такая демонстрация была бы равносильна объявлению войны. Заканчивая это частное письмо Нессельроде, Матушевич писал: «Между тем, чем больше я об этом думаю, тем меньше я могу усмотреть пользы, которую нам принесла бы война, нами вызванная».
На другой день после отправления этого письма герцог Велингтон подал в отставку, и лорд Грей был назначен премьер-министром, а Пальмерстон — статс-секретарем по иностранным делам. Несмотря на перемены в английском правительстве, курс его политики в бельгийском вопросе оставался прежним: не допустить военного вмешательства в бельгийские дела.
Серьезные опасения великим державам, в особенности Англии, Австрии и Пруссии, внушала позиция Франции. В случае присоединения Бельгии к Франции последняя, владея Антверпеном, постоянно угрожала бы Англии; владея Маастрихтом и Люксембургом, — Австрии и Пруссии. Для Франции оказание помощи нидерландскому королю означало бы восстановление Нидерландского королевства, создание которого в 1815 г. было направлено против самой Франции, и трудно было ожидать от нее в тот момент, чтобы она приняла участие в восстановлении невыгодного для себя положения только для того, чтобы доказать преданность договорам 1815 г.
Как только было получено известие о бельгийских событиях, французский министр иностранных дел заявил прусскому послу, что Франция не может допустить, чтобы иностранные войска вступили в Бельгию для подавления восстания, и что всякое вооруженное вмешательство заставит Францию объявить войну вмешавшемуся.
Что же касается Пруссии, то она могла свободно распоряжаться своей армией. Однако после такого решительного заявления Франции Пруссия отказалась от первоначального замысла оказать военную помощь Вильгельму I для подавления восставших бельгийцев. Россия пыталась сломить Пруссию. В докладе Нессельроде Николаю I по этому поводу говорилось: «Графу Дибичу не удалось побудить Пруссию к изолированному выступлению, которое она считает слишком запоздавшим, чтобы спасти крепости, и слишком компрометирующим по отношению к Франции, чтобы согласиться подвергнуться риск у подобной комбинации. С другой стороны, она признает необходимость совместного выступления четырех держав и имеет в виду предпринять необходимые шаги, чтобы вызвать мероприятия и декларации, вследствие которых статьи существующих договоров были бы немедленно применены к восстанию в Бельгии»[342].
Австрийский император, ссылаясь на «гемрафическое положение» своей страны, отвечал, что может оказать Голландии только моральную поддержку. Слабость австрийской армии и необходимость держать сильные гарнизоны в верхней Италии, где национально-освободительное движение получило после Июльской революции во Франии новый импульс, исключали всякое участие монархии Габсбургов в войне против Бельгии, а стало быть, и Франции.
Таким образом, интервенцию в Бельгию не поддержала ни одна из великих держав, и обсуждение бельгийского вопроса решено было передать на рассмотрение у частников Лондонской конференции.
Прежде всего европейским дипломатам предстояло решить вопрос о том, в каком составе собраться на Лондонской конференции и как быть с Францией, где революционное движение в июле 1830 г. свергло законную династию. Casus foederis, предусмотренный в союзном договоре четырех государств 20 ноября 1815 г., остался неиспользованным, и правительство Луи-Филиппа, несмотря на свое революционное происхождение, было признано другими великими державами. Обнаруженное коалицией внутреннее бессилие по этому пункту ее программы, естественно, отразилось и на позиции, которую она должна была занять по отношению к Голландии. Было очевидно, что для решения бельгийско-голландского конфликта нужно искать иной форум, чем коалиция и действия вчетвером, так как уже в самом начале октября между Англией и Францией шли переговоры о Бельгии и участие правительства Луи-Филиппа в решении конфликта Лондон считал совершенно необходимым. Николай I, вначале настроенный против участия Франции в конференции, в конце концов вынужден был уступить настояниям остальных держав. Таким образом, бельгийский вопрос был перенесен на более широкую арену переговоров между пятью великими державами.
