюбно кивнув, и пошел с ней рядом вдоль панели.
В последний раз, когда она видела его, он был очень неприветлив: тогда он действовал с приятелями сообща. Это была группа, организация, почти шайка; теперь же, один, он был просто старый знакомый.
«Ну, как дела, Магда?»
Она усмехнулась и ответила: «Прекрасно. А у тебя как?»
«Ничего, живем. А знаешь, ведь твои съехали. Они теперь в скверном квартале. Ты бы как-нибудь их навестила, Магда. Подарочек или что. Твой отец долго не протянет…»
«А Отто где?» — спросила она.
«Отто в отъезде, в Билефельде, кажется, работает».
«Ты сам знаешь, — сказала она, — ты сам знаешь, как меня дома любили. У меня пухли щеки от оплеух. И разве они потом старались узнать, что со мной, где я, не погибла ли я ? Не прочь на мне заработать — вот и все».
Каспар кашлянул и сказал: «Но это, как-никак, твоя семья, Магда. Ведь твою мать выжили отсюда, и на новых местах ей не сладко».
«А что обо мне тут говорят?» — спросила она с любопытством.
«Ах, ерунду всякую… Судачат. Это понятно. Я же всегда считаю, что женщина вправе распоряжаться своей жизнью. Ты как — с твоим другом ладишь?»
«Ничего, лажу. Он скоро на мне женится».
«Это хорошо, — сказал Каспар. — Я очень рад за тебя. Только жалко, что ты стала теперь дамой, и нельзя с тобой повозиться, как раньше. Это очень, знаешь, жалко».
«А у тебя есть подружка?» — спросила она улыбаясь.
«Нет, сейчас никого, мы с Гретой поссорились. Трудно все-таки жить иногда, Магда. Я теперь служу в кондитерской. Я бы хотел иметь свою собственную кондитерскую, — но когда это еще будет…»
«Да, жизнь», — задумчиво произнесла Магда и, немного погодя, подозвала таксомотор.
«Может быть, мы как-нибудь», — начал Каспар, но застеснялся.
«Погибнет девчонка, — подумал он, глядя, как она садится в автомобиль. — Наверняка погибнет. Ей бы выйти за простого хорошего человека. Я б на ней, правда, не женился — вертушка, ни минуты покоя…»
Он вскочил на велосипед и до следующего угла быстро ехал за автомобилем. Магда ему помахала рукой, он плавно, как птица, повернул и стал удаляться по боковой улице.
XXV
Все было очаровательно, все было весело — кроме ночевок в гостиницах. Кречмар был тягостно настойчив. Когда она пыталась отбояриться, ссылаясь на усталость, он, чуть не плача, говорил, что ни разу за день ее не поцеловал, просил позволения только поцеловать — и постепенно добивался своего. Горн между тем был по соседству, она слышала иногда его шаги или посвистывание — а Кречмар рычал от счастия, — и Горн рычание мог слышать. Утром ехали дальше — в чудесном, беззвучном автомобиле с внутренним управлением, шоссейная дорога, обсаженная яблонями, гладко подливала под передние шины, погода была великолепная, к вечеру стальные соты радиатора бывали битком набиты мертвыми пчелами и стрекозами. Горн действительно правил прекрасно: полулежа на очень низком сидении с мягкой спиной, он непринужденно и ласково орудовал рулем. Сзади, в окошечке, висела толстая Чипи и глядела на убегающий вспять север.
Во Франции пошли вдоль дороги тополя, в гостиницах горничные не понимали Магду, и это ее раздражало. Весну было решено провести на Ривьере, затем Швейцария или Итальянские озера. На предпоследней до Гиер остановке они очутились в прелестном городке Ружинар. Приехали туда на закате, над окрестными горами линяли лохматые розовые тучи, в кофейнях исподлобья сверкали огни, платаны бульвара были уже по-ночному сумрачны. Магда, как всегда к ночи, казалась усталой и сердитой, со дня отъезда, то есть за две недели (они ехали не торопясь, останавливаясь в живописных городках), она ни разу не побывала наедине с Горном, — это было мучительно, Горн, встречаясь с ней взглядом, грустно облизывался, как пес, привязанный хозяйкой у двери мясной. Поэтому, когда они въехали в Ружинар и Кречмар стал восхищаться силуэтами гор, небом, дрожащими сквозь платаны огнями, Магда на него огрызнулась. «Восторгайся, восторгайся», — произнесла она сквозь зубы, едва сдерживая слезы. Они подъехали к большой гостинице. Кречмар пошел справиться насчет комнат. «С ума сойду, если так будет продолжаться», — сказала Магда, стоя среди холла и не глядя на Горна. «Всыпь ему снотворного, — предложил Горн. — Я достану в аптеке». «Пробовала, — ответила Магда злобно. — Не действует».
Кречмар вернулся к ним, с виду несколько расстроенный. «Все полно, — сказал он, разводя руками. — Это очень досадно. Ты устала, моя маленькая». Магда, не разжимая зубов, двинулась к выходу. Они подъехали к трем гостиницам, и нигде комнат не оказывалось. Магда была в таком состоянии, что Кречмар боялся на нее смотреть. Наконец, в пятой гостинице, им предложили войти в лифт, подняться и посмотреть. Смуглый мальчишка, поднимавший их, стоял к ним в профиль. «Смотрите, что за красота, какие расницы», — сказал Горн, слегка подтолкнув Кречмара. «Перестаньте поясничать!» — вдруг воскликнула Магда.
Номер с двуспальной постелью был вовсе неплохой, но Магда стала мелко стучать каблуком об пол, тихо и неприятно повторяя: «Я здесь не останусь, я здесь не останусь». «Превосходная комната», — сказал Кречмар увещевающе. Мальчик вдруг открыл внутреннюю дверь, — там оказалась ванная, вошел в нее, открыл другую дверь — вот те на: вторая спальня!
Горн и Магда вдруг переглянулись.
«Я не знаю, насколько вам это удобно, — общая ванная, — проговорил Кречмар. — Ведь Магда купается как утка».
«Ничего, ничего, — засмеялся Горн. — Я как-нибудь, с боку припека».
«Может быть, у вас все-таки найдется что-нибудь другое?» — обратился Кречмар к мальчику. Но тут поспешно вмешалась Магда.
«Глупости, — сказала она, — глупости. Надоело бродить».
Она подошла к окну, пока вносили чемоданы. Синева, огоньки, черные купы деревьев, звон кузнечиков… Но она ничего не видела и не слышала — ее разбирало счастливое нетерпение. Наконец она
