– У тебя что, на самом деле был такой сильный акцент?
– Да. Я слишком долго прожил в Лондоне – акцент поистерся, но время от времени я не прочь поболтать на родном наречии.
– Ой, поболтай со мной, когда еще раз пойдем тусоваться, – прошу я.
– На следующей неделе, – уточняет Фрэнк. – Продолжим на следующей неделе. А сейчас поехали домой.
11
Вернувшись домой, первым делом иду проверить, как там папа и Хани. Оба посапывают – один громче, другая потише. Фрэнк разводит в камине огонь, а я на кухне ставлю чайник. На улице опять льет. Что может быть приятнее, чем тихий вечер дома, у камина, с чашкой крепкого чая, в то время как за окном хлещет холодный дождь?
Я возвращаюсь в гостиную с двумя кружками сладкого чая – бергамотовый для меня и обычный для Фрэнка, – и тут нашу домашнюю идиллию разрушает скрежет ключа. Никак, Руперт – я отдала ему запасной ключ.
– Черт! – недовольно ворчит Фрэнк. – Кого принесла нелегкая в такое время? Уже час ночи.
– Это мы, – чмокает Руперт из прихожей. – Мы с Крессидой решили пропустить по стаканчику перед сном.
– А, – вздыхаю я. – Замечательно.
Я уже настроилась на тихий, интимный вечер. Думала, посмотрим вдвоем “Крестного отца”, Фрэнк побольше расскажет мне о похотливых самках и еще посмешит меня своим северным деревенским акцентом. И главное, даст мне пару полезных советов касательно секса. (Хотя Руперту эти советы пригодились бы больше, ибо он совершенный профан в постели. Может, нам устроить
– Добрый вечер. – Щеки Крессиды сейчас еще розовее, чем в начале вечера. – Ах, мы так славно провели время.
– Да, – киваю я, – это хороший ресторан. Там очень романтичная атмосфера – все эти зеркала.
– И отличный выбор вин. – Руперт нагло обращается к Фрэнку, который поднимает на него колючий взгляд.
– Я не слишком хорошо разбираюсь в винах, предпочитаю пиво или что покрепче, – отзывается тот.
– Слушай, перестань строить из себя неотесанного болвана, – говорю я Фрэнку, когда он со злостью тычет кочергой в поленья. – Руперт тоже ничего не смыслит в винах. Он так сказал, только чтобы произвести впечатление на Крессиду.
– На Кресс. – Самому Руперту и его кресс-салатовой подружке это кажется необыкновенно смешным, и они начинают ржать, как пара лошадей. Встали, значит, посредине комнаты, строят друг другу глазки и никуда не собираются уходить.
– Что будете пить? – спрашиваю я, пытаясь скрыть раздражение. – Кипяток в чайнике, а на холодильнике стоит бутылка кальвадоса.
– Я бы не отказался от “ун петит Кальва”. – Руперт уверен, что это он по-французски сказал. – А ты, Кресс?
– Ой, я и не думала, что ты знаешь французский, – расплывается в улыбке Крессида.
– У него масса скрытых талантов, – ворчу я.
– А я бы не отказалась от еще одного бокала белого вина. – Крессида глядит на меня с некоторой досадой.
– Руперт, кухня вон там, – намекаю я. Он стоит, потирая руки, и пялится на точеные лодыжки Крессиды. – Я тебе не официантка.
– Спокойно, спокойно, – бормочет Руперт и неверной походкой направляется на кухню. – Уже иду. А кростини не осталось?
– А вы тоже хорошо провели время? – спрашивает вежливая Крессида.
– Отлично, – говорит Фрэнк, присаживаясь на подлокотник кресла, в котором сижу я. Он рассеянно наклоняется и мимолетом втягивает запах моих волос, как будто это не я сижу, а Хани, к которой он все время тайком принюхивается. Я это давно заметила, но разве его можно винить за эту слабость – она и в самом деле восхитительно пахнет.
– А что вы делали?
– Сходили выпить в бар, оттуда пошли на скучную вечеринку, встретили там отца Хани, – рассказываю я. – А потом славно поболтали за ужином. Про секс.
– Ты просто помешана на сексе, – встревает Руперт, возвращаясь с двумя бокалами. – И всегда была такой.
– Правда? – спрашивает Фрэнк с неподдельным удивлением. – Невероятно.
– Правда? – вторит ему Крессида. – А откуда, – улыбается она, играя ямками на пухленьких влюбленных щечках, – мистер, это известно
– Оттуда, где он с ней этим занимался, – Ну и хам же этот Фрэнк. Немного такта ему бы не помешало.
– Славно сказано, – говорю я ему со вздохом.. – Просто отлично, Фрэнки.
– Простите? – Крессида недоуменно смотрит на нас.
– Я сказал, – невозмутимо отвечает Фрэнк, – что Руперт знает об этом, потому что он ее трахал. Он. Ее.
– Не называй меня “ее”, – возмущаюсь я. – Фрэнк, имей хоть каплю
– Он трахал Стеллу, – поправляется Фрэнк. Крессида в затруднении, вид у нее не слишком радостный.
– Это было давно, – утешаю я, – один или два раза.
– Ну, по-моему, больше, чем два, – со смешком вставляет Руперт. – Ой. – К нему вдруг вернулась память. – Ой, да. Ой, черт! Проклятье! Черт побери. Э-эм, Кресс?
– Да, – отзывается она ледяным тоном.
– Кресс, видишь ли... Дорогая, понимаешь... Дело в том...
– Дело в том, что мы были женаты, – перебиваю я его лепет. Иногда эта английская тряпка выводит меня из себя. – Это было сто или двести лет назад. После Кембриджа.
– А ты об этом не знала? – спрашивает Фрэнк.
– Нет, – тихо отвечает Крессида.
– Вот черт. Прости, дорогуша, – извиняется Фрэнк.
– Мы были очень молоды, и это было ошибкой, – убеждаю я ее. – Катастрофой. И длилось всего тридцать секунд.
Фрэнк смеется, но тут же изображает раскаяние.
– Я имела в виду наш
– А теперь вы просто...
– Да, – отвечаем мы с Рупертом хором.
– И ты забыл упомянуть об этом, когда рассказывал мне о себе за ужином? – вопрошает Крессида, пристально глядя на Руперта.
– Похоже, так. – Руперт заливается румянцем.
– И ты спишь в ее доме.
– Дорогая, я живу в Шотландии. Где мне еще спать?
– В гостинице, – твердо говорит Крессида.
– Но у меня две свободные комнаты, – встреваю я. – В этом огромном доме полно места. К чему лишние траты. И потом, он приезжает сюда не чаще чем раз в год.
Фрэнк опять коротко гогочет. По-моему, он не самого лучшего мнения о Руперте. Когда мы с ним познакомились в Париже, Фрэнк сказал, что все представители среднего класса – членоголовые.
– Правда? – спрашивает Крессида. Мы ее явно не убедили.
– Правда, – уверяю я. – Честное слово. И если тебя это интересует, официально заявляю, что мы с