долгом поцелуе. Когда поцелуй наконец завершился, Саманта начала ворковать, что мол, безумно соскучилась, а Герберт восторженно смотрел на нее.
Ошеломленная Фелисия заметила, что даже голос у Саманты изменился. Он зазвучал гораздо ниже и выразительнее, в нем появились бархатные, чувственные нотки. Фелисии было совершенно ясно, что незаурядный актерский талант Саманты Дэнкс не был заживо погребен в глуши захудалого Эксетера. Этот талант постоянно развивался и оттачивался.
Фелисия как завороженная наблюдала за этой действительно прекрасной парой и не сразу заметила, что миссис Ризби не сводит с нее возмущенного взгляда. Фелисия и сама понимала, что ей следовало бы как можно скорее отправиться в кабинет, но это было выше ее сил.
Герберт поднял голову и, заметив Фелисию, дружески ей улыбнулся.
— Вот и мисс Роули! — произнес он таким тоном, словно только и ждал ее появления.
Домоправительница пробормотала что-то насчет чая и поспешно удалилась.
Саманта тоже обратила наконец внимание на то, что, кроме них с Гербертом, в холле есть кто-то еще. По ее лицу скользнуло знакомое Фелисии надменно-удивленное выражение.
— Это мисс Роули, моя ассистентка. Я, кажется, упоминал, — пояснил Герберт, заметив недоумение жены.
Саманта немедленно расцвела улыбкой.
— Здравствуйте, мисс Роули! Добро пожаловать!
К немалому удивлению Фелисии, Саманта протянула ей руку. У нее оказались тонкие и довольно цепкие пальцы. И таким же цепким был взгляд ее темных непроницаемых глаз. Во время этого короткого рукопожатия Саманта, стоя к мужу спиной, даже не думала улыбаться. Она оглядела Фелисию с головы до ног, при этом в ее взгляде сквозило едва заметное беспокойство. Красивые губы были недружелюбно поджаты, и Фелисия, как и в прошлый раз, обратила внимание на их опущенные уголки. Впрочем, они немедленно изменили свое положение, едва Саманта обернулась к мужу.
— Милый, а не отпраздновать ли нам твое возвращение?! — воскликнула она с излишней, по мнению Фелисии, восторженностью.
Столь искренняя привязанность к мужу, конечно, похвальна, но Герберта не было дома всего двое суток. Стоит ли переигрывать? Но Герберт, видимо, ничего не имел против столь пылких проявлений нежности.
— С удовольствием, милая! Сегодня же вечером и отметим в нашем любимом маленьком ресторане. В том самом, помнишь?
Саманта весело захлопала в ладоши.
— Это великолепно! Что ж, вам пора работать. Не буду вам мешать. — И вновь обратилась к мужу с игривым лукавством: — Пойду готовиться к сегодняшнему вечеру. Ты будешь ужинать с самой очаровательной женщиной Англии.
— Я бы сказал, всей Европы и Америки, — весело отозвался Герберт.
Саманта начала подниматься по лестнице. Едва она повернулась спиной к мужу, как с ее лица исчезло всякое подобие радости и оживления. Теперь на нем было выражение усталости и угрюмой скуки. Казалось, она была бы рада оказаться где угодно, лишь бы не в «том самом маленьком ресторане», в котором ей предстояло провести вечер с горячо любимым мужем.
Фелисия не сомневалась, что вся эта комедия с голубиным воркованием и нежными улыбками разыгрывается исключительно для Герберта. Саманта, очевидно, не считала нужным принимать в расчет то обстоятельство, что какая-то там ассистентка может с легкостью догадаться о ее истинных чувствах.
Сам Герберт Фэйрфакс тем временем отдавал краткие распоряжения насчет своего багажа.
— Я вернулся не с пустыми руками, — пояснил он Фелисии, пока они направлялись в кабинет. — И кстати, у меня есть для вас новости. Но обо всем по порядку.
Они вошли в кабинет, и вслед за ними подоспел и шофер, неся в руках четырехугольный плоский предмет, тщательно упакованный в плотную бумагу.
