слишком плохой раствор для строительства общества. Но, молодой Валентайн, вашу расу съедают. Вы должны быть поглощены ненавистью, вы должны дышать ею. Каждый ваш шаг должен быть шагом к свержению врага. Ненависть дает силы, целеустремленность и упорство, в этом с ней может сравниться только любовь. Чем больше ты любишь людей, тем ярче должна гореть в твоем сердце ярость. Для вашей культуры характерен образ воина рефлексирующего, размышляющего. Это ваш архетип. Воин, который убивает с сожалением, идет на бой в ужасе, но делает свое дело, а затем проявляет милосердие к врагам. Да, этот воин отстоит Свободную Территорию еще какое-то время. Однако он не выиграет войну. Не с этим врагом.
В тебе живет зверь, которого я помогу тебе освободить. Но только если ты согласен. Вот в чем дело. Я тебя честно предупреждаю, что ты будешь жить только для того, чтобы убивать врагов, до тех пор пока тебя самого не убьют. Немногие из моих воинов выходят в отставку, чтобы жениться, как сделал твой отец. Если ты хочешь создать человеческую семью, я даю тебе возможность сейчас выйти из этой пещеры, спуститься по холму и остаться человеком. Ты сможешь с честью служить в Охране, поддерживать образ благородного крестоносца, а можешь вернуться в леса. Есть много путей, и все они правильные. Останься с нами, и ты станешь тем, кого враг боится в ночи. Добыча превратится в хищника.
Валентайн подумал о том, сколькие отказались от такого предложения. Сколько людей хотели стать убийцами? Он ожидал испытания физического или умственного, но не морального. Он подумал об отце, но не мог соединить звериный облик убийц, нарисованный Магом, с тихим человеком, которого застрелили в его собственном дворе.
— Почему Ткачи жизни не сражаются? Думаю, что с вашей технологией, или магией, как ее называют, вы могли бы разбить куриан.
Маг, казалось, был удивлен:
— Вообще-то обычно я задаю вопросы. Но я постараюсь ответить на твой. У нас это не получается. Это как если бы тебе надо было наложить в штаны. Ты сможешь это сделать, если заставишь себя, но тебе не понравится, и, пока тебе не представится шанс помыться, ты только об этом и будешь думать. Мы слишком давно приучились ходить в туалет. Нас немного. И то, что я могу превратиться в волка, еще не значит, что я могу кусаться, как волк.
Вы, Homo sapiens, почти идеальные убийцы. У вас подвижный ум, вы агрессивны, умны и изобретательны. Мы исследовали формы жизни в двенадцати мирах, и вы, полудикари, с большей легкостью, чем все остальные, возвращаетесь к своей дикарской сути. Поэтому мы помогаем вам в вашей битве, а вы сражаетесь вместо нас. Или я опять говорю загадками?
— Нет, я понял. Недоумение вызывает ваш метод. Вместо того чтобы вооружить нас какой-нибудь крутой техникой, вы превращаете нас в дикарей. Мне кажется, это странный способ выиграть войну.
Маг неожиданно исчез и тут же появился из другого входа в пещеру, неся в руках нечто, похожее на зеркало на подставке.
— Прости, — сказал он испуганно дернувшемуся молодому человеку, — мне нужно было это принести, но я не хотел тебя прерывать, поэтому пришлось оставить тебя разговаривать с образом. Ты сказал, что понял, Дэвид. Ясно, что ты не понял. Я даю тебе самое мощное оружие на планете — самого себя и весь твой потенциал.
— Я думал, у меня есть возможность подумать.
— Ты уже подумал, Дэвид, уже, — сказал Маг, снова садясь напротив Валентайна, — в тот миг, когда ты подумал об отце и его смерти и подумал о том, был ли он таким человеком, каким станешь после перерождения ты сам. Может быть, ты этого не почувствовал, но для меня твоя ярость была белой от накала. Ты можешь спрятать свой гнев от себя самого, но не от меня. Она такая огромная, твоя ненависть, что я не знаю, куда ты прячешь ее, чтобы спокойно спать по ночам.
Вещь, которую маг устроил между собой и Валентайном, была похожа на зеркало размером с тарелку. Она парила на уровне их лиц при помощи той же загадочной силы, что удерживала под потолком светящийся шар. Валентайн видел в поверхности только свое отражение, но оно было расплывчатое, как бы не в фокусе, не похожее на него.
