светлость, — сказал Хайнз, нервно теребя в руках шапку. — Но уж теперь я присмотрю за ней хорошенько, чтобы больше она не убегала. Ума не приложу, как она умудрилась. Я затянул проволокой все места, где она подкапывалась, и уж я теперь догляжу…
— Вы мне только посмейте недоглядеть! — заорал герцог. — Совершенный остолоп! Вот именно! Я начинаю думать, что вы совершенный остолоп, Хайнз. Заприте ее в клетку. И если она вырвется опять, то я… я…
Герцог не договорил, какую страшную жестокость он собирался сотворить, и пошел прочь, притопывая со злостью и даже не сказав спасибо Сэму Керраклафу.
Присцилле, видно, было неловко, она пошла сперва за дедом, но затем поотстала. Она обернулась и, стоя на месте, стала наблюдать, что происходило за его спиной. Хайнз кипел злобой.
— Я й-её запру! — рычал он. — З-запру й-её, и й-ежели она еще хоть раз уббежит, йя йе-её…
Он не досказал, потому что, говоря, он как будто нацелился схватить Лесси за гриву. Но он не успел и подойти к собаке, так как тяжелый, подбитый железом башмак Сэма Керраклафа наступил ему на ногу и пригвоздил его к месту. Керраклаф медленно договорил:
— Я тут привел с собой моего мальчишку, чтобы на этот раз он запер ее сам, — сказал он. — Это она ради него прибегает домой. Так вот, он запрет ее и прикажет ей остаться.
Потом вдруг загремел могучий йоркширский голос, как будто Сэм Керраклаф только сейчас заметил кое-что:
— Ух, извини. Я и не заметил, что стою на твоей ноге. Пошли, Джо, мальчик мой. Отопри ты нам конуру, Хайнз, мы введем собаку.
Присцилла, все еще стоя у старых вечнозеленых кустов, увидела, как собака прошла от конуры к ограде своего дворика. Когда мальчик проходил вдоль проволочной решетки, она подняла голову и затем подошла к нему. Колли прижалась к решетке, и мальчик долго стоял там, просунув пальцы в сетку и щупая холодный собачий нос.
Молчание нарушил мужчина:
— Идем, Джо, мальчик мой. Кончай, пора. Что толку затягивать? Вели ей остаться… скажи ей, чтоб она не приходила больше домой, что этого нам нельзя.
Присцилла увидела, как мальчик у решетки поднял глаза на своего отца, потом поглядел вокруг, как будто могла прийти откуда-то помощь.
Но помощь не приходила. Джо неоткуда было ждать ее. Он сделал глоток и заговорил очень тихо, с трудом выдавливая слова, которые, однако, пошли затем быстрей и быстрей.
— Оставайся тут и будь счастлива, Лесси, — начал он еле слышным голосом. — И… и не приходи больше домой. Больше не убегай. Не приходи больше за мною в школу. Живи тут и оставь нас… потому что… потому что ты больше не наша и мы не хотим тебя видеть… никогда, никогда. Потому что ты плохая собака… и мы тебя больше не любим, и мы не хотим тебя видеть. Так что не надоедай нам, не прибегай домой… Останься тут навсегда и оставь нас. И… и никогда не приходи домой!
Собака, как будто поняв, отошла в дальний угол клетки и легла. Мальчик отвернулся и двинулся прочь. И, так как ему трудно было смотреть под ноги, он споткнулся. Но его отец, который шагал с ним рядом, высоко вскинув голову и глядя прямо вперед, схватил его за плечо, тряхнул и сказал ему резко:
— Смотри под ноги!
Джо побежал вприскок рядом с отцом, потому что тот зашагал очень быстро. Мальчик подумал, что он никогда не сможет понять, почему взрослые бывают так черствы сердцем как раз тогда, когда они тебе особенно нужны.
Он бежал рядом с отцом, думая об этом и не понимая, что тот хочет уйти от звука, провожавшего их, — от честного лая колли, каким собака призывает хозяина не покидать ее. Этого Джо не понимал.
