самому. Но вот за окном ночь, и поезд стучит на стыках рельсов, и до Вены еще «пилить и пилить», а сна ни в одном глазу. То ли молодость вторая спать не дает, то ли мысли «разные», то ли близость Тани…
«Спит или делает вид?… Не лишено…» — Думает Олег, удаляя за ненадобностью громоздкие черновики своих трудных мыслей.
И в самом деле, последнее предположение не лишено смысла. Рядом с такой женщиной разве уснешь? Таня… вот появилась здесь и сейчас… И поломала великие планы!..
Поломала, не могла не поломать, потому что потерять ее он себе позволить не мог, но и более того не посмел бы ею даже рисковать. Впрочем, он все это уже обдумал, взвесил и разложил по полочкам. Так что весь развернутый текст долгого внутреннего монолога мог быть без сожалений выброшен на свалку истории за ненадобностью. А для утреннего разговора с Жаннет у Баста имелся готовый результат. И тут, словно услышав ехидный голосок Татьяны: «Замыслы наши, может быть, великие, — а ты их знаешь? Мы моря хотим воевать…Это что же… Крылья мне подшибаете?», — чуть не выругался в слух, — ее-то планов он не знал и желания в учет не принимал — «Вот и поговорили… бы… «
Он тихо встал, намереваясь выйти покурить в коридор, но его остановил ее совершенно лишенный и тени сонливости голос:
— И для этого ты покупал купе первого класса?
— Не хотел тебя тревожить, — пожал он плечами, встречая ее взгляд из-под ресниц.
— Кури уж, я не сплю, — усмехнулась она в ответ и включила настольную лампу, из-под абажура полился мягкий розовый свет.
— Выпить не хочешь? — спросил Баст, возвращаясь на диван.
— «Заметьте, не я это предложила», — сказала Татьяна, подняв бровь, — Барон, вы алкоголик?
Олег знал эту «игру» российских женщин — это как в армии комплекс опознавания «свой-чужой», — не узнал цитату — «чужой», с тобой и общаться будут как с чужим, а еще и круг твоих интересов прощупают и интеллект проверят…
— Не алкоголик, и не барон, — Баст достал из кармана фляжку и поболтал ею в воздухе, давая Жаннет возможность, услышать аппетитное бульканье. — Я Риттер — то есть, рыцарь, мадемуазель, а это французский коньяк. Вернее арманьяк, но сути дела это не меняет.
— А вы, женщина, — лейтенант? — добавил «отзыв» Олег уже от себя, слегка переделанной цитатой из «Гусарской баллады».
Татьяна улыбнулась и, уходя от скользкой темы, спросила:
— А ты знаешь, что арманьяк производят совсем недалеко от тех мест, где родился д'Артаньян?
— Да что ты говоришь?! — Удивился Шаунбург, он никогда, кажется, не знал, где на самом деле находятся все эти французские Шампани, Коньяки и прочие Божоле.
— Ты не знал! — Победно улыбнулась Жанна. — Ладно, дай мне глотнуть. Только совсем чуть- чуть.
— А я много и не дам! — Баст демонстративно налил ей арманьяк в тот наперсток, который служил его фляжке крышечкой.
— Все ясно: жмот!
«Черт, а это откуда? Какой-то фильм…» — попытался вспомнить Олег…
— Мы, немцы, народ прижимистый, — улыбнулся Баст, сделав порядочный глоток. — Ты разве не знала?
— Знала, — серьезно кивнула она и выпила свой «грамм». — Все боши свиньи и скупердяи!
— Ну, что ж… — Олег достал сигарету, повертел в пальцах, подыскивая правильные слова, но потом решил, что дело не в форме, а в содержании, и заговорил, так и не прикурив: — Через три года здесь начнется война, — сказал ровным голосом. — А в Союзе чистки, считай, уже начались…
— Так! И? — Таня тоже смахнула с лица веселость.
