— Шампанское, — едва слышно шепчет Аристарх.
— Что?
— Шампанское, которое ты выпила накануне, тоже было частью плана. Я подсыпал в него порошок, который в сочетании с инъекцией замедляет пульс до минимума. Тебя бы признали мертвой.
Так вот почему изысканное вино показалось мне несусветной горечью! Взгляд Аристарха мне совсем не нравится, и я вцепляюсь в него хваткой дознавателя:
— Договаривай!
— Был определенный риск, — признается он, опустив голову. — Сердце не может долго работать с такой нагрузкой. Требуется еще один укол в течение часа после первого, который бы оживил тебя. Поэтому я был рядом. Я бы сразу забрал тебя и сделал укол.
Я просто в шоке.
— Ты что, шпион? Джеймс Бонд? Откуда у тебя такие средства? — Меня осеняет. — Ты это придумал не один?! Вацлав знал?!
— Если бы он знал, разве бы кинулся тебя спасать? — возражает он. — Нет, Вацлав был не в курсе. Он до последнего момента пропадал в штабе Гончих, пытался раскопать какие-то зацепки, которые бы могли вывести на настоящего убийцу. Я и предупредить его не успел. План созрел уже в последние сутки.
— Кто тебе помогал? — Он молчит, но я уже знаю ответ. — Вероник… Конечно, она. Она же здесь всех знает. Она помогла раздобыть тебе то, что нужно, и подменить инъекцию. Так?
— Только умоляю, тише. — Аристарх бросает взгляд на дверь, за которой дежурят Гончие. Я по-прежнему под арестом до полного выяснения обстоятельств. — Не надо ее сюда впутывать. Я взял всю вину на себя, и они поверили.
— Невероятно! Но что ты собирался делать потом? Если бы план удался и все посчитали меня мертвой?
— Я бы увез тебя туда, где бы тебя никто не нашел. У меня достаточно средств, чтобы купить домик на каком-нибудь Богом забытом острове. Ты же любишь море, правда? Вампиры туда не сунутся — слишком жарко и солнечно. Но мы бы уж все оборудовали так, чтобы тебе там было комфортно, — объясняет он и заискивающим тоном добавляет: — Твои родители и Лиза могли бы жить с тобой.
— Ну да, ты же обещал бабушке Лизе, что привезешь меня. Как же ты мог не сдержать слово?
Он сутулится под моим сердитым взглядом и отводит глаза.
— А какой же ты артист! — не унимаюсь я. — Как здорово изображал горе и отчаяние, даже кинулся на Андрея, чтобы выбить у него ампулу!
— Никто не должен был ничего заподозрить, — угрюмо говорит Аристарх. — Все знают, как ты мне дорога. И если бы я вел себя как ни в чем не бывало, весь план пошел бы коту под хвост. И потом, когда Андрей поднес к тебе иглу, у меня все перед глазами помутилось. Я даже забыл, что в ампуле снотворное, и представил, что могу тебя потерять…
— Но ты мог хотя бы намекнуть мне, — продолжаю бушевать я, — хотя бы подсказать. Я себе всю душу выплакала!
Внешне демонстрируя злость, я в то же время чувствую огромную признательность к Аристарху, подменившему ампулу. Предназначавшаяся мне, она чуть не убила Вацлава. И если бы не поступок Аристарха, один из нас был бы уже мертв. Так или иначе чудесное спасение Вацлава — целиком заслуга деда.
В ту минуту, когда Вацлав открыл глаза и взглянул на меня, меня словно молнией ударило. Минувшую ночь я тешила себя надеждой, что все происходящее — какая-то нелепая ошибка, мечтала, что Вацлав очнется, представляла, как осыплю его лицо поцелуями, а когда это чудо произошло, я так оторопела, что шевельнуться не могла. Первой мыслью было, что я выплакала себе все мозги до помутнения рассудка. А потом романтический момент был безвозвратно упущен, потому что Вацлав поднял голову с моих колен, присел на полу и, обведя пространство мутным взором, спросил:
— А где все? — Он нахмурился, вероятно вспомнив последние события, и вскочил на ноги. — Где Громов?
Я поднялась с пола и чуть не рухнула обратно — ноги за ночь совершенно задеревенели. Вацлав удержал меня за талию:
— Ты что?
— Тяжелая ночка, — по-прежнему ошеломленно пробормотала я. — Поздравляю с благополучным воскрешением!
Его зрачки широко раскрылись, и, кажется, он только сейчас проснулся окончательно. Хлопнул рукой по шее, ощупывая место укола, непонимающе уставился на меня. Затем помотал головой, словно отгоняя дурман, и с присущим ему хладнокровием принялся расспрашивать, что произошло, пока он был без сознания. Он как раз высказал версию о подмене инъекции, когда в зал ввалились Андрей, Ипполит и Аристарх. Двое первых онемели при виде ожившего Вацлава, и только Аристарх, взглянув на меня, тут же отвел глаза…
Сердце кольнуло беспокойством, и я пристально посмотрела на деда:
— Что тебе теперь за это будет?
Он нарочито беззаботно повел плечом:
— Да что со мной станется? Статуса старейшины меня уже лишили. Больше с меня и взять нечего.
— Не ври, — жестко оборвала я. — Что тебе грозит?
