Почему ты меня не хочешь?

– Хуже того, Лу, я сама голубая, – ору я. – Мне так тесно, тесно в этом теле, но в глубине души я на сто процентов гомик. Папина дочка. Я – гомосексуалистка.

– Ты нюхала кокс, – ухмыляется Фрэнк.

– Ой, умник. Да, представь себе, нюхала. И я пересмотрела свои взгляды на наркотики. Не хочешь?

– Пошли, котик, – тянет его за руку Луиза. – Ты одна тут справишься, Стелла?

Нет, “котик” мне определенно не нравится. Не нравится мне “котик”.

– Фрэнки, останься, – прошу я, глядя ему в глаза. – Спой со мной.

– Думаю, нам лучше ненадолго задержаться, – говорит он Луизе. – Она не соображает, что делает.

– Соображаю. Мне просто весело, но ты должен порадоваться за меня. Немножко. Une petite bite. Когда-нибудь я расскажу тебе, что это значит на французском. Ну же, Фрэнки, не стой, как будто ты мой дедушка. Пошли потанцуем.

Фрэнк пожимает плечами, глядя на Луизу; она гневно уходит к бару, а Фрэнк позволяет мне увести его на площадку перед сценой.

Мы танцуем под “Бананараму”, под “АББУ”, под “ABC” и под все остальное. Танцуем что есть мочи, иногда вспоминая забытые движения, от души. Но тут ставят медляк, и внезапно всплывает Луиза и начинает обвиваться вокруг Фрэнка, а я ухожу к бару.

Но только один медленный танец. А потом – вот радость-то, уж простите меня за такой кич – включают зажигательную, великолепную Агаду. Естественно, большая часть публики сочла это уж слишком нелепой песней, но я кидаюсь через весь зал, хватая по дороге Барри, который-приходит-сюда-каждый-день. Барри хватает Фелицию, и мы втроем вываливаемся на площадку.

И вот в таком виде находит меня Янгста: я извиваюсь в самых нелепых движениях, вся взмокшая, визжу от восторга, в обществе пожилого мужика и престарелого трансвестита.

– Стелла? – ошеломленно говорит он.

– Йо, – отзываюсь я. – Тусуюсь с братьями! – И завываю от хохота над собственной шуткой. Мое пребывание на первом этаже не прошло даром – все эти фразочки проникают прямо в мозг и застревают там.

– Я тебя искал, подруга. – Янгста стоит в двух шагах, а я продолжаю отплясывать, потому что песня еще не кончилась и мне надо тряхнуть задом еще разок.

Я мило улыбаюсь Янгсте, который не поленился подняться сюда. Наверное, хотел меня поцеловать, такой душка. К сожалению, посмотрев ему в лицо, я понимаю, что он не очень рад, скорее на его лице написаны злость и отвращение. И еще я замечаю, что одет он нелепо.Конечно, я и раньше это замечала, но не с такой ясностью. Сейчас, глядя на сорокалетнего диджея Янгсту, я вдруг понимаю, что бесполезно притворяться, будто он мне нравится, потому что он мне не нравится совершенно. Если бы он скинул все это тряпье, сбрил свою бороденку и избавился от своего дурацкого жаргона, я бы еще подумала на его счет. Если бы он полностью изменился. Но разве это возможно? И потом, ему бы еще пришлось учиться общаться. Так что – нет.

Песня закончилась.

– Какого хрена ты тут делаешь, подруга? – спрашивает Янгста.

– Танцую.

– Это не танцы, – злится он.

– А по-моему, танцы, – вежливо отвечаю я, хотя его тон начинает раздражать.

– Я тебя искал.

– Ну, значит, нашел.

– Выглядишь стремно, – говорит он.

Я не понимаю, что это значит, и мне это не нравится.

– И что это за гомики?

– Прости, мне было так весело.

– Где мой снег? Снег где? – требовательно вопрошает Янгста.

– В облаках, – отвечаю я.

– Кокс мой, куда ты его дела? – шипит он.

– Ой, я думала, это мойкокс, так что им поделилась.

