– Иначе можно получить дырку в голове. Эта штука, – кивнула она в сторону тигля с бронзой, – раскалена до двух тысяч ста градусов. Если хоть одна капля попадет тебе в голову, то прожжет череп и убьет тебя.
– Не надо больше ничего говорить. У меня в голове и так достаточно дырок.
Он надел защитный костюм, и они прошли в глубь литейки.
Первые два года после учебы Лорен провела, работая учителем в частной школе в Техасе. Среди ее студентов был внук Росса Перо[7] и агенты ФБР среди наблюдателей. Это были 92-е президентские выборы, но она слышала о них только мельком. Лорен так много времени провела с ребятами, отливая разные формы, что научилась регулировать подачу газа и воздуха в плавильную топку, ориентируясь по той вибрации, что отдавалась в ее диафрагме. Когда она рассказала об этом Раю, он поинтересовался показаниями термометра. Неужели в плавильне такого нет? И она ответила, что термометры никогда не были такими точными, как вибрационные индикаторы. Затем Лорен словно вышла из транса и отмахнулась от своего спутника:
– Господи, все это такая дребедень.
– Дребедень? Это какой-нибудь технический термин? Рай улыбался. Но Лоренс все равно покраснела, чувствуя, как краснеет.
Два студента держали двухметровый железный стержень, посередине которого располагался прихват для тигля. Лорен объяснила Раю, что тот, который стоит к ним спиной, называется отливщик, а второй студент выполняет роль ухватного. Несмотря на маску, Рай продолжал делать заметки.
Для такой работы нужна силенка, заметила Лорен. Хотя, конечно, не все, кто работает в литейке, атлеты, как это можно подумать. Однако психическое напряжение, признала Лорен, довольно большое.
– Почему? – удивился он.
– Ты отливаешь не только свою работу, но и все другие. Многие студенты, да и некоторые художники, работают с воском. Перегреешь, и вся работа стечет в канаву.
– С вами когда-нибудь такое случалось?
– Нет. Но я видела подобные инциденты.
– Вы скучаете по... бронзе? – спросил он, держа свой журналистский блокнот, словно болванку.
Лорен рассказала ему о бронзовой фазе своей карьеры, но ничего не сказала о том, как она относится к самому материалу.
– И да, и нет. В бронзе есть что-то очень примитивное. Вы берете что-то твердое, металл, превращаете его в жидкость, и потом, внезапно, он снова становится твердым, но уже приняв новые формы. Это скрывает в себе какое-то странное чувство нестабильности. Даже плохая скульптура в бронзе может произвести впечатление. Вы сталкиваетесь с этим постоянно. Посредственное произведение искусства может выглядеть значительным из-за материала, который использовали для ее создания. Смотрите... Вот они идут.
Ухватный и отливщик подняли стальную палку с дымящимся тиглем и двинулись к формам, расставленным на грязном полу отливочной площадки. Бронза сверкала. На Лорен это производило впечатление. Так много работы и так много вдохновения. Искусство сродни азартной игре казино со своим рулеточным колесом и карточным столом, крутящимися костями и бесстрастным крупье. Ты ставишь все свое состояние на произведение, потом вручаешь его владельцу галереи, который возьмет себе пятьдесят процентов цены, и надеешься на прихоть публики. Но все это может оказаться тщетным, когда ты выставишь свою скульптуру на показ. Есть еще и жидкость, которая может подвести тебя в течение секунды.
Хотя она может заполнить самые отдаленные уголки формы, принять самые изысканные очертания, сохранив изгибы и углы, которые превзойдут саму жизнь.
Огромное облако пара поднялось из формы. По помещению пополз сладковатый запах металла, который начал твердеть и рождать для мира новое чудо. Она ощущала напряжение согнутой спины отливщика. Но он все держал под контролем. Хотя она видела волнение в глазах ухватного, когда он из-под маски смотрел на форму.
– Подожди-ка, – сказала сама себе Лорен, когда снова взглянула на ухватного. – Да это же Керри.
Девушка, очевидно, наконец-то начала работать в литейке. Студентам иногда приходится ждать месяцами возможности поработать здесь. Керри уставилась на отливщика, подчиняясь каждому его знаку, предоставив ему руководство. Хореография в паре. Между ними сверкает солнце. Но оно твердо держится своей орбиты.
Они закончили наполнение первой формы и сделали два коротких синхронных шага вправо, навели тигель на форму, и отливщик начал наклонять его. Но тут его охватило сомнение.
– Нет, нет. Не надо! – прошептала Лорен, прекрасно понимая, что она может только молиться. Капля бронзы упала в форму, стала плоской и начала твердеть.
С того места, на котором она стояла, она не могла увидеть, расплескалась ли капля, закупорила ли проход, свела ли на нет все усилия по созданию скульптуры.
Керри подняла голову. Лорен видела напряженность в ее взгляде. Ошибка была не ее, но это ее первая отливка. Лорен решила, что девушка вполне могла винить во всем себя.
Лорен заметила, как она шепчет под защитной маской, но ее никто не может услышать:
– У тебя все отлично получается. Все просто превосходно. Отливщик сделал небольшой шажок, нацелил тигель и на этот раз начал лить прямо в форму, которая принимала бронзу.
Лорен вдохнула теплый воздух литейки, ощущая, как по телу стекают капельки пота. Для женщины она всегда слишком сильно потела. Зачем, ну зачем она так оделась?
Лорен повесила шлем на один из крючков у двери и стянула тяжелый защитный костюм. Ее пальцы коснулись бровей, потом пробежали по волосам, стирая пот. Ее бледное лицо внезапно стало красным, как огонек светофора.
