жителям посёлка — никто ничего не понял. Наши научные технологии настолько разошлись, что мы просто не поймём друг друга. Надо начинать с первого класса физики, хотя у нас нет такого предмета. Я к тому, что переломить твои стереотипы, чтобы ты понял суть наших технологий, мне не удастся. Поэтому я не догадалась о многих вещах для выживания, когда осталась одна, о которых догадался ты. Тем не менее, я не тупа и глупа. Если представить войну между нами мирами, то я затрудняюсь сказать, кто бы выиграл. Наши цивилизации очень разные, но по силе примерно равны.
— Ребята, — перебил нас Антонович, который всегда больше вдавался в секреты архитектуры и самогоноварения, чем в тайны мироздания, — а о чём это вы там разговариваете?
— А тебе не кажется, — махнул я рукой соседу, чтобы он подождал, — что для честной конкуренции. Ведь ты предполагала, что всё это похоже на конкурс на выживание, что для честной конкуренции сюда закидываются цивилизации примерно одного уровня?
— Может быть, — согласилась Миа, — кстати, если отбросить то, как надо мной поработала наша наука, я была бы такой, как ты. Ни ночного зрения, ни быстроты реакции, ни феноменальной памяти. Но всё равно ты мыслишь по-другому. Поэтому у тебя многое выходит лучше.
— Ты хочешь сказать, что ты могла бы дать нам такие способности?
— А ты мне из известняка сваяешь автомат, который был у десантника? Петя. Чтобы сделать такой автомат, нужно пройти путь развития в не одну тысячу лет. Может сотню, если ты знаешь все технологии. Также и у нас. Вот ты знаешь технологию выплавки железа? Досконально, я имею ввиду. И это только крошечный путь к автомату. Так вот я даже не знаю этого крохотного шага на пути к технологиям, разрабатывающим такие способности. Это целая отдельная мощная отрасль нашей промышленности. Я специализировалась совершенно на другом.
— На чём, если не секрет?
— В вашем мире это что-то, похожее на археологию.
— Мда, — протянул я, — археолог, эколог и архитектор-самогонщик. Тяжело же нам будет выжить.
— Пикаи! — воинственно потряс копьём Пятница, будто понимая, о чём мы говорим.
— Все хорошие идеи рождаются на стыке наук. — Не согласилась со мной Миа.
— Меня вот, что напрягает. Если наша теория о равной силе цивилизаций, попадающих сюда, верна, то… рептилии… они тоже… нам равны…
Миа всё поняла и сильно о чём-то задумалась:
— Но они же жрали людей!
— И что!? То, что мы жрём рыбу, ещё не говорит, что мы не разумны.
— Но рыба ведь нецивилизованна.
— В нашем понятии — да. Но мы не знаем о понятиях рыбы. Может в глазах рыб мы варвары, пожирающие разумных существ. В понятии рептилий мы тоже можем быть не разумны. Слишком разные цивилизации.
— Но по силе равны. — Выдохнула Миа.
— Народ, — не выдержал наконец Антонович, — заканчивайте вы брехать почём попусту. Рыба готова — и если кто-то слишком уж разумен, то может от неё отказаться. Я лично съем.
Антонович выискал в песке флягу с самогоном, взболтнул мутную жидкость:
— Ну, за цивилизацию! — приложился он к горлышку и, моментом спустя, передал флягу мне.
— Чтоб не сдохнуть! В том числе от этой жидкости! — сказал свой тост я, передавая сосуд Мии.
Самогона у нас было только, чтобы сказать каждому по одному тосту. Поэтому говорил каждый.
— За любовь! — другого я от неё и не ожидал. Что возьмёшь? Женщина.
Пятница проникся общим духом, понюхал содержимое фляги, причём было видно, что с жидкостью он этой знаком, и тожественно держа копьё в одной руке, а флягу в другой, произнёс:
— Как коечо Кочегар, Серебранае птицо, Антоновесч, Пятницо. Пистачо пив лендрочо ар!!!
И маханул все остатки.
— Что он имел ввиду? — поинтересовался я у Мии.
— Не знаю, — призналась она, — я знаю ещё очень мало его слов.
