презрительно и недружелюбно.
— Ты все это говоришь наобум, — с достоинством произнесла она. — Дело обстоит иначе, чем ты думаешь. Мы жених и невеста, вот что.
Все трое разразились хохотом. Марго почувствовала к ним такую неприязнь, что отвела глаза и стала щелкать затвором сумки. Отто взял сумку из ее рук, открыл, нашел там только пудреницу, ключи, крохотный носовой платочек и три марки с полтиной[36] — последние он реквизировал.
— Хоть на пиво хватит, — заявил он, после чего с поклоном положил сумку перед ней на стол.
Заказали еще пива. Марго тоже глотнула, через силу — она пиво не терпела, — но иначе они бы и это выпили.
— Мне можно теперь идти? — спросила она, приглаживая акрошкеры.
— Как? Разве не приятно посидеть с братом и его друзьями? — притворно удивился Отто. — Ты, милочка, очень изменилась. Но главное — мы еще не поговорили о нашем деле.
— Ты меня обокрал, и теперь я ухожу.
Опять все заурчали, как давеча на улице, и опять ей стало страшно.
— О краже не может быть и речи, — злобно сказал Отто. — Эти деньги не твои, а деньги, полученные от кого-то, кто высосал их из рабочего класса. Ты эти фокусы оставь — насчет кражи. Ты… — Он сдержал себя и заговорил тише: — Вот что, Марго. Изволь сегодня же взять у твоего друга немного денег для нас, для семьи. Марок пятьдесят. Поняла?
— А если я этого не сделаю?
— Тогда будет месть, — ответил Отто спокойно. — О, мы все знаем про тебя. Невеста — скажите, пожалуйста!
Марго вдруг улыбнулась и прошептала, опустив ресницы:
— Хорошо, я достану. Теперь все? Я могу идти?
— Да ты просто умница! Постой же, постой, куда ты так торопишься? И вообще, знаешь, надо видаться, мы поедем как-нибудь на озеро, правда? — обратился он к друзьям. — Ведь бывало так славно. И чего это она надумала зазнаваться?
Но Марго уже встала — допивала стоя свое пиво.
— Завтра в полдень на том же углу, — сказал Отто, — а потом уедем вместе на весь день. Ладно?
— Ладно, — сказала Марго с улыбкой. Она по очереди пожала руку каждому и вышла.
Она вернулась домой, и, когда Альбинус, отложив газету, подошел к ней, Марго зашаталась, притворяясь, что лишается чувств. Роль была сыграна посредственно[37] , но она достигла желаемой цели. Он всерьез испугался, уложил ее на кушетку, принес воды.
— Что случилось? Скажи же, — спрашивал он, гладя ее по волосам.
— Ты меня бросишь, — простонала Марго.
Он переглотнул и мгновенно вообразил самое страшное: измену.
«Что ж? Застрелю», — мелькнула быстрая мысль; но вслух он уже совсем спокойно повторил:
— Что случилось, Марго? Скажи мне.
— Я обманула тебя, — простонала она.
«Ей суждено умереть», — подумал Альбинус.
— Ужасный обман, Альберт. Во-первых, мой отец не художник; раньше он был слесарем, а теперь служит швейцаром; моя мать натирает до блеска перила лестницы, а мой брат — обыкновенный рабочий. У меня было трудное-претрудное детство. Меня пороли, мучили…
На Альбинуса накатила волна беспредельного облегчения, а за ней вторая волна — жалости.
— Нет, не целуй меня. Ты должен знать все. Я бежала из дому. Я зарабатывала деньги тем, что служила натурщицей. Меня эксплуатировала одна страшная старуха. Затем у меня была любовь — он был женат, как вот ты, и жена не давала ему развода, и тогда я его бросила, потому что нестерпимо было оставаться всего лишь его любовницей — и только, хотя безумно его любила. Затем меня преследовал старик банкир. Он предлагал мне все свое состояние, но, конечно же, я ему отказала. Он умер от разрыва сердца. А потом я начала служить в «Аргусе».