Лондонская конференция открыла свои заседания 2 ноября 1830 г. Участниками ее были представители пяти держав: от России — Ливен и Матушевич, от Англии — лорд Пальмерстон, от Франции — Талейран, от Австрии — Эстергази и Весенберг, от Пруссии — фон Бюлов.
Первым формальным актом Лондонской конференции был протокол от 4 ноября 1830 г., по которому предлагалось обеим сторонам прекратить военные действия и каждой из них вывести свои войска за пределы той линии, которая разделяла Голландию и Бельгию до 1814 г. Это перемирие должно было дать возможность пяти державам обсудить создавшееся положение и найти компромиссное решение, которое так или иначе учитывало бы противоречивые интересы. До тех пор, пока возможность иностранного вмешательства в целях подавления бельгийской революции не была отвергнута, предметом внимания и забот была Голландия; теперь центром стала Бельгия, вопрос о ее самостоятельном существовании и положении в Европе.
Великие державы не пошли по пути принудительного возвращения Бельгии к повиновению. Самой активной противницей этого плана выступила Франция, провозгласившая принцип невмешательства. Из числа остальных держав первой убедилась в невозможности реставрации в Бельгии старого порядка Австрия, которая готова была при знать независимое существование этой страны. При этом Австрия ставила два условия: чтобы новое государство не разрывало полностью своих связей с Голландией и было поставлено по отношению к ней в такое положение, которое исключало бы возможность присоединения Бельгии к Франции; чтобы от освобождения бельгийцев не пострадала та система укреплений, которая была воздвигнута в Нидерландском королевстве по настоянию России, Австрии, Пруссии, Англии.
Позиция России по данному вопросу была почти так ой же, как и у Австрии. Задачей конференции, по убеждению России, должно быть «умиротворение Нидерландского королевства посредством изменения условия соединения между Бельгией и Голландией, но с сохранением неприкосновенности этого государства под властью Оранского дома и с полной безопасностью крепостей, охраняющих его независимость». Позиция Англии была менее определенной. Английскому министерству трудно было сразу согласиться с отказом от дальнейшего существования объединенного Нидерландского королевства — детища английской дипломатии.
Однако был один пункт, по которому между Англией, Россией, Австрией и Пруссией была полная солидарность, — они всеми силами старались не допустить присоединения Бельгии к Франции. Все четыре державы готовы были пойти на компромисс, весь смысл которого сводился к тому, чтобы относительная независимость Бельгии явилась вместе с тем и независимостью ее от Франции. Заставив последнюю признать эту независимость, они рассчитывали избегнуть французских домогательств, которые иначе пришлось бы устранять войной.
Францией в данном вопросе руководили иные соображения: ее целью было ослабить по возможности или совсем уничтожить направленную против нее и проходившую вдоль ее границ оборонительную линию крепостей Нидерландского королевства: этому способствовали события, совершившиеся в Бельгии. Поэтому первой задачей Франции было добиться от других держав согласия на ликвидацию Нидерландского королевства.
Первый пункт инструкций, данных Талейрану французским правительством, гласил: «…мы полагаем, что единственный возможный базис соглашения при существующих обстоятельствах заключается в том, чтобы Бельгия была отделена от Голландии и сделана независимым государством под властью суверенного государя»[343].
Этот пункт обосновывался тем соображением, что обстоятельства не дают возможности бороться с совершившимся фактом: путем советов нельзя надеяться подействовать на бельгийцев, а принудительные средства исключаются французским принципом невмешательства. Второй пункт инструкции отражал то беспокойство и неудовольствие, которое внушало Франции существование голландской военной линии вдоль ее северо-восточной границы. Он гласил: «Вы должны прежде всего устранить все предложения, которые могли бы быть вам сделаны, о поручении охраны какой-либо из бельгийских крепостей какому бы то ни было иностранному гарнизону»[344]. Эта часть инструкции доказывала, что французское правительство искало выхода из тягостного положения, создавшегося