И кое-кому еще многое показалось непонятным — девочке Присцилле. Она подошла поближе к решетке. Колли стояла в своей клетке, недвижно уставив глаза на то место, где в последний раз увидела, как хозяин свернул на дорожке за угол. Собака подняла голову в тревожном лае.
Присцилла наблюдала за ней, пока у решетки не показался Хайнз. Она окликнула его:
— Хайнз!
— Да, мисс Присцилла?
— Почему собака убегает назад, к ним домой? Ей здесь нехорошо?
— Что вы, мисс Присцилла, Господь с вами, ей тут очень даже хорошо — такую ей дали роскошную конуру, с отдельным выгулом! А домой она убегает просто потому, что ее на это натаскали. У них так заведено — сманят собаку обратно, и вы чихнуть не успели, как они уже продали ее кому-нибудь еще.
Присцилла, задумавшись, наморщила нос.
— Но, если они хотели сманить ее обратно, зачем же они сами вернули ее?
— Ох, не ломайте над этим вашу милую головку! — сказал Хайнз. — Им тут, в поселке, никому доверять нельзя. От них всегда жди подвоха. Да только нас им не провести!
Присцилла немного подумала.
— Но, если мальчик хотел получить назад свою собаку, зачем же им было вообще продавать ее? Будь собака моей, я бы ее не продала.
— Вы, конечно, не продали бы, мисс Присцилла.
— А они почему продали?
— Почему? Потому что ваш дедушка дал им за нее сумасшедшие деньги, да! Вот оно как! Сумасшедшие деньги! Он их слишком балует, людей, вот оно что. Будь моя воля, я бы их поприжал. Уж поверьте!
Довольный своим заключением, Хайнз обернулся на собаку, которая все еще стояла, призывно лая.
— А теперь — тихо! Пшла! Лежать! В конуру — и лежать! Пшла!
Так как собака и виду не подала, что слышит его, Хайнз подошел к ней поближе и поднял руку, как будто для удара.
Лесси медленно обернулась, и из ее груди пошел густой бас, а губа ее поползла вверх, и из-под нее засверкали крупные белые зубы. Уши ее оттянулись назад, а грива на шее медленно встала. Густой бас завыл громче.
Хайнз остановился и высунул язык промеж своих оскаленных зубов.
— Ага, ты злишься, вот ты как? — сказал он.
Тогда Присцилла зашла вперед и стала между ним и решеткой.
— Поостерегитесь, мисс Присцилла, я б на вашем месте не подходил слишком близко. Только гляньте сейчас на нее, и она как подскочит да и выдернет у вас клок мяса — если я знаю собак. А уж я их ого как знаю! Я бы хотел, чтобы наша славная барышня отошла подальше, покуда я не управился с этой колли. Уж вы держитесь-ка, мисс, в стороне.
Хайнз отвернулся. Присцилла долго стояла на месте. Потом тихонько подошла к проволочной ограде. Она продела пальцы в сетку, так что они почти коснулись Лессиной головы.
— Поди сюда, дружок, — сказала она ласково. — Поди сюда! Ко мне! Я тебя не трону! Ко мне!
Собака притихла, легла на землю. На одну секунду ее большие карие глаза встретились с синими глазами девочки. Но дальше собака ее уже не замечала и с видом терпеливого величия лежала за оградой. Она не мигала глазами, не поворачивала голову. Она лежала, уставив взгляд на то место, где в последний раз видела Сэма Керраклафа и его сына.
Глава шестая
ТАЙНИК НА ТОРФЯНОМ БОЛОТЕ
На другой день Лесси лежала в своем дворике под майским солнцем, игравшим на ее шерсти. Ее голова покоилась на лапах. Кончик носа был обращен в ту сторону, куда ушли накануне вечером Сэм Керраклаф и его сын. Уши ее были подняты и наклонены вперед, так что, хотя тело оставалось в покое, все ее чувства — и зрение, и слух, и нюх — были насторожены, готовые уловить что-либо, что могло бы указать на возвращение хозяев.