Рыба оказалась очень вкусной, или мне так после ста грамм показалось. Тем более, что никто не сдох. И это радовало.
Утром мы отправились достраивать плотину. Уже вчетвером.
— Маниок — наставительно показал пальцем Антонович, взяв при этом Пятницу за плечо.
— Кассава! — Ответил тот и подскочил к растению.
Никого не спрашивая он начал отбрасывать грунт, которым мы с Антоновичем терпеливо окучивали растение.
— Постой, — остановил я рвущегося на защиту маниока соседа, — по-моему он знает, что делает.
Отбросив грунт, Пятница как-то хитро взрыхлил тупым концом копья почву под корнями, потом медленно начал протыкать почву остриём, будто прощупывая что-то под землёй. Закончив это, подросток сбегал к ручью, отобрав у Мии строительную каску, прибежал уже с водой. Начал её небольшими порциями заливать в проделанные дырочки. Залепил из задерьмованной почвой. Сбегал к ручью ещё раз. Снова насыпал плодородного грунта и, непрерывно разминая его в руках под струёй воды, вылил всё содержимое каски.
Работал он так споро и серьёзно, что ни у кого из нас троих даже мысли не возникло усомниться в его профессионализме.
Подросток отошёл в сторону и внимательно осмотрел растение. Удовлетворённо хмыкнул, после чего начал отламывать чем-то ему приглянувшиеся верхушки веточек.
— Я этого не выдержу. — Простонал Антонович, глядя на это святотатство.
Пятница, тем не менее, наломал таких верхушек несколько горстей и пошёл к одному из каналов, прорытых нами. Осмотрел он их весьма скептически. Походил туда сюда, нашёл зачатки нашего огородика. Опять одобрительно хмыкнул. Поводил копьём туда сюда, рисуя на почве какие-то узоры, которые моментально заполнились водой. Потом, со знанием дела, воткнул в перекрестья водных артерий добытые им черенки. Повернулся к нам с видом, что дело сделано.
— Фермер! — наконец с уважением произнёс сосед.
Достройка заградительной дамбы заняла у нас совсем немного времени. Пятница работал как негр, что в некоторой мере и являлось правдой. К окончании строительства мы решили сделать ещё несколько грядок в нашем огородике и сходить за удобрениями. Миа Пятницу забрала, сославшись на то, что ей необходимо продолжить изучение его африканского языка.
Для нас с соседом копание в дерьме всегда было сродни раскопкам на поле чудес. Каждый раз находили какие-нибудь новые предметы. Вот и на этот раз мы угодили в 'угольный разрез' десантника. Промыв непонятный комок фекалий в воде разжились прекрасным синтетическим камуфляжем. Мне он был велик, а вот грузный Антонович превратился в матёрого спецназовца.
— Жарко, — сказал он, — надо будет подрезать его немного.
Кроме этого нашёлся ещё один нож. Было видно, что качество стали у него отличное, но нож изрядно пострадал от желудочных соков и коррозии. В принципе — это не проблема. Заточим. Также нашёлся пистолет и несколько обойм к нему. Всё это находилось в аховом состоянии. Однако свинец, порох, медь. Всё это было жизненно необходимо. Тот же самый свинец неплохо можно было использовать в качестве грузил на донки.
Во время всего этого я обратил внимание на купол парашюта, который прикрывал наше дерьмо (рептилий по происхождению, наше по принадлежности). А ведь у меня имеется и первый купол от парашюта.
— Антонович, — озвучил свою мысль я, — может палатки из ткани соорудим? Матрасы сошьём?
— Жалко, — сказал сосед, — навряд ли нам ещё такой же хороший десантник попадётся. А вдруг мы мореплавание освоим? Пятница вон сколько плыл! Задолбёмся грести, если плот построим. А вот парус — вещь редкая. Ткань парашюта специально создана, чтобы противостоять воздушным потокам. Лучшую ткань для паруса ни за что не придумаешь. А ты её на матрасы. Петя, ты не дальновиден.
— Пока мы освоим мореплавание… Но из парашюта, в котором я раскурочил стропы, можно сделать
