четверть, и он, открыв рот, плещет туда самогон. А за ним, на путях — тысячная толпа в солдатских шинелях грузится в состав.
169. (Съемка в помещении.) КОНЦЕРТНЫЙ ЗАЛ БЛАГОРОДНОГО СОБРАНИЯ. Снова руки Рахманинова, извлекающие мощные аккорды из рояля. Сосредоточенное, возбужденное лицо Зилоти.
170. (Натурная съемка.) УЛИЦА МОСКВЫ. ВЕЧЕР. Вниз по Тверской сквозь обильный снегопад несется лихач. На заднем сиденье его завернутая в доху и прозрачный пергамент огромная корзина белоснежной сирени.
171. (Съемка в помещении.) КОНЦЕРТНЫЙ ЗАЛ БЛАГОРОДНОГО СОБРАНИЯ. Музыка стремительно движется к финалу концерта. Смычки скрипок взлетают и опускаются в унисон.
КАМЕРА НА ЛОЖУ. Наталья в вечернем платье с бриллиантовой брошью, Софья — одетая, как обычно, более чем скромно.
172. (Натурная съемка.) АРТИСТИЧЕСКИЙ ПОДЪЕЗД БЛАГОРОДНОГО СОБРАНИЯ. ВЕЧЕР. Лихач подлетает к подъезду, из которого выскакивают служители в ливреях. И вот уже корзина с сиренью плывет над засыпанной снегом толпой мерзнущих ожидающих поклонников и скрывается за лакированной дверью с зеркальными стеклами.
173. (Съемка в помещении.) ЗАЛ БЛАГОРОДНОГО СОБРАНИЯ. Не успели отзвучать заключительные аккорды концерта, как зал взрывается овациями. Рахманинов, не поднимая глаз, встает, бесстрастное лицо его напоминает маску. Он кланяется. Оркестранты стучат смычками по пюпитру. К эстраде подступает толпа, и — букеты, букеты цветов…
КАМЕРА НА СЦЕНУ. Два служителя выносят на сцену огромную корзину с белой сиренью. Этот дар производит впечатление на Рахманинова. Он благодарно кланяется.
174. (Съемка в помещении.) КУЛИСЫ ДВОРЯНСКОГО СОБРАНИЯ. Рахманинов пробирается к уборной сквозь толпу поклонников, Старый капельдинер расчищает дорогу.
Капельдинер. Господа, разрешите. Мадам, прошу вас…
Десятки рук протягивают программки концерта для автографов.
Экзальтированная дама. Господин Рахманинов, от лица дамского комитета умоляем вас…
Рахманинов. Простите, сударыня, я очень устал…
Рахманинов скрывается в уборной. Капельдинер неприступным сфинксом замирает перед захлопнувшейся дверью.
175. (Съемка в помещении.) АРТИСТИЧЕСКАЯ ДВОРЯНСКОГО СОБРАНИЯ. Наталья наливает из графина воды в стакан и протягивает Рахманинову. Тот жадно пьет. Дверь распахивается, служители вносят корзину с белой сиренью, расчищают место на столике, устанавливают корзину и выходят. Наталья наклоняется над сиренью и вдыхает ее аромат.
Наталья. Сирень зимой — непостижимо!
Рахманинов откидывается в кресле, закрыв глаза.
Наталья. Ты так часто стал получать эту белую сирень, что она тебя больше не радует. Кто-то тебя избаловал.
Входит Зилоти.
Зилоти. Будешь играть что-нибудь на бис?
Наталья. Он еще не остыл…
Зилоти (видит сирень). Опять сирень! Только женщина так может гоняться за артистом!.. Нижний Новгород, Харьков, Ростов-на-Дону! Должно быть, миллионерша. Везет тебе, Сережа…
Рахманинов. Этому скоро будет конец.
Наталья. Ты о чем?..
Рахманинов. Вы читали, что творится на фронте? Я сегодня разговорился с извозчиком…
Зилоти. Не преувеличивай, Сережа.
