— О, прошу прощения, мадемуазель! Прошу прощения! Я был… — зачастил он, оправдываясь. — Я был невежлив. Ради бога! Но, может быть, вы будете так любезны, взять мою визитную карточку. Если вдруг…
«Если вдруг! — Согласился с ним Олег и вошел в кафе, из которого слышалось танго. — А почему бы и нет? — Спросил он себя, садясь за столик и извлекая из нагрудного кармана пиджака крошечный белый прямоугольник визитки. —
Безумное предложение Рамсфельда показалось ему сейчас чрезвычайно интересным. Ведь певица имеет обыкновение гастролировать… Изумительное прикрытие, если подумать, — просто как у Маты Хари, а следующим летом в Берлине Олимпиада, и…
«Да, — решил он. — Это следует обдумать, но Мата Хари плохо кончила…, впрочем… «История в первый раз — трагедия, второй — уже фарс», — как утверждал кто-то очень умный… или древний?»
— Кофе и рюмку коньяка, — сказал он кельнеру и закурил.
До отправления поезда на Париж оставалось еще шесть часов, и Баст фон Шаунбург решил наведаться в немецкое посольство. В конце концов, со службы в Гестапо он никуда пока не уходил, а в Вене вполне мог оказаться и в рамках своего задания, до сего дня носившего, надо сказать, весьма расплывчатый характер. «Противодействие активности русской разведки…». Но, с другой стороны, любимец Гейдриха и Шеленберга был в СД, что называется, свободным художником, и делал, в принципе, что хотел. В рамках генеральной линии, разумеется, но, тем не менее.
«Вот именно!» — Олег бросил окурок в пепельницу, положил рядом с пустой рюмкой деньги и встал из-за стола.
Голова, как ни странно была ясная, и сердце успокоилось. Все-таки немец был той еще сволочью — прямо-таки «беовульф» какой-то, а не мужик из плоти и крови. Но Ицковичу — в его-то положении — все это было как раз, кстати, потому что, имея несколько иной жизненный опыт и темперамент, да еще и влипнув в историю с «попаданием», вел он себя последние часы, — а может быть и дни, но об этом даже думать не хотелось — не лучшим образом. Это если вежливо выражаться. То есть, без мата. Но можно и матом, разумеется, потому как заслужил.
Не застегивая пальто, Ицкович вышел на улицу. Там было прохладно и даже снег как будто совсем собрался упасть, и это было скорее хорошо, чем плохо: бодрило. Он и кашне свое роскошное — натуральный кашемир — запахивать не стал, но вот перчатки натянул. Кто его знает, как там все пойдет, а береженого бог бережет. Во всяком случае, так говорят.
«Говорят, что кур доят!» — Олег перешел улицу и решительно вошел в кондитерскую с замечательным тортом из папье-маше, выставленным в украшенной еще, по-видимому, к рождеству витрине. Внутри, как и ожидалось, вкусно пахло ванилью, корицей и сдобным тестом, а за столиком у боковой стены, откуда сквозь все ту же замечательную витрину хорошо просматривался приличный кусок улицы, сидела молодая женщина и пила кофе по-венски из большой фарфоровой чашки.
— Добрый день, фройлен! — Ицкович чуть опустил подбородок, обозначая вежливый поклон, и одновременно приподнял над головой шляпу. — Если не возражаете, я присяду к вам на минутку?
Вообще-то Олег как бы задал вопрос, но ответа дожидаться не стал, а сел за столик напротив женщины и вопросительно посмотрел ей в глаза. Бронзовая шатенка, а глаза красивые, миндалевидные, цвета «морской волны» — что-то от хромово-зеленого до кобальтово-синего — не поймешь, меняются от освещения, и как будто слегка прищуренные или чуть припухшие, словно она только что плакала. Красивые глаза.
«Что-то меня на «металлические» определения потянуло, — подумал Ицкович, — бронза, хром, кобальт… торий, уран… Бомба… Какая бомба? До бомбы еще десять лет!» — споткнулся в цепочке ассоциаций Олег — «Ты делал бомбу?… Нет, гречневую кашу я не умею…» — Вот оно! — «Девять дней одного года»! — Ицкович, уже почти превратившийся в связи с обстоятельствами в Баста фон Шаунбурга, наконец, понял: актриса…
«Как же ее? Лазарева?… Нет …, Смоктуновский, Баталов… Ну же, ну!… Лаврова! Точно! Татьяна, кажется. Надо же опять Татьяна!»
