Кихару Накамура
Исповедь гейши
Что побудило меня написать эту книгу
Нью-Йорк, летние каникулы 1982 года.
Каждый год в конце июля меня неизменно посещает многочисленная японская поросль — сыновья, дочери, племянники и племянницы моих близких приятелей. Среди них были и такие, кто целых три года приходил ко мне с одним заплечным мешком. Моя двухкомнатная квартира превращалась в своего рода летний лагерь, где все спали вповалку на татами.
«Вас тут как сельдей в бочке», — шутила я. Но, поскольку они чувствовали себя замечательно, была довольна и я.
Среди молодежи была Юмико, удивительно милая девушка. Она бывала у меня каждый год. Она окончила двухгодичные курсы и теперь работала.
— В Нью-Йорк приезжает мой друг, — объявила мне моя дорогая Юмико. — Хироси — иллюстратор. Я сказала ему, что еду в Нью-Йорк, и он решил по возвращении из Европы завернуть сюда на пару дней.
Итак, приятель Юмико приехал в Нью-Йорк. Он оказался очень симпатичным юношей. Несмотря на свою профессию, он еще был почти без средств, так как был еще слишком молод. Поскольку Хироси еще нигде не остановился, я предложила ему ванну, затем накормила его, а после решила помочь устроиться в гостинице. Но мест нигде не оказалось.
— Ничего страшного. Ты можешь переночевать у меня, — предложила я ему.
Юмико и я легли в передней комнате, а ее приятель Хироси — в задней, которая, собственно, была моей спальней.
Через пять дней в Нью-Йорк приехал старший брат Хироси, который был редактором в издательстве. В отличие от Хироси для него издательство забронировало номер в гостинице. В своем выборе фирма руководствовалась дешевизной — гостиница располагалась в довольно злачном месте, вероятно, и находиться там было небезопасно. Поэтому мы решили подыскать другую комнату, но ничего не вышло.
Я чувствовала себя в роли «заботливой наседки» и посчитала, что невелика разница, ночуют у меня два или три человека. Я поселила брата Хироси вместе с ним в задней комнате.
Сам брат, господин Уэмура, вел дела издательства в Нью-Йорке. Он должен был вести переговоры с писателями и уходил рано утром. Когда Хироси, его брат и Юмико возвращались, мы проводили вечера в беседах. Господин Уэмура проявил профессиональный интерес к тому, что говорила я.
— Вы очень увлекательно рассказываете. Не хотите ли это изложить на бумаге?
— Нет, что вы, — отмахнулась я. — Чесать языком — это я еще могу, но царапать пером — увольте.
— А вы все же попытайтесь. Мне кажется, что вышло бы весьма любопытно, — горячился он. — Представьте, будто бы пишете письмо на двух-трех страницах. Ведь с письмом вы справитесь?
— Ну, письма я все же могу писать, но из меня выйдет неважный сочинитель. Да я об этом и не думала, — возразила я.
— Все же напишите-ка мне письмо, если у вас появится такое желание.
Юмико и Хироси вернулись в Токио раньше господина Уэмуры, не успевшего еще завершить свои дела. Среди постоянных хлопот о письме я вовсе забыла.
Однажды вечером мне позвонил приятель. Господин Синдо, художник, был очень взволнован и настаивал на встрече в ближайшую субботу. Его тон меня немного удивил. Обычно он спрашивал, найдется ли у меня время, но на этот раз он чуть ли не приказывал. Затем к телефону подошла его жена и также стала настаивать.
Она подробно объяснила, что у них есть давний приятель, глава известного нью-йоркского издательства. Этот близкий друг и его супруга — поклонники всего японского. Они собрали ценную коллекцию японских картин, керамики и лаковых миниатюр, которые я позднее увижу. Эта супружеская пара совсем недавно приступила к строительству дома в японском стиле в пригороде Нью-Йорка. Для изготовления татами, раздвижных дверей и резных украшений они пригласили мастеров из самой Японии.
По завершении строительства дома они хотели устроить своего рода новоселье в японском духе. Мак, секретарь домовладельцев, уже договорился с одним известным японским рестораном. Прислуга должна была быть в кимоно. Хозяйка же наряду со званым обедом захотела устроить японское представление.