Рахманинов. Я вспоминал сегодня свою поездку в Тамбов на призывной пункт, когда чуть не все сто верст едущие в обозах новобранцы, мертвецки пьяные, с какими-то зверскими, дикими рылами, встречали проезд автомобиля гиканьем, свистом, киданием в автомобиль шапок, требованием денег… И ты знаешь, меня взяла жуть… (В глазах его появляется лихорадочный блеск.) У меня странное ощущение надвигающегося… надвигающегося… чего-то ужасного, чего-то безобразного…
Зилоти и Наталья тревожно переглядываются и смотрят на Рахманинова, а тот, вдруг улыбнувшись, окунает свою голову в душистое облако сирени…
176. (Натурная съемка.) ПОЛЕ. ТРАКТ. ДЕНЬ. В низкое небо, придавленное тяжелыми облаками, уткнулся одинокий телеграфный столб на обочине грязного тракта. Порывы ветра шелестят неубранными сопревшими хлебами. На столбе — Манифест Николая II с отречением от престола.
ДЕТАЛЬ. «Мы, Николай Вторый, всея Руси Император…» Чья-то рука отрывает от Манифеста отлепившийся край, складывает бумажку желобом, насыпает самосад. Мужик закрутил цигарку и пустил дым, тронулся вдоль дороги. Навстречу удаляющемуся мужику из-за горизонта выкатывает автомобиль.
177. (Натурная съемка.) ПОЛЕ. ТРАКТ. ДЕНЬ. Катит автомобиль по пустынной дороге. За рулем — Рахманинов. По сторонам дороги заглушённые сорняком картофельные поля, гречихи. Черные остатки обгоревшей риги. Сиротливо торчат столбы на месте растащенного крытого тока.
178. (Натурная съемка.) ОКРЕСТНОСТИ ИВАНОВКИ. ОСЕНЬ. ДЕНЬ. Обочина дороги. Задрав колеса, словно опрокинутый на спину жук, валяется опрокинутый локомобиль. Мимо по дороге проезжает авто Рахманинова.
179. (Натурная съемка.) ИВАНОВКА. ОСЕНЬ. ДЕНЬ. Автомобиль въезжает в усадьбу. Кругом следы разора. Клумбы вытоптаны, дорожки заросли, стеклянный шар разбит, повсюду мусор. Рахманинов подъезжает к дому, останавливается и выходит из машины. Возле дома толкутся какие-то мужики, размахивая руками. Из дома люди выносят кресло, вазы, завернутые ковры. Рахманинов как вылез из машины, так и остался стоять там. Лицо его не выражает никаких чувств. И тут распахиваются широкие двери балкона второго этажа, звон выбитого стекла, треск ломающихся рам, и на балкон выкатывается черный сверкающий рояль. Его толкают через балкон, и, выламывая балясины перил, рояль медленно переворачивается и летит вниз…
КРУПНЫЙ ПЛАН. Лицо Рахманинова как застывшая маска. Кабинетный рояль «Беккер» ударяется о землю, с воющим звуком обрываются струны. Волоча ноги, Рахманинов идет к роялю. Тут только его замечают мужики. Минута легкого смущения. Голоса: «Барин… Сам приехал… Пущай поглядит, ему полезно… А чё, робя, от него худа не видали».
Рахманинов (заметив внимание мужиков). Ничего, продолжайте.
Останавливается над роялем, глядит на его развороченное чрево, на еще дрожащие струны, на разбросанные кругом клавиши, похожие на выбитые зубы. В его ушах продолжает звучать смертный взвой рояля. Из того же окна, из которого вытолкнули рояль, по-кошачьи мягко на землю спрыгивает размундиренный солдат. На его гимнастерке — следы погон и Георгиевского креста. Выгоревшие, не успевшие отрасти волосы и дочерна загорелое лицо не мешают сразу узнать Ивана. Он подходит к Рахманинову.
Иван (издевательски). Пожаловали? Наше вам с кисточкой.
