зажженную свечу в знак поклонения и, преклонив колена перед Всевышним, сокрушается о своих грехах, уповая на милость его и моля о спасении своей души.
– Дал бы Бог, чтобы все думали так, как вы, – сказал Дагусен, – но, по-моему, у таких вот глупых богомолок этого нет и в мыслях.
– В тех, кто хуже всех выражает свои мысли, – возразила Уазиль, – больше всего настоящей любви и Божьей воли, и поэтому судить человеку следует только себя самого.
– Не такое уж это диво напугать спящего простолюдина, – сказала, смеясь, Эннасюита, – случалось ведь, что самые простые женщины пугали высокопоставленных сеньоров, – и для этого вовсе не надо было обжигать этим сеньорам свечкою лоб.
– Я убежден, что вы знаете об этом какую-нибудь историю и захотите нам ее рассказать, – сказал Жебюрон, – поэтому займите, пожалуйста, мое место.
– История эта будет совсем короткой, – сказала Эннасюита, – но если мне удастся как следует ее рассказать, будьте уверены, что плакать вам не захочется.
Новелла шестьдесят шестая
Однажды, когда после обеда принцесса Наваррская отдыхала вместе с герцогом Вандомским, старая камеристка, застав их вместе, решила, что это протонотарий и одна девушка, которая, как она подозревала, находилась с ним в любовной связи. И благодаря этому неожиданно раскрылась тайна, которую не знали тогда даже самые близкие люди[193].
В тот год, когда герцог Вандомский женился на принцессе Наваррской, родители, король и королева, отпраздновав свадьбу в Вандоме, отправились вместе с новобрачными в Гийену и проездом остановились в доме одного Дворянина, где в этот вечер собралось много благородных и красивых дам, и все они столько времени танцевали в этом приятном обществе, что молодые в конце концов Устали. Они удалились в отведенную им комнату и, когда остались там одни, закрыли окна и двери и, не раздеваясь, легли в постель и уснули. Когда они уже крепко спали, их вдруг разбудил шум: кто-то открыл снаружи дверь. Отдернув полог, герцог поспешил взглянуть, кто это ворвался к ним в комнату, решив, что это один из его приятелей, который захотел застать его врасплох. Но вместо этого он увидел, что в комнату вошла высокая старуха, камеристка этого дома. Она направилась прямо к их постели, а так как кругом было темно, узнать их она не могла. Однако, увидев, что они лежат в постели вдвоем, старуха принялась кричать:
– Ах ты, паскудница, негодная, мерзкая тварь! Давно уж ты у меня на подозрении. Потому только я и молчала и не сказывала госпоже, что ни разу не могла застать тебя с поличным. Ну, а теперь-то, когда я все собственными глазами вижу, я уж ни за что больше не стану покрывать твои пакости. А ты, негодяй этакий, подумай только, как ты осрамил этот дом, какую ты мерзость учинил над этой несчастной девчонкой. Да кабы я Господа Бога не боялась, я бы тебя тут же на месте придушила. Вставай сию же минуту, – стыда в тебе, видно, нет никакого!
Герцог Вандомский и принцесса решили дать старухе подольше поговорить и, накрывшись одеялом, так хохотали, что не могли вымолвить ни слова. Старая камеристка, видя, что угрозы ее ни к чему не приводят, подошла совсем близко, чтобы схватить их за руки и стащить с постели. И тут она вдруг узнала герцога и принцессу по лицам и по одежде и увидала свою ошибку. Она кинулась перед ними на колени, моля их простить ее за великую дерзость и за то, что она нарушила их покой. Но герцог Вандомский, которому хотелось узнать все до конца, сразу же поднялся с постели и попросил старуху рассказать ему, за кого она их приняла. Та сначала всячески отнекивалась, но в конце концов, взяв с него обещание никогда никому об этом не рассказывать, призналась, что приняла их за одну девушку из этого дома и влюбленного в нее протонотария. Она сказала, что долгое время выслеживала их, ибо огорчалась тем, что госпожа ее доверилась человеку, позорящему весь их дом. После ее ухода герцог и его молодая жена долгое время смеялись над забавным приключением. И хоть они потом много раз рассказывали об этом, они ни за что не захотели назвать имени тех, кого история эта так близко касалась.
Вот, благородные дамы, как добрая женщина, считая, что делает справедливое дело, заставила приезжую высокопоставленную чету выслушать слова, каких не слыхивали даже лакеи этого дома.
– Я уже догадываюсь, что это за дом, – сказала Парламанта, – и кто этот протонотарий, ибо он подвизался во многих домах, где были женщины, и, когда ему не удавалось добиться расположения хозяйки дома, не гнушался и компаньонкой. Но во всех других отношениях это человек порядочный и честный.
– То есть как это «в других отношениях»? – спросил Иркан. – Поступок его, как мне кажется, нисколько не умаляет его достоинств?
– Я уже вижу, что вы знаете и болезнь, и больного, – ответила Парламанта, – и что, если бы понадобилось его оправдать, он нашел бы в вас хорошего адвоката. Но я бы ни за что не доверилась мужчине, который ничего не умеет делать тайно и так, чтобы об этом не проведали служанки.
– Неужели вы действительно думаете, что мужчина больше озабочен тем, чтобы сохранять тайну, а не тем, чтобы добиться своей цели? – спросила Номерфида. – Поверьте, что даже тогда, когда, кроме них самих, об этом никто не говорит, они все равно умудряются все разболтать.
– Мужчинам лучше бы молчать о том, что они знают, – в гневе воскликнул Иркан.
– Может быть, они и не расскажут того, что им выгодно хранить а тайне, – покраснев, ответила Номерфида.
– Послушать вас, – сказал Симонто, – так можно подумать, что мужчинам доставляет удовольствие, когда иные злословят по поводу женщин, и я уверен, что вы считаете таким и меня. Вот почему мне очень хочется рассказать хорошее об одной из них, в надежде, что все остальные перестанут считать меня клеветником.
– Уступаю вам мое место, – сказала Эннасюита, – и прошу вас немного смирить ваши порывы, чтобы, исполняя свой долг, вы не сказали о нас ничего плохого.
– Разумеется, благородные дамы, – начал Симонто, – вам нередко случалось слышать о подвигах добродетели, на которые способны женщины, и мне кажется, что отнюдь не следует скрывать их, а напротив – писать о них золотыми буквами, чтобы это служило примером для всех женщин и предметом удивления для мужчин. И чтобы вы убедились, что слабый пол может оказаться вовсе не слабым, мне хочется рассказать историю, слышанную мною от капитана Роберваля и от многих его товарищей.
Новелла шестьдесят седьмая
Одна бедная женщина, чтобы спасти жизнь мужа, рисковала своей и не покинула его до самой смерти.