— Я к тому, что Южная Америка далеко и в отличие от Африки имеет вполне цивилизованные города, где…
— Что, правда? — именно этим, ехидным голосом, что Олег «услышал» и спросила Татьяна.
— Вполне. Чили, Бразилия, Аргентина, в конце концов! — не повелся Олег.
— «Зачем нам, поручик, чужая земля?» — Пропела вдруг Таня.
— Мне незачем, — пожал плечами Ицкович. — Я…
— Спасибо, Олег, — как-то неожиданно мягко и душевно сказала Таня, не отводя взгляда, ставшего, напротив, неожиданно твердым. — Но никуда мы не поедем.
«Мы! Или она просто?..»
— Я не о себе забочусь.
— Я поняла, — кивнула она. — Но ты себе никогда этого не простишь. И мне не простишь.
— Не простишь! — Повторила она, останавливая Олега жестом руки. — Даже если никогда слова не скажешь, все равно не простишь. А я… Впрочем, это не важно пока, — прервала она какую-то свою мысль, не захотев озвучивать. — Но ведь и я себе не прощу. Я уже думала об этом… Что ты делал в Праге? — спросила она вдруг.
— Я убил Гейнлейна, — забывшись, по-немецки ответил Олег.
— Писателя?! — Округлила глаза Таня.
— Какого писателя? Ах, вот ты о чем! — усмехнулся Олег, сообразив, в чем тут дело. — Во-первых, не Хайнлайна, который живет в США, а Хейнлейна, который лидер судетских немцев.
— И за что ты его?
— Да, в принципе, не столько за что, сколько для чего, — объяснил Олег. — Он был ключевой фигурой в 38-м, может быть без него и Мюнхен не состоится.
— Мюнхен… Ты уверен? — Уточнила Таня, не отреагировав на факт убийства.
— Ну, какая, к черту, может быть тут уверенность! — Ицкович все-таки закурил. — Я просто пытаюсь сделать то, что в моих силах. Хоть что-нибудь сделать.
— Думала об этом, к сожалению, кроме Гитлера и остальных Г, ничего не надумала, — призналась Таня и потянулась за сигаретой. — Но вдвоем-то мы больше сможем, как считаешь?
«А вчетвером? Ну, да, снявши голову, по волосам не плачут!»
— Что, правда? — Повторил ее собственную реплику Олег.
— Абсолютно!
— А… — Решиться на вопрос было, ой как, не просто, но Олег уже начал понимать простую истину: не сделанное сегодня, возможно, уже не удастся сделать никогда. — Таня я тебя…
— Не торопись! — Ее пальцы стремительно коснулись его губ, что называется, «запирая уста». — Пожалуйста! — Добавила она. — Дай мне собраться с мыслями, разобраться… с собой… Ну, ты же не маленький, должен понимать. — Грустно улыбнулась она. — И потом, после Зальцбурга я, скорее всего, должна буду вернуться в Москву.
— И вернешься? — Насторожился Олег.
— А почему бы и нет? До 37-го целый год. Снова пошлют, а если не вернусь… Нелегальное положение?
— А так легальное?
— Так я под своим именем в Париже могу появиться, а если не вернусь, искать станут. Ты же знаешь!
— Тоже верно, — кивнул Олег, в голове которого вдруг начала формироваться нетривиальная идея. Рискованная, дерзкая, но зато куда как более эффектная и эффективная, чем индивидуальный террор мелкого пошиба.
— Что? — Насторожилась Таня, почувствовав что «что-то происходит».
— Ты едешь, как курьер? — спросил он вместо ответа.
— Да.
— А вот скажи, мог бы кто-нибудь «вычислить», что ты связана с коммунистами?
— В каком смысле? — нахмурилась Таня, еще не уловившая к чему он клонит.
— Ну, кто-нибудь, кто мог бы «стукнуть» мне — немцу — что вот эта барышня была связана с французской компартией?
— Ты серьезно?