— Все зависит от решения местных старейшин. Я совершил мошенничество в особо крупных размерах.
— И когда станет известно их решение?
Аристарх бросает взгляд на свой «Ролекс».
— Что-то они уже долго совещаются.
Я перехватываю его запястье и проверяю время. Три часа прошло с того момента, как Андрей и Ипполит обнаружили живого Вацлава. Аристарх раскололся сразу, и его отвели в мою комнату до оглашения решения. Вацлав остался ждать приезда Пьера и Эмиля и договорился о своем присутствии на совещании. Надеюсь, он сделает все от него зависящее, чтобы снять с Аристарха обвинения.
Я еще не успела выпустить руку деда, когда дверь открылась, впуская в комнату Вацлава. Он выглядит уставшим, но глаза выдают удовлетворение, как после решения сложной задачи. Загорелый лоб и кожа вокруг глаз придают ему комичный вид, особенно в сочетании с еще больше отросшей щетиной. И все равно он кажется самым желанным мужчиной на свете. Я в смущении отвожу глаза, прячу за спину сгоревшую до волдырей кисть — моя напрасная жертва в попытке не потревожить спящего Вацлава. Ничего, до свадьбы заживет. До чьей свадьбы? Уж точно, не моей. Скорее Вацлав поведет к алтарю свою мымру… Черт, кроме призрака из прошлого есть же еще незнакомка, ради которой он побрился в новогоднюю ночь, которой он выбирал подарок. Вот бы на нее посмотреть!
— Они согласны на компромисс, — объявляет Вацлав срывающимся, как после долгих споров, голосом.
Мы выжидающе вскидываем глаза. Аристарх ничем не выдает своего волнения, а во мне все кипит от беспокойства за него.
— Они согласны умолчать о происшедшем этой ночью и не предъявлять тебе никаких обвинений, — обращается Вацлав к Аристарху. — Но лишь в том случае, если мы трое забудем о том, что совершил Василий Громов.
— Что? — вспыхивает Аристарх. — Он чуть не убил Жанну! Когда ее невиновность будет доказана, действия Громова будут трактованы как попытка убийства. Да его судить за это надо!
— Его не будут судить, и он останется в Совете старейшин, — глухо говорит Вацлав. — Только на таких условиях они не станут трогать тебя.
— Нет, это просто немыслимо! — яростно возражает Аристарх. — Я на это никогда не соглашусь.
— Ты не в том положении, чтобы выбирать, — устало прерывает его Вацлав. — Твой проступок по нашим законам весьма велик. И будь ты из простых вампиров, тебя бы уже могли по-быстрому ликвидировать. Да и сейчас вопрос о вышке рассматривался в первую очередь.
— Что?! — Я в ошеломлении оборачиваюсь к Аристарху. — И ты знал об этом, когда пошел на это?
Более глупого вопроса придумать нельзя. Конечно, он знал. Знал и решился спасти меня, поставив на кон свою собственную жизнь.
Я со стоном опускаюсь на диван.
— Они ждут ответа, — напоминает Вацлав.
— Я на это не соглашусь! — сердито восклицает Аристарх. — Вампир, поднявший руку на мою внучку, должен быть наказан. И, в конце концов, если бы я не подменил яд, Громов бы совершил непреднамеренное убийство, а за это тоже грозит вышка.
— Так что вы повязаны, — угрюмо замечает Вацлав. — И лучше нам всем забыть о том, что произошло ночью в том зале.
Его взгляд обжигает меня, и я как спичка вспыхиваю от намека, скрытого в его словах. Похоже, Гончий понял, что я вынимала карточку из его потайного кармана и прикоснулась к его тайне, и ужасно рассердился из-за этого. И плевать ему на мое признание, слетевшее с губ за мгновение до того, как он потерял сознание. Не нужна ему моя глупая любовь. Он даже объясниться со мной не хочет, предпочитая просто сделать вид, что ничего не было. И тот поцелуй в подвале, когда он внезапно привлек меня к себе, для него, должно быть, ничего и не значил… И закрыл он меня от нападения Громова не из любви, а из чувства долга.
— Вацлав прав, — чужим голосом говорю я. — Так будет лучше для всех нас.
— Но, Жанна! — возражает Аристарх.
— Ты мне нужен живым, — перебиваю его я.
Он горбится и ворчит:
— Тогда пусть хотя бы выведут этого преступника из Совета старейшин!
— Не выведут, — отвечает Вацлав. — Я отстаивал такой вариант. Но они высказались вполне категорично. Однако мне удалось добиться поблажки и для тебя.
Аристарх выжидающе вскидывает глаза.
— Тебя восстановят в Совете старейшин, — сообщает Вацлав.
— А ты? — спрашивает он. — За тобой сохранят главенство Гончими?
Вацлав пожимает плечами, показывая, что обсуждать этот вопрос он считает ниже своего достоинства.
— Но это неправильно! — восклицаю я, но напарываюсь на острый как нож взгляд Вацлава и умолкаю.
— Так мы договорились? — уточняет он, берясь за дверную ручку.
— Да, — отвечаю за нас обоих я, — мы договорились.
Вацлав выходит из комнаты, Аристарх что-то гневно бормочет, но я его не слышу. Сейчас важно только одно. Прошлой ночи не было. Вацлав стер ее из
