мешочке, три пустые бутылки из-под пива, и, как-то загадочно улыбаясь, предложила ему сесть.
— Если бы я была ее теткой, — сказала она, подмигнув, — то, вероятно, я не знала бы ее адреса. Тетки, — добавила она с определенной горячностью, — никакой, собственно, у нее нет.
«Пьяна», — подумал устало Альбинус.
— Послушайте, — проговорил он, — я вас прошу сказать мне, куда она переехала.
— Она у меня снимала комнату, — задумчиво сказался та, с горечью размышляя о неблагодарности Марго, скрывшей и богатого друга, и новый свой адрес, который, впрочем, оказалось нетрудно вынюхать.
— Как же быть? — воскликнул Альбинус. — Где же я могу узнать?
Да, все-таки она неблагодарная. А ведь она ей так помогала; поди знай, удовольствие или неприятность доставит она Марго (а она-то уж предпочла бы доставить неприятность) тем, что даст этому крупному, взволнованному, синеглазому господину, на которого так грустно смотреть, нужную ему справку. И она, вздохнув, дала.
— И за мной раньше охотились, и за мной, — бормотала она, провожая его, — да, и за мной…
Было полвосьмого вечера[31]. Фонари уже зажглись, и нежные оранжевые огни казались прелестными на бледном фоне сумерек. Небо было еще совсем голубое, и лишь одно-единственное оранжево-розовое облачко застыло где-то в отдаленье, и от ощущения шаткости равновесия между светом и тенью у Альбинуса кружилась голова.
«Сейчас будет рай», — думал он, летя в таксомоторе по шуршащему асфальту.
Перед большим кирпичным домом, где она жила, росли три тополя. Новехонькая медная табличка с ее именем красовалась на двери. Угрюмая бабища с красными, как сырое мясо, руками, пошла о нем доложить. «Уже кухарку завела», — подумал Альбинус с любовью.
— Входите, — сказала вернувшаяся тем временем кухарка. Он пригладил свои жидковатые волосы и вошел.
Марго лежала в кимоно на уродливой цветистой кушетке, заломив руки за голову; на животе у нее покоилась корешком вверх открытая книга.
— Какой ты шустрый, — сказала она, лениво протягивая руку.
— Ты как будто знала, что я сегодня приду, — прошептал он едва слышно. — Спроси, как я выюлил твой адрес.
— Я же тебе написала адрес, — сказала она и, вздохнув, приподняла кверху локотки.
— Нет, это было уморительно, — продолжал Альбинус, не слушая ее и с нарастающим чувством наслаждения глядя на эти накрашенные губы, которые он сейчас… — Уморительно — особенно этот твой кунштюк с воображаемой теткой, при помощи которой ты мне все баки забивала.
— Зачем ты ходил туда? — произнесла Марго, внезапно рассвирепев. — Ведь я же написала тебе мой адрес. Справа наверху, совершенно отчетливо.
— Наверху? Отчетливо? — повторил Альбинус, недоуменно насупившись. — О чем ты?
Она захлопнула книгу и привстала.
— Да ведь письмо ты получил?
— Какое письмо? — спросил Альбинус — вдруг приложил ладонь ко рту, и глаза его расширились.
— Я сегодня утром послала тебе письмо, — сказала Марго, вновь улегшись и глядя на него с любопытством. — Я так и рассчитала, что ты с вечерней почтой получишь его и сразу ко мне придешь.
— Не может быть! — крикнул Альбинус.
— Еще как может. Ах, я готова тебе пересказать, слово в слово: «Дорогой Альберт, гнездышко свито, и птичка ждет тебя. Только не целуй слишком крепко, а то у твоей девочки может закружиться голова». Все.
— Марго, — хрипло прошептал он, — Марго, что ты наделала… Ведь я ушел раньше. Ведь почта приходит в без четверти восемь. Ведь…
— Ну знаешь, в этом моей вины нет, — сказала она. — Знаешь, тебе непросто угодить. Я ему так мило пишу, а он…
Она дернула плечами, взяла книгу и повернулась на бок. На правой странице была фотография Греты Гарбо[32].
