По пути в бессмертие

331. (Натурная съемка.) ДЕМОНСТРАЦИОННЫЙ ЗАЛ.

Рахманинов заканчивает играть. Аплодисменты.

332. (Натурная съемка.) ДЕМОНСТРАЦИОННЫЙ ЗАЛ. ПОЗЖЕ.

Официанты разносят шампанское и закуски. Рахманинов стоит с Натальей и Ириной в окружении восторженных поклонников. Стейнвей подводит к Рахманинову статную даму, сверкающую бриллиантами. В руках у нее несколько роз.

Стейнвей. Позвольте представить вам миссис Норт.

Миссис Норт. Мистер Рахманинов, нет слов! Моему счастью нет предела. Дайте я вас поцелую!

Она порывистым жестом обнимает Рахманинова и целует, ненароком поцарапав шипом розы его щеку. Рахманинов дергается, сморщившись.

Миссис Норт. Ах, простите, я вас поцарапала!

Рахманинов. Ничего.

Миссис Норт. Мой муж в Европе. Он будет в отчаянии, что не увидел вас! Я надеюсь, вы нас посетите и сможете посмотреть великолепную коллекцию, которую нам удалось вывезти из России.

Рахманинов вытирает пальцем кровь с царапины.

Рахманинов. Очень интересно.

Миссис Норт. Давайте сегодня же назначим дату, и мы устроим прием. Я покажу вам фарфор из Зимнего дворца. У нас есть кольцо вашего царя Николая Второго.

Рахманинов (с горечью). А императорской короны у вас нет?

Миссис Норт. Нет, ее купил Эндрю Мэллон. Но зато мы купили двух Тицианов и несколько Рембрандтов из царской коллекции. Я вам обязательно покажу. Вы приедете?

Рахманинов. Спасибо.

Дама отходит.

Рахманинов. Кто это?

Фолли. Жена нефтяного магната Сэмюэла Норта. Он торгует с Россией, и Сталин ему продал весь Эрмитаж.

От буфета Рахманинову машет ручкой коротенькая дама с пышной платиновой прической. Мы ее уже знаем — это музыкальный критик Флоранс.

Флоранс. Я здесь, мистер Рахманинов!

Рахманинов. Боже, опять эта критикесса. (Наталье.) Спаси меня от нее.

В это время к Рахманинову подплывает обрюзгший господин.

Господин. Мистер Рахманинов, вы не скажете в трех словах, как надо играть Шопена?

Рахманинов. В трех словах не могу, а в четырех: Шопена надо играть хорошо.

Он видит приближающуюся Флоранс, пытается ускользнуть, но уже поздно.

Флоранс. Господин Рахманинов, я пишу книгу о вас. Я хотела бы знать, какая основная идея прелюда, который вы исполнили. Правда ли, что программа этой музыки — история о двух заключенных, бежавших с каторги?

Рахманинов. Нет, не правда.

Флоранс. Но что-то вас вдохновило?

Рахманинов. Что вдохновило? (Улыбается.) Отсутствие денег…

Гости смеются.

Рахманинов (продолжает). Мне было 18 лет, я был абсолютно без денег, и я написал эту музыку.

333. (Натурная съемка.) ДЕМОНСТРАЦИОННЫЙ ЗАЛ. ПОЗЖЕ.

Теперь у рояля — певица с аккомпаниатором. Она поет «Сирень» по-русски. Слушатели уселись вокруг. Камера скользит по умиленным вежливым лицам — красивым, холеным, старым, напудренным и нагримированным — дам и джентльменов, терпеливо слушающих пение на чужом языке.

Наталья. Прекрасный концерт!

Рахманинов. Они ведь ни хрена не понимают, ты посмотри на эти лица!

Ирина. Папа, они понимают ровно столько, сколько могут. И они тебя любят. Это, наверное, самое важное.

К Рахманинову подходит Фолли, с довольным видом хлопает себя по карману, вытаскивает конверт. Рахманинов берет конверт — там чек.

Рахманинов. Что это?

Фолли. Две тысячи долларов — аванс.

Рахманинов. Аванс? За что? От кого?

Фолли. Миссис Норт заплатила вам аванс за вечер, на который она вас пригласила.

Рахманинов. При чем здесь деньги? Верните чек! Какая бестактность!

Фолли. Маэстро, тут нет никакой бестактности. Миссис Норт хочет компенсировать вам время, которое вы потеряете на ее вечере. Это же Америка, а в Америке время — деньги.

Рахманинов неожиданно одной рукой хватается за поясницу, а другой рукой за плечо Натальи. Лицо его мгновенно покрывается испариной.

Наталья (испуганно). Что с тобой?

Рахманинов. Опять эта невыносимая боль.

Фолли. Может, вызвать «амбуланс»?

Рахманинов. Нет, нет, не привлекайте внимания. Дайте я обопрусь о вашу руку.

Он достает платок, вытирает влажный лоб, очень медленно, не убирая руки с поясницы, стараясь быть незаметным, идет по направлению к двери. Наталья и Ирина следуют за ним.

334. (Натурная съемка.) НЬЮ-ЙОРК. ФЕВРАЛЬ 1941 ГОДА. ДЕНЬ.

Снегопад. На одной из улиц Нью-Йорка — Ист-Сайд мальчишки играют в снежки. Подъезжает такси. Из такси выходит Наталья, сверяет адрес, звонит у подъезда.

335. (Съемка в помещении.) КАБИНЕТ ВРАЧА. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.

На высокой металлической койке — раздетый Рахманинов. Врач прослушивает его легкие. Жалко белеет худая костлявая спина, слегка оттопыренные уши на коротко стриженной седой голове.

Врач. Дышите глубже.

Рахманинов вдыхает и закашливается глубоким грудным глухим кашлем. Врач терпеливо ждет, глядя, как сотрясаются старческие лопатки. Рахманинов отхаркивается.

Врач. Курите?

Рахманинов. Курю.

Врач. Устаете?

Рахманинов. Да, стал быстро уставать.

Врач углубляется в рентгеновские снимки, поднеся их к окну. Рахманинов продолжает сидеть, испытующе глядя на врача. За окном идет сильный снег.

Врач. У вас явный плеврит, а вы курите.

Рахманинов. Я очень мало курю, доктор.

Наталья (заглянув в комнату). Можно?

Рахманинов. Наташенька, ну где же ты?

Наталья входит, вопросительно смотрит на врача.

Врач. Надо бросить курить. Надо сменить образ жизни. И наконец, надо перестать шутить со своим здоровьем. Господин Рахманинов очень переутомлен. Желательно сменить климат. Лучше