Мак знал японку, играющую на кото, и хотел пригласить ее.
— Да, этот продолговатый инструмент с множеством струн я видела в кино и на картинах и слышала, как он чудно звучит, — согласилась хозяйка. — Но мне никогда еще не доводилось слышать сям исэн и наблюдать японский танец. Возможно, есть умеющие играть на ся-мисэне, танцевать и как-то изъясняться по-английски.
— У меня есть подруга, в прошлом настоящая симба-си-гейша. Она может изъясняться по-английски и в состоянии ответить на вопросы гостей. Как мне представляется, это то, что надо, — предложил ей художник Синдо.
На следующий же день после полудня секретарь Мак представил супругам исполнительницу на кото. Та потребовала весьма высокую плату и согласилась исполнить на званом обеде два номера. Когда все было оговорено, она спросила по-японски, будет ли кто-то еще выступать, помимо нее.
— Да, мы собираемся пригласить нашу приятельницу Кихару из Симбаси, бывшую некогда гейшей, — ответил господин Синдо.
— Однако мне было бы неприятно сидеть рядом с проституткой. Прошу, откажите ей, — потребовала исполнительница на кото.
— Похоже, вы просто не представляете, что такое симбаси-гейша. Откуда вы вообще родом? Я не позволю, чтобы мою лучшую подругу оскорбляла какая-то деревенщина! — яростно обрушился на нее господин Синдо.
— Для меня японка, презирающая других японцев, не представляет интереса, — заявил хозяин, когда ему рассказали о произошедшей стычке. Таким образом, исполнительнице на кото было отказано. По этой причине столь срочно потребовалось мое выступление. Этим и объяснялся взволнованный тон самого господина Синдо.
Вечером я принесла свой сялшсэн. Сам инструмент родом из Египта, откуда он с декой из змеиной кожи попал через Индию в Китай, а оттуда в Японию. В Америке к нему относятся не очень хорошо, так как люди здесь воспринимают кошек как домашних животных, а сямисэн впоследствии стали обтягивать кошачьей кожей. Я сыграла инструментальные прелюдии «Таки-нагаси» и «Тикумагава», а также «Танец цветов». По просьбе я исполнила еще кое-что из первого акта оперы «Мадам Баттерфляй». Публика была в восторге. После званого обеда я переоделась и станцевала танец с опахалом «Весенние страдания», где роль рассказчика взял на себя господин Синдо. Так как я могла ответить на различные вопросы гостей, те были весьма довольны, да и я сама неплохо развлеклась.
Потом меня стала угнетать одна мысль: никак не выходило из головы замечание той исполнительницы на кото, что она не желает сидеть рядом с проституткой. Если бы мы с ней были знакомы и я сама или мое поведение могли бы оказаться для нее неприятными, я бы это поняла. Но мы никогда не встречались. Тем не менее она обозвала меня проституткой, поскольку я была гейшей. Здесь уже была затронута честь симбаси-гейши. Пусть она и была деревенской простушкой, но ведь многие японцы и американцы неверно представляют себе занятие гейши.
Я решила обязательно написать и объяснить людям, что же такое симбаси-гейша, чтобы остальной мир не презирал нас. Ради моих старших подруг и сменивших нас молодых гейш мне хотелось рассказать, что же в действительности представляют собой гейши. Я стала писать господину Уэмуре письма на двух-трех страницах, которые тот собирал, и из них выросла книга «Мемуары гейши», которая была очень хорошо принята в Японии. Затем я опубликовала вторую часть, о послевоенном времени.
Я рада, что в прошлом году был снят телевизионный фильм, а исполнительница главной роли Огиномэ Кэйко получила приз. Она прекрасно сыграла героиню Кихару в молодом возрасте.
Но дело на этом не закончилось. Пятого июня прошлого года поведанная мной история была выведена на подмостки театра «Симбаси». Опять же заглавную роль с присущим ей блеском исполнила Огиномэ Кэйко. Вместе с Мицутани Ёсиэ и Намино Курико она растрогала публику до слез.