Альбинус мельком подумал: «Как странно, случается катастрофа, а человек замечает какую-то картинку». Без двадцати восемь. Марго лежала, изогнутая и неподвижная, как ящерица.
— Ты же меня… Ты меня… — начал он, чуть ли не крича во весь голос, но не закончил и выбежал из комнаты, загремел вниз по лестнице, вскочил в проезжавший таксомотор и, сидя на краешке, подавшись вперед (как бы выигрывая несколько дополнительных дюймов), глядел на спину шофера, но спина эта не внушала надежды.
Приехав, он выпрыгнул из машины и расплатился, как платят таксистам герои кинофильмов[33], — слепо сунул монету. Близ палисадника он заприметил знакомую фигуру — долговязого, расставившего ноги хером почтальона, говорящего с толстяком швейцаром.
— Мне есть письма? — задыхаясь, спросил Альбинус.
— Только что отнес к вам наверх, — ответил почтальон с дружелюбной улыбкой.
Альбинус поднял глаза. Окна его квартиры были ярко освещены — все без исключения, и это выглядело необычно. С колоссальным трудом он заставил себя войти в дом и начал подниматься. Одна площадка. Вторая. «Позволь мне объяснить… Молодая художница, очень нуждающаяся… У нее с головой не все в порядке, пишет любовные письма незнакомым людям». Чушь — игра сыграна.
Не дойдя до своей двери, он вдруг повернул и побежал вниз. Мелькнула кошка, гибко скользнула сквозь решетку.
Через десять минут он опять вошел в ту комнату, в которую недавно входил таким веселым. Марго лежала на диване все в той же позе — застывшей ящерицы. Книга была открыта на той же странице. Альбинус сел поодаль и принялся трещать суставами пальцев.
— Перестань, — сказала Марго, не поднимая головы.
Он подчинился, но тут же затрещал снова.
— Ну что же, письмо пришло?
— Ах, Марго, — произнес он и несколько раз прочистил горло. — Поздно, поздно! — вдруг вскричал он петушиным голосом.
Он встал, прошелся по комнате, высморкался и сел снова на то же место.
— Она читает все мои письма, — проговорил он, глядя сквозь дрожащий туман на носок своего башмака и легонько топая им по расплывчатому узору на ковре.
— Ты бы ей запретил.
— Ах, Марго, что ты понимаешь в этом… Так было всегда — это привычка, удовольствие. Могла даже сунуть какое-нибудь письмо невесть куда, прежде чем я его успевал прочитать. Были всякие смешные письма… Как ты могла? Я просто не знаю, что она сделает теперь. Разве что чудо… хоть этот раз, хоть этот, — была бы занята другим… или… Нет, бессмысленно!
— Ты только не выходи в прихожую, когда она прикатит, я одна к ней выйду.
— Кто? Когда? — спросил он, смутно припоминая давешнюю полупьяную ведьму; как давно это было.
— Когда? Вероятно, сейчас. У нее ведь теперь мой адрес.
Альбинус все не понимал.
— Ах, ты вот о чем, — пробормотал он наконец. — Какая же ты глупая, Марго! Поверь, что как раз это никак не может случиться. Все — но только не это.
«Тем лучше», — подумала Марго, и ей стало вдруг чрезвычайно весело. Посылая письмо, она рассчитывала на гораздо более банальный результат: муж не показывает, жена злится, топает ногой, бьется в истерике. Первая брешь сомнения была бы пробита, и это облегчило бы Альбинусу дальнейший путь. Теперь же случай помог, все разрешилось одним махом. Она выпустила книгу, тут же соскользнувшую на пол, и посмотрела с улыбкой на его опущенное дрожащее лицо. «Самое время вступать в игру», — подумала она.
Марго вытянулась, почувствовав в своем стройном теле вполне приятное предвкушение, и сказала, глядя в потолок:
