Ивонна покачала головой и отвернулась от витрины, потеряв к ней всякий интерес.
– Благодарю, все это я уже читала.
– Посмотрите другие книги! – не сдавался торговец. – Таких вы не найдете больше нигде!
Но Ивонна уже удалялась прочь, оставшись равнодушной к уговорам.
– А что эта книга про Торвальда, – подал голос Хартвиг, – интересная?
– Это неважно, – недовольно ответила Ивонна, давая понять, что не желает обсуждать эту тему.
Хартвиг пожал плечами. Не больно-то ему интересны эти книги. Он за всю жизнь ни одной не прочитал и не понимал, что может быть увлекательного в придуманных историях. Разве они сравнятся с настоящей жизнью? Он всего лишь хотел поддержать беседу, сделать приятное Ивонне. Если она этому не рада – он и помолчит.
– И все-таки, Ивонна, – нарушил он молчание уже у входа в гостиницу, – как скоро мы отправимся в путь? Наемные воины готовы выехать хоть завтра.
– Выедем, как только поправится Вернер, – тоном, пресекающим возражения, ответила Ивонна. – Увидимся за обедом.
Хартвиг тяжело вздохнул. Похоже, в Трамории придется задержаться дольше, чем он ожидал.
– Ну что, голубчик, хватит, навалялся! – загудел над ухом Вернера строгий, назойливый женский голос, и сна как не бывало. – Все на тебе зажило, не вижу повода тебе здесь дальше прохлаждаться, нагостился! Пора уже и другому хворому место освободить. Не тебе одному моя помощь нужна. Да и хозяйка твоя уже заждалась, пока ты на ноги встанешь.
– К-какая хозяйка? – Вернер приподнялся на постели, сонно щурясь.
У изголовья сидела тучная монашка с невыразительным блеклым лицом и строгими глазами, которые, казалось, видели его насквозь. Вернер даже поежился от мысли, что монашка сумела подглядеть и его сны, в которых он получал награду от самого императора, признавшего его лучшим волшебником Империи, и теперь от души потешалась над ним.
– Какая! – передразнила его монахиня. – Госпожа Ивонна. Или ты слуга двух господ? – Она насмешливо прищурилась.
Вернер хотел возразить, что Ивонна ему никакая не хозяйка, но в горле вдруг пересохло, когда он вспомнил, какой беззащитной лежала Ивонна на земле, какой страшной была ее рана.
– Она жива? – хотел спросить он, но из горла вырвался только хрип, и он закашлялся.
Монахиня засуетилась, подала ему кружку с водой.
А когда Вернер откашлялся и смахнул с ресниц выступившие слезы, на пороге стояла она…
– Госпожа Ивонна, – заулыбалась целительница. – Можете забирать своего мага. Жив, здоров, целехонек! Кровь с молоком, а не парень!
Монахиня так нахваливала его, что Вернер почувствовал себя коровой на ярмарке и невольно покраснел, что не укрылось от пристального взгляда Ивонны. – Ты уверена, Бригитта? – строго спросила она целительницу и с заботой обратилась к Вернеру: – Вернер, у тебя, кажется, жар?
– Быть того не может! – всплеснула руками монахиня. – Я ведь от него четыре ночи не отходила, все хвори отвела.
– Нет у меня никакого жара, – угрюмо ответил Вернер. – И вообще, залежался я тут.
– А я что говорю? – обрадованно затараторила монахиня. – Собирайся, голубчик, собирайся. – И, подхватив Ивонну за локоток, вывела ее в коридор.
Вернер с облегчением выдохнул и откинул покрывало. Жар у него разыгрался от того, что он в одном исподнем на постели лежит, а Ивонна, одетая с иголочки, его рассматривает.
На лавке вместо своих старых потертых штанов, искусно залатанных матерью, он обнаружил крепкие новые. Рядом лежали чистая рубаха и куртка из мягкой телячьей кожи. На полу стояли новые кожаные ботинки. Вернер еще больше вспыхнул при мысли о том, кто выбирал ему обновку. А уж мысли о том, во сколько влетело Ивонне его пребывание у монахини, которая четыре ночи с ним возилась, и вовсе от себя отогнал, чтобы не расстраиваться.
Вспомнив об ужасном зуде после боя, он внимательно разглядел ногу до колена, дотронулся до гладкой, еще не успевшей покрыться мужским волосом, кожи.
– Примерещилось, – пробормотал он вслух. И не удивительно! Такую ночку пережил! Как вообще умом не тронулся. Перекошенные лица орков, оскаленная пасть адского чудовища, страшный голос, зовущий ангела… Вернер содрогнулся и торопливо натянул штаны. Они пришлись впору, рубашка тоже была словно сшита на него. Ботинки, предмет его давних мечтаний, оказались выше всяких похвал. А вот куртка была великовата в плечах, что расстроило юношу.
Внезапно он хлопнул себя по груди, вспомнив о фамильном медальоне, и, не обнаружив его, похолодел. Исчезла единственная его память об отце! Неужели он потерял медальон на поле битвы с орками? Но внезапно на тумбочке у изголовья кровати, где стояла кружка с водой, что-то сверкнуло, и Вернер увидел свою пропажу. Слава Всевышнему! Он торопливо повесил медальон на шею, спрятал его под одеждой. Интересно, что подумала монахиня, когда заметила украшение? И знает ли о нем Ивонна?
Потом он вспомнил еще об одной важной вещи и бегло оглядел комнату – узкую, небольшую, с кроватью у стены и лавкой возле окна. Не найдя своей котомки, с беспокойством выглянул в коридор и увидел, как Ивонна вложила в широкую ладонь монахини увесистый кошель. Да там, должно быть, целое состояние! Целительница сноровисто убрала кошель и обернулась к нему:
– Готов, голубчик?
– А моя котомка… где она?
Монахиня непонимающе захлопала глазами, и у Вернера упало сердце. Неужели его книга заклинаний утеряна? И теперь, как новичку, придется начинать все сначала?
– Она в гостинице, – вмешалась Ивонна. – Все твои вещи там.
– Тогда идемте.
Сделав шаг за порог, Вернер задержался, чтобы поблагодарить Бригитту.
– Береги себя, сынок, – добродушно прогудела она. – Доброй дороги!
Вслед за молчащей Ивонной Вернер спустился во двор, где их ждал Хартвиг.
– Наконец-то! – Лицо воина просияло. – Хвала небесам, ты поправился!
Радость Хартвига была такой искренней, что Вернеру сделалось неловко.
– И хвала Бригитте, – с улыбкой дополнила Ивонна.
– И золотым запасам госпожи Ивонны, – с сарказмом добавил Вернер.
Ивонна безо всякого смущения взглянула ему в лицо.
– Это самое малое, чем я могла тебя отблагодарить за спасение моей жизни.
– Значит, теперь мы в расчете? – с вызовом спросил Вернер.
– А ты, парень, как будто не рад? – вмешался Хартвиг. – Ну-ну, не будем ссориться.
Вернер пожал плечами: ему-то что? Ссорься, не ссорься, теперь они порознь. Он уже в Трамории, отныне у него своя дорога, в столицу, к знаниям и славе, а у Ивонны с Хартвигом – своя. Но почему-то при мысли о том, что скоро предстоит расстаться с недавними попутчиками, на Вернера накатила тоска. Ничего, думал он, идя вслед за этими двумя к гостинице, где находились его вещи. Это все потому, что они вместе пережили такое, что никогда не забудется.
Ивонна с Хартвигом молчали, и невозможно было понять, о чем они думают. А Вернер, пользуясь тем, что на него не обращают внимания, глазел по сторонам. В городах он не бывал, даже будучи маленьким наследником знатной семьи, и теперь все ему было в диковинку. И блестевшая на солнце мостовая, и красивые, в два этажа, дома из серого камня, похожие на замки в миниатюре, и многочисленные лавки, манившие вывесками, и гарцевавшие по мостовой рыцари и асассины, и гном, стоявший на пороге оружейной мастерской, и чудно уложенные прически дам, и нарядно одетые жители.
Один из них, по виду его ровесник, как раз шел им навстречу, расфуфыренный, как жених на свадьбе. Вернеру сделалось нестерпимо стыдно за свою бедную, залатанную одежду. Он невольно одернул рубаху и внезапно понял, что его одежды, в которой он вышел из деревни, больше нет. Стоит поблагодарить за это Ивонну. Хорош бы он был на улицах Трамории в своей пыльной ветоши и сношенных башмаках! Сразу было бы видать деревенщину. Зато теперь он одет в новенькие вещи и выглядит ничуть не хуже идущего навстречу модника.
При этой мысли Вернер приосанился и торжествующе взглянул на юношу. Но тому не было никакого