— О мой бедный-пребедный затравленный звереныш, — бормотал Альбинус (который, кстати, давно уже не верил в то, что был ее первым любовником).
— Неужели ты не презираешь меня? — спросила она, стараясь улыбнуться сквозь слезы, что было очень трудно, ибо слез-то не было. — Это хорошо, что ты меня не презираешь. Но теперь слушай самое страшное: брат меня выследил, я встретила его сегодня, и он требует у меня денег — пытается меня шантажировать, потому что полагает, что ты не знаешь — о моем прошлом. Ты понимаешь, когда я увидела его, то подумала: какой позор иметь такого брата и еще — мой бедный, доверчивый заяц не знает, какая у меня семья; мне стало так стыдно за них, а потом уже стыдно и от другого — от того, что я не сказала всей правды, — так стыдно…
Он обнял ее и стал баюкать; если бы он знал какую-нибудь колыбельную, то и ее был бы готов напеть сейчас вполголоса. Она стала тихо смеяться.
— Как же быть? — спросил он. — Я теперь боюсь выпускать тебя одну. Ведь не обращаться же к полиции?
— Нет, только не это, — необыкновенно решительно воскликнула Марго.
11
Утром она впервые вышла в сопровождении Альбинуса. Надо было накупить уйму легких летних вещей, купальные костюмы и тьму-тьмущую кремов, чтобы хорошо взялся бронзовый загар. Сольфи, адриатический курорт, намеченный Альбинусом для их первой совместной поездки, считался местом жарким и сияюще- роскошным. Садясь в таксомотор, она заметила брата, стоящего на другой стороне улицы, но Альбинусу не показала его.
Появляться с Марго было для него сопряжено с неотступной тревогой: он еще не мог привыкнуть к своему новому положению. Когда они вернулись домой, Отто уже куда-то сгинул. Марго обоснованно предположила, что брат смертельно обиделся и способен теперь на необдуманные поступки.
За два дня до отъезда Альбинус сидел за почему-то особенно неуютным столом и писал деловые письма, а Марго тем временем в соседней комнате уже укладывала вещи в новый, сверкающий, черный сундук; он слышал шуршание оберточной бумаги и песенку, которую она, с закрытым ртом, без слов, не переставала напевать.
«Как все это странно, — думал Альбинус. — Если бы кто-нибудь предсказал бы мне под Новый год, что через несколько месяцев моя жизнь так круто изменится…»
Марго что-то уронила в соседней комнате, песенка оборвалась, потом опять возобновилась.
«Ведь полгода назад я был примерным мужем в безмаргошном мире. Как быстро судьба все переменила! Другие люди способны совмещать семейное счастье с легкими удовольствиями, а у меня почему-то все сразу рухнуло. Почему? И вот сейчас я сижу и как будто рассуждаю здраво и ясно, а на самом деле земля уходит из-под ног, как при землетрясении, и все летит кувырком Бог знает куда…»
Вдруг — звонок. Из трех разных дверей выбежали одновременно в прихожую Альбинус, Марго и кухарка.
— Альберт, — сказала Марго шепотом, — будь осторожен. Я уверена, что это Отто.
— Иди к себе, — прошептал он в ответ. — Я уж с ним справлюсь[38] .
Он открыл дверь. Оказалось, что пришла девушка, принесшая обновки от модистки. Не успела она уйти, как позвонили вновь. Он опять открыл дверь. На пороге стоял юноша с грубоватым неумным лицом — и все же удивительно похожий на Марго: те же темные глаза, те же прилизанные волосы, тот же прямой нос, не лишенный, впрочем, если взглянуть на самый его кончик, намека на загибчик. На нем был приличный костюм воскресного вида, а конец галстука уходил под рубашку между пуговицами.
— Что вам угодно? — спросил Альбинус.