— Мне позвать полицейского или просто закричать? — Спокойно спросила женщина.
— Зачем? — Баст достал сигареты и протянул женщине. — Разрешите вас угостить?
— А сигару пожалели? — И голос у нее оказался под стать внешности. Чуть надтреснутый, с легким носовым призвуком. Возбуждающий.
«Обойдетесь, фройлен.»
— Вы курите сигары? — В кармане пальто у него была еще одна, и Баст не стал жадничать. Не сейчас.
Он вынул сигару и галантно протянул даме. О, да. Это он тоже уже понял. Не просто красивая женщина — дама. Породистая, холеная, знающая себе цену …
«Сучка…» — Пришел к выводу Ицкович.
— Я пошутила. — Улыбка скользнула по красиво очерченным полным губам, но глаза остались спокойными.
— Кто вы? — Она достала из элегантной сумочки серебряный портсигар, разумеется, для длинных, дамских и, естественно, дорогих сигарет.
Немецкий, несомненно, для нее родной язык, и все-таки она не немка. Впрочем…
— Себастиан Шаунбург. — Представился он.
— Шаунбург … — Задумчиво повторила она, и в ее взгляде мелькнуло что-то похожее на недоумение. — Вы имеете отношение к фон Шаунбургам из Баварии?
— Самое прямое. — Разговор принимал интересный, можно сказать, интригующий оборот.
Пять минут назад Баст рассеянно посмотрел в окно кофейни — пластинку как раз сменили, и звучал медленный фокстрот «Одна ночь в Монте Карло « — и ему показалось, что в глубине кондитерской напротив сидит молодая, замеченная им уже, шатенка. Разумеется, эту женщину он уже встречал, Шаунбург, садясь за свой столик и подзывая жестом кельнера, успел увидеть, как она вошла в кондитерскую. Бутылочного цвета пальто, рыжая лиса на плечах, кокетливая шляпка, из-под которой видны пряди волос в тон лисе, ну может, чуть темнее… Фигура, лицо, показавшееся знакомым…
«Где я мог ее видеть?» — Спросил себя Баст и едва не вздрогнул, вспомнив вдруг, где и когда засек эту женщину.
Как будто пелена спала с глаз, или вернее с памяти …
«Вот же черт!»
Первый раз — если это действительно был первый раз — он увидел ее вчера поздно вечером на вокзале в Праге. Мелькнула неподалеку, среди снующих людей и клочьев пара,- Баст был слишком занят Жаннет и почти не обратил на нее внимания, — мелькнула и исчезла, чтобы возникнуть в дверях уже Венского вокзала. Причем, как вспомнил теперь Шаунбург, женщина не выходила из здания, а входила… чтобы еще через пару часов возникнуть на этой улочке, куда и сам-то Баст попал совершенно случайно.
«Оп-па, слежка? Возможно».
Но, с другой стороны, кто же посылает на улицу таких бросающихся в глаза женщин? Но если это не наружное наблюдение, тогда что ей нужно от Шаунбурга и зачем она за ним шпионит?
— Шаунбург … — Задумчиво повторила женщина, и в ее взгляде мелькнуло что-то похожее на недоумение. — Вы имеете отношение к фон Шаунбургам из Баварии?
— Самое прямое.
— Тогда, мы с вами, возможно, даже родственники… — Голос звучал ровно, интонации безупречны, но взгляд…
— Вот как! — Улыбнулся Баст. — С какой стороны?
— Я Кейт Лангенфельд.
— Мой бог! — Ну, по-другому, скажем прямо, Шаунбург отреагировать просто не мог.
Приехать в Вену, обнаружить эту фантасмагорически непрофессиональную слежку, которую он благополучно прошляпил, и выяснить, что шпионит за ним не кто-нибудь, а сама Кайзерина Кински!
— Кисси … Бог мой! Что ты делаешь в Вене, и зачем, ради всех святых, ты за мной следишь?!
