Он с готовностью заговорил о своем детище, о том, что его издатель желает рискнуть и вторгнуться в область, куда не рискнули влезть такие известные критики, как, например, Роберт Хагес. Этот гусь работал для «Тайме», готовил радиопередачи. Но он обошел эту сторону искусства даже в своей книге о модернизме «Шок новизны». Рай Чамберс упомянул имена еще трех скульпторов, у которых он уже взял интервью. «Все мужчины», – отметила про себя Лорен. А Рай тем временем перевел разговор на ее работы: с чего она начала, какова природа ее первых работ? Но прежде чем Лорен поняла, к чему он клонит, она обнаружила, что уже начала рассказывать о себе с самого начала, с первого класса... Задала ли она ему хотя бы один вопрос о нем самом? Похоже, что нет. А когда она, раздуваясь от «снисходительности к себе», заявила, что больше не ощущает себя опытным скульптором, он рассмеялся, закрыл свой блокнот и сказал:
– Хорошо, будем считать, что все так и есть. Интервью я у вас взял. Теперь расскажите мне что-нибудь о себе.
– Вы что, хотите сделать из меня дурочку? Он снова улыбнулся.
– Ну, это непосильная для меня задача.
В этот момент экран компьютера ожил, издав звук, который Лорен никогда раньше от него не слышала. Снова на мониторе замерцал ее распорядок на сегодняшний день. Лорен решила, что ей надо что-то набрать на клавиатуре, не понимая еще, что покачнулось само здание. Стены задрожали. Рай одновременно с ней вскочил со стула. Вместе они бросились к дверному проему. Стены дрожали так сильно, что стали расплываться в глазах. Затем она заметила, как в вестибюле с потолка сыплется серая пыль, и услышала ужасающий треск раскалывающегося цемента. Трещина побежала им навстречу, угрожающе расширяясь на один сантиметр... на два... на три.
– Стой! Стой! Стой! – умоляла Лорен, но ее голос тонул в окружающем грохоте.
Она перевела взгляд с потолка в вестибюле на пол в своем кабинете. Там сердито, словно капли воды на раскаленной масляной сковородке, подпрыгивали колесики стула. Тяжелый книжный стеллаж с треском, отозвавшимся во всем ее теле, оторвался от стены. Вывалились два толстых тома, упали на корешки, а затем заскользили по полу.
Тряска прекратилась секундой позже. Лоренс с удивлением обнаружила, что они держатся за руки. Еще она заметила, и с этим ничего нельзя поделать, ведь скульптор чувствует руками, что руки Рая крепкие, с рельефной мускулатурой. Он поддерживал ее. Она поддерживала его...
Вместе бросились они по лестнице на улицу, где уже собрались кучки студентов. Лорен проходила по этой дорожке меньше часа назад. Светило солнце, бурлила людская толпа, а ее мысли были заняты сиюминутными мелочами... Неожиданно она поняла, что счастлива. Ведь она осталась жива, и не то, что не раздавлена, даже не поцарапалась.
Вокруг все кричали – пытались предсказать новые толчки. Все, кроме Рая. Его самообладание поразило Лорен. Похоже, каждый мужчина, попадавшийся на ее пути за последние двадцать лет, за исключением Чэда, получал удовлетворение только после того, как открывал ей самые сокровенные глубины своей души. Обычный эгоизм, замаскированный под чувствительность. А, судя по всему, Рай был не таким.
– Сейчас появятся мародеры, – пошутил кто-то из студентов. – Надо бы вернуться и забрать вещи.
Большинство рассмеялось, но к дверям устремились лишь единицы.
Через сорок пять минут этаж, на котором располагался кабинет Лорен, уже расчистили. Пять желтых пластиковых заграждений расставили пятиугольником под трещиной в потолке. «Как они определили, что именно это место, а не какое-то другое может обвалиться? – недоумевала Лорен. – Неужели нет еще каких-нибудь сопутствующих, но невидимых повреждений? Не могло ли землетрясение повредить что-то еще? В конце концов, разве не в этом заключается основа теории хаоса? Интересно, а что в этот самый момент делали бабочки, например, в Китае?»
Все время, потребовавшееся для наведения порядка, она пыталась разобраться в том, что же произошло на самом деле. Толчок был действительно сильный. Ощущались все зарегистрированные шесть и восемь десятых балла. Во время землетрясения погиб человек в Сиэтле. Несколько раненых имелось в обоих городах, Портленде и Сиэтле. К этому надо добавить повреждения на десять миллионов долларов.
Наконец Лорен постаралась отложить в сторону все свои тревоги и позвонила в администрацию. Собрание факультета отложили на час. По крайней мере, у нее оставалось по восемь минут на студента, если предположить, что они смогут задержаться на час. Хотя некоторые могут посчитать это слишком долгим сроком. Большинство из них спешат на работу, или к своим детям, а может и то, и другое. Распорядок дня у них, словно морской узел. Надо идти в общежитие, выяснить, кто торопится и должен уйти в полдень, и поработать с ним в первую очередь.
Первые три работы оказались для нее неожиданностью.
Номер один. Профессионально, с воодушевлением, «приятно для глаза». Да и сама Керри – ее автор, высокая, с крашенными хной волосами. Милая ямочка посередине подбородка. Девушка напоминала мраморную античную статую.
Лорен придралась к той позе, которую Керри выбрала для своей скульптуры. Первая обсуждаемая работа представляла собой нечто, смутно напоминающее женщину – фигура, лежащая, как могла бы лечь женщина. Однако человеческие формы были только иллюзией. Творение Керри не имело ни рук, ни ног, ни каких-либо других человеческих черт. Именно это и делало скульптуру столь эффектной. Работа была полна намеков, ни о чем не говорила прямо. Лорен видела, что никто не сможет так с налета «раскусить» это произведение. Надо остановиться, отойти назад, может быть, снова подойти поближе. Зрители вынуждены будут это сделать, так как форма укрыта тайной. Замечательно для выпускницы, но никак не для Керри, работы которой всегда были лучшими среди студенческих работ.
Керри совершила ошибку, поместив свое создание на пьедестал. Лорен заставила ее поставить статую на пол. Керри сделала это с помощью веселого молодого человека – на вид неврастеника, который не мог самостоятельно поднять и руки, не то чтобы перетащить тяжелую статую. Но он проделал все с поразительной легкостью. Теперь, когда фигура лежала у их ног, она, как ни странно, приобрела еще большую притягательную силу.
Потом они подошли к скульптуре, которая была ярким примером того, что Лорен больше всего не терпела в студенческих работах: банальности. Ни больше, ни меньше. Одна из ее студенток обернула в пурпурное руно три трусливые фигуры странной формы, напоминающие каркасы тел. Из каждой торчали осколки стекла. Творение выглядело так, словно детский персонаж Барни[2] пошел на вечеринку и умудрился приземлиться в ящик битых бутылок из-под джина.
Лорен заметила, что Рай внимательно разглядывает эту скульптуру. Слишком внимательно. Смотрит так, словно пытается полностью скрыть свои настоящие чувства, не выказать даже мимолетной потери