– Где он?

– В носах этих людей. Может, осталось еще немного. Извини, я думала, мне его подарили. Денег много – купишь еще.

– Ты дешевка.

– Миста Янгста и его железные яйца! – орет Регина, подходя ко мне. – Пошумим, мальчики? – Она вскидывает в воздух два пальца, и я чуть снова не впадаю в истерический смех.

– Отвали, чувак, – цедит сквозь зубы Янгста.

– Адриан – гомофоб, – объясняет Регина. – Никогда к нам не поднимается – боится чем-нибудь заразиться.

– Я с такой женщиной встречаться не буду, – сообщает мне Янгста. – Я крутой диджей.

– Слушай, брось это дерьмо и говори нормально, Адриан, – отвечаю ему я.

– Ты дешевка, – повторяет он, глядя на меня так, словно перед ним кусок дерьма. – У тебя ни вкуса, ни стиля. Я просто не могу опуститься до такой, как ты, и встречаться с тобой больше не буду. У меня репутация...

– О да, – вставляет Регина. – Да, Адди, у тебя репутация. Так что вали, пока я тебя не поцеловала.

– Не волнуйся, урод, я и так ухожу, – ядовито говорит Адриан, мой несостоявшийся ухажер. И уходит.

– Думаю, – подытоживает Фрэнк, – можно идти домой.

16

Утро следующего дня. Меня тошнит, и это все, о чем я могу думать. Постепенно все же мыслительный процесс восстанавливается.

Естественно, первым делом я осознаю, что чувствую себя ужасно, особенно болят челюсть и ноздри. Видимо, я слишком стара для всего этого. Вторая и более тревожная мысль: я плохая мать. Третья мысль, от которой я сначала подскочила на кровати как ужаленная, но затем в полном бессилии и отчаянии упала обратно, осознав весь масштаб возможных последствий: здесь ли Луиза? Оставалась ли она на ночь? С Фрэнком. В его постели. Занималась с ним сексом. Скрипела кроватью. Прыгала на нем. О боже.

Странно, что человека порой посещает озарение именно в тот момент, когда его тело ослаблено и голова одурманена. Вот у меня сейчас наступил именно такой момент. Я вдруг ясно поняла: не хочу, не хочу, чтобы это случилось, пусть окажется, что Луиза не спала с Фрэнком. Нет, нет, нет.

Со стоном залезаю обратно под одеяло. Надо все обдумать. Десять минут спустя я все еще обеспокоена, но теперь уже знаю, что делать. Пора вставать.

Не помню, как закончился вечер. Помню только, как я ввалилась в дом и Фрэнк на себе потащил меня вверх по лестнице. Кажется, это он уложил меня в постель, а потом долго стоял и смотрел на меня. А кто раздел? Кто-то же должен был меня раздеть – на мне футболка, а не вечернее платье. Может быть, Луиза? Все, ничего больше не помню. Все-таки один раз мне удалось уснуть, не слыша, как Фрэнк занимается сексом.

Но это еще не означает, что секса у него не было.Вдруг был? Я должна знать. Это жизненно важно.

Я спускаю с кровати трясущиеся ноги, снова подкатывает нестерпимая тошнота. На столике бутылка воды “Эвиан”, я залпом выхлебываю пол-литра. Который час? Где Хани и Мэри? Фрэнк переспал с Луизой?

А может, она ушла домой? Когда мы танцевали, она была очень зла. Скорее всего, так и было – пришла сюда, раздела меня и уехала к себе. Да, наверняка уехала, ей же нужно было отпустить няню. Или няня осталась с ребенком на ночь, как и Мэри с Хани?

Мне удается встать прямо, не очень шатаясь, найти и натянуть красные фланелевые штаны от пижамы, чистую футболку. Потом я ковыляю в ванную, чтобы умыться и почистить зубы. В унитазе не плавают использованные презервативы – хороший знак. Вспоминаю, что футболка, в которой я проснулась, принадлежит Фрэнку. Что бы этозначило? Он снял с себя футболку, когда укладывал