Да, этот голос милый мне памятен. И это все безумье — и я погибну… РУСАЛОЧКА Ты погибнешь, если не навестишь нас. Только человек боится нежити и наважденья, а ты не человек. Ты наш, с тех пор как мать мою покинул и тоскуешь. На темном дне отчизну ты узнаешь, где жизнь течет, души не утруждая. Ты этого хотел. Дай руку. Видишь, луна скользит, как чешуя, а там… КНЯЗЬ Ее глаза сквозь воду ясно светят, дрожащие ко мне струятся руки! Веди меня, мне страшно, дочь моя… Исчезает в Днепре.
РУСАЛКИ (поют) Всплываем, играем и пеним волну. На свадьбу речную зовем мы луну. Все тише качаясь, туманный жених на дно опустился и вовсе затих. И вот осторожно, до самого дна, до лба голубого доходит луна. И тихо смеется, склоняясь к нему, Царица-Русалка в своем терему. Скрываются. Пушкин пожимает плечами.
<Февраль 1942>
'Как над стихами силы средней…'
Как над стихами силы средней эпиграф из Шенье, как луч последний, как последний зефир… comme un dernier Rayon,[6] так над простором голым моих нелучших лет каким-то райским ореолом горит нерусский свет! 1945
'Целиком в мастерскую высокую…'
Целиком в мастерскую высокую входит солнечный вечер ко мне: он как нотные знаки, как фокусник, он сирень на моем полотне. Ничего из работы не вышло, только пальцы в пастельной пыли. Смотрят с неба художники бывшие на румяную щеку земли.
