Свою мечту увидит он теперь! Сокровищницы распахнул он дверь, — И вот ларец в его руках… о нет, Скажи: вместилище ста тысяч бед! «О казначей, поторопись, не мучь: От ларчика подай скорее ключ!» Но ключик, видно, в сговоре с замком, Твердит свое железным язычком, И в скважину войти не хочет он, — Царевичу беду пророчит он, И за намеком делает намек Упрямому царевичу замок. Волос упавших дергает он прядь: «Оставь меня, не надо отпирать!» Но человек не властен над собой, Когда он соблазнен своей судьбой. Царевич все же отомкнул замок И зеркало из ларчика извлек. Глядит Фархад, и, изумленный, вдруг Роскошный видит он зеленый луг. Обильно луг цветами весь порос — Не счесть фиалок, гиацинтов, роз. Там каждая травинка — узкий нож, Заржавленный от кровопуска нож; Там каждая фиалка — страшный крюк, Чтоб разум твой хватать за горло вдруг; Нарцисс вином столь пьяным угощал, Что сразу ум в безумье превращал; В крови у каждой розы лепестки; Петлятся гиацинтов завитки, И что ни завиток — аркан тугой, Которым ловят разум и покой; Татарский мускус темень источал, — Он будущность народа омрачал; В предчувствии, как будет гнет велик, У лилий отнимался там язык; И розы страсти распускались там, — Чернели, сохли, испекались там; Всходили там цветы — богатыри, — Горели гневом мести бунтари. Царили там смятенье и печаль… Фархад теперь окинул взором даль. Он увидал гряду гранитных скал — Их дикий строй долину замыкал. И там, на склонах каменной гряды, Людей каких-то видит он ряды. Они стоят, как будто вышли в бой, Толкуя оживленно меж собой. Но у людей — ни луков и ни пик, — Кирки в руках: долбят в камнях арык.