— Спасибо, Уильям, — сказал Герберт и указал на стол Фелисии, — положите туда.
Герберт принялся осторожно освобождать предмет от упаковки.
— Это картина? — Фелисия с любопытством наблюдала за ним.
— Не совсем, — отозвался Герберт, снимая последний слой бумаги. — Ну вот, что вы об этом скажете?
К удивлению Фелисии, это оказалась именно картина. Массивная золоченая рама была великолепна, но вот само произведение не вызывало особого восторга. На переднем плане был изображен фонтан, возле которого прогуливались дамы, разряженные по моде позапрошлого века. Чуть поодаль располагалась башня, центральную часть которой занимали несоразмерно крупные часы. Краски картины выглядели яркими и сочными, но детали были выписаны кое-как.
— По-моему, это безвкусица, — сказала Фелисия, храбро глядя в лицо своему нанимателю.
Она была готова к тому, что Герберт рассердится и упрекнет ее в невежестве. Но ведь он сам спросил, что она об этом думает. К ее удивлению, Герберт снисходительно улыбнулся и кивнул:
— Пожалуй, в чем-то с вами можно согласиться. Применительно к канонам живописи, это вовсе не шедевр. Но приглядитесь. Вы не замечаете ничего необычного?
Фелисия послушно вгляделась в картину. Она слегка наклонилась над столом, и вдруг ее брови изумленно взлетели:
— Часы идут?!
Герберт одобрительно кивнул.
— Вот вы и разгадали секрет этой вещицы, — весело произнес он. — Я приобрел ее по просьбе одного из наших клиентов, вам еще предстоит с ним познакомиться.
— А чья это работа? — осторожно поинтересовалась Фелисия.
Она не была уверена, следует ли ей как специалисту в области искусств задавать подобные вопросы. Что, если ей следует знать такие вещи, а она легкомысленно обнаруживает свое невежество?
— Одного из пражских мастеров начала восемнадцатого века, — отозвался Герберт. — К сожалению, его имя неизвестно. — Он провел рукой над стилизованными под картину часами.
— Как видите, вещь выдержана в стиле австрийского бидермейера, — пояснил он. — Он был в большой моде и в Германии, и в Чехии, и в Австро-Венгрии. Преувеличенное внимание к бытовым мелочам — отличительная черта этого стиля, его ни с чем не спутаешь.
Фелисия промолчала. Видимо, Герберт догадался, что она не имеет ни малейшего понятия об этом мудреном стиле, и в тактичной форме дал ей необходимые разъяснения.
— Неудивительно, что вещь показалась вам безвкусной, — продолжил Герберт. — Вы, очевидно, находите ее мещанской?
Фелисия кивнула.
— В ней действительно есть что-то мещанское. К тому же мне не очень нравится основная идея — помещать часы на картину.
— Пожалуй, вы правы, — задумчиво произнес Герберт. — В те времена подобного рода вещицы пользовались большим спросом у обеспеченных обывателей. А вот у аристократии они успеха не имели.
При этих словах Фелисии показалось, что Герберт как-то особенно на нее посмотрел. У нее упало сердце. Что, если он каким-то образом узнал об их с Нэнси афере, и вся эта сцена с часами-картиной была затеяна, чтобы разоблачить эксцентричную дочь английского лорда? Фелисия почувствовала себя очень неуютно.
— В наше время стоимость этой вещицы многократно возросла, — продолжал Герберт как ни в чем не бывало. — Но, как вы сами понимаете, она ценится не столько как произведение искусства, сколько как предмет старины.
Похоже, мистер Фэйрфакс и не догадывался, какие переживания вызвало в душе его ассистентки вполне безобидное замечание. Фелисия внутренне посмеялась над собой. Вот что значит прибегать ко лжи — на каждом шагу начинают мерещиться всякие ужасы.
— Да, так вот насчет новостей, — неожиданно сменил тему Герберт. — Нам с вами предстоит поездка в Лондон.
Фелисия решила, что ослышалась. Она поедет в Лондон вместе с Гербертом, они будут там только