— Что это? — спросил он.
В зеркале появилось лицо Аму. Изображение Мага вздрогнуло и пошло рябью, как будто кожа его была сделана из облаков, плывущих на ветру.
— Можно назвать это скальпелем хирурга, Дэвид. Я буду использовать это, чтобы провести операцию на тебе. Перед тобой чаша. Выпей.
Валентайн посмотрел на плетеный коврик. Деревянная чаша, круглая, как выскобленный кокос, оказалась прямо перед ним. Была ли она здесь все это время? Валентайн с подозрением принюхался.
— Это просто кое-что, чтобы помочь тебе во время церемонии. Оно не имеет вкуса.
Валентайн выпил. За секунду до того, как его сознание померкло, он заглянул в «зеркало». Сначала он увидел свое лицо. Затем лицо Мага, затем волчью морду. Образы молниеносно сменяли друг друга.
Маг, он сам, волк, Маг, он сам, волк, Маг, он сам, волк… Только глаза были все время одни и те же. Но это были не его глаза. И не Аму. Глаза волка. Валентайн понял, что смотрит только в эти глаза, в то время как они меняют обладателя, сохраняя ледяной голубой взгляд.
Молодой Волк проснулся и окунулся в ошеломляющий водоворот запахов и звуков. Сосновые иголки, плетеные коврики, сухой лишайник на стенах и спящие Волки — все это, казалось, переполняло его мозг. Он слышал, как бьются сердца животных, будто взял стетоскоп. Их дыхание звучало для него ураганом.
Это слишком! Слишком!
Он подпрыгнул вверх и рванул прочь от спящей стаи, как снаряд из катапульты, и ударился со всей силы о стену.
Дэвид, успокойся. Твои чувства просто немного обострены, вот и все.
Голос Аму в его голове звучал монотонным, успокаивающим шепотом. Я тебе помогу в первые дни, потом сам будешь справляться. Ты должен научиться переключать свои ощущения между двумя уровнями — «высоким» и «низким». Ты должен научиться слышать сначала мягкими ушами и нюхать сначала мягким носом. Твердый нюх и твердые уши тебе пригодятся потом, чтобы чувствовать на расстоянии.
— Где ты? — спросил Валентайн, и услышал эхо своего голоса во внешней пещере, той самой, где он ждал встречи с Магом вместе со всеми.
Я соединил нас. Я тебя не очень хорошо понимаю. Я не так одарен, как другие, в общении с людскими мыслительными формами. Я просто получаю информацию о твоих эмоциях. Тебе нужно глубоко вдохнуть, наполнить легкие воздухом и расслабиться. Задвинь все мысли в самые тайные уголки твоего разума. Расслабь глаза, пусть зрение будет не четким, расслабь уши, пусть они отдохнут и услышат тишину пустоты, расслабь нос, и пусть он вдохнет жар светящегося клубка.
Валентайн попытался расслабиться, но запах и шум спящих Волков продолжали грохотать в его голове. Он почувствовал, что у него кружится голова.
Ты отлично справляешься. Я думаю, у тебя талант. Попробуй выйти из пещеры тем же путем, что пришел.
От занавеса повеяло чем-то терпким, когда Валентайн отодвинул его и быстро пошел прочь. Его ноги вдруг зашагали слишком быстро, и он рухнул на пол, как заводная кукла, споткнувшаяся о препятствие. Он попытался подняться, но потрескивание пламени свечей отдавалось в ушах, как удары хлыста.
Равновесие! Нет, все еще не так. Дай-ка я помогу.
Валентайн почувствовал, что какофония стихает.
Он добрался до другого занавеса, но, когда открыл его, зловоние заплеванной пещеры ошеломило его.
Внутренности восстали, и Валентайн добавил свою лепту в вонючую лужу на полу.
— Хорошо прошло, — прогрохотал голос одного из Волков. Валентайн в тревоге прыгнул к выходу, но не смог справиться со своим телом и промахнулся. Он отскочил от немилосердного камня, со лба текла кровь.
Жидкость, отдающая медью, просочившись в ноздри, почти лишила его обоняния.
Дыши, дыши, держи равновесие. Попробуй выползти из пещеры. У тебя все идет хорошо.
Молодой Волк чувствовал себя отнюдь не хорошо.
— Черт, Отец Волк, видать, его совсем наизнанку вывернул, — услышал он позади приглушенный шепот